Здесь нет той, самой главной, махнул он рукой, за оборону Сталинграда, я не успел ее получить
Извините, мое любопытство, сказал я, видя, что оно немного сконфузило моего нового собеседника.
Я увидел на его руке часы, но, зная, что они тоже остановились в самое неподходящее время, я уже не стал спрашивать, который сейчас час.
Он же, снова уловив мой взгляд, сам завел разговор о времени.
Они стоят, уже давно, сказал он мне, показывая на свои часы.
Я знаю, ответил я, а потом со вздохом добавил, они стоят с той самой минуты, как вы сели на этот поезд.
Незнакомец удивленно посмотрел на меня своими серыми глазищами и возразил:
Вовсе нет.
Тут уже удивился я:
Как же нет? Разве здесь бывает по другому?
Здесь, бывает по разному, немного грубовато ответил мне мой новый собеседник, а мои часы остановились совсем в другой момент.
Если не секрет, то в какой? продолжал я настойчиво интересоваться.
Вы уверены, что хотите это знать? засмеялся, вдруг незнакомец.
Уверен, ответил я спокойно.
Он перестал смеяться и так же спокойно ответил:
Они остановились в тот самый момент, когда, наконец то, сделав свое дело, убрал свои руки от моей шеи проклятый «фриц», к стати сказать, точная копия Фридриха Паулюса, да они все для меня на одно лицо, он немного помолчал, а потом заметил, как видите, часы могут останавливаться в самые непредсказуемые моменты, даже во время смерти.
Не сложно было догадаться, что моего собеседника задушил какой то немец во время Сталинградской битвы. Разумеется, Фридрих Паулюс, самолично, вряд ли мог это сделать, скорее всего, мой собеседник, просто считал, как и многие другие, что виноват в его гибели именно главнокомандующий, который руководил смертоносной операцией. Я еще, будучи школьником, прочитал иллюстрированную книгу о Нюрнбергском процессе, на котором он давал свидетельские показания. Но я не стал говорить этого моему собеседнику, по тому, что только сейчас, я понял, проанализировав его последние слова, что время, указанное на остановившихся часах, может совпадать со временем смерти человека, а это означало, что только одно, что я нахожусь на том свете.
Вы хотите сказать, что я умер? прямо спросил я у него.
Я не хочу это сказать, ответил незнакомец, вы сами это говорите.
Но мои часы остановились в полдень, в то же время, я сел на этот поезд, сказал я, вопросительно глядя на него.
Он же спокойно отвечал:
Только и всего, только и всего.
Я видел здесь свою мать, сказал я ему.
Так чего же тогда ты переживаешь? Это нормально, здесь также могут появляться и живые и мертвые. Но, правда, только те мертвые, которые умерли не своей смертью. И живые, и мертвые могут приходить сюда к своим самым любимым людям, которые оказались здесь и нуждаются в них.
Я не понимал, что он хочет этим сказать. Одно я знал точно, что мой очередной собеседник, снова оказался сумасшедшим. Я злился на себя все больше и больше. Заодно, я злился и на него. Мне казалось, что он специально травит меня. Не будь он калекой, я, наверное, ударил бы его. И только я успел об этом подумать, как мужчина встал со своей каталки и стал выплясывать «яблочко» на совершенно здоровых ногах.
Но, как же так? закричал я, у вас же только что не было ног!
Если так кажется вам, то это совсем не говорит о том, что так происходит на самом деле, совершенно серьезно ответил мне мужчина и направился к двери вагона.
Я, сам того не замечая, последовал за ним. Он же, прямо на ходу, открыл дверь и спрыгнул с поезда, помахав мне рукой. Я бросился к нему, но не успел его схватить. Он, буквально, выскользнул из моих рук. Я был уверен, что он разобьется, но помочь ему уже ничем не мог. Я высунул голову в дверь, чтобы посмотреть ему вслед. Резкий порыв ветра ударил мне в лицо. Была ночь, но луна светила так ярко, что с легкостью можно было видеть, что твориться вокруг. Каково же было мое удивление, что незнакомец, совершенно целехонький, поднялся и пошел по направлению движения поезда, махая мне снова рукой. Я махнул ему в ответ, и в тот же миг получил сильный удар в спину, от которого, я чуть было не вывалился с поезда. Я чудом удержался, зацепившись за перила. Когда я увидел своего обидчика, то сразу же заметил его сходство с Фридрихом Паулюсом, который был одет в тот же самый костюм, в котором я видел его на фотографиях, приведенных в прочитанной мной книге о Нюрнбергском процессе. Это было совершенно невероятно. Я просто остолбенел от неожиданности. Он снова замахнулся на меня. Но я, еле еле успев увернуться, захлопнул дверь вагона и отбежал от нее как можно дальше. Он погнался за мной по вагону, крича:
Отдай мне кружку! Отдай мне сейчас же кружку!
Я неплохо знал немецкий, поэтому смог его понять. Единственное, чего я не понимал, так это было то, почему он требует у меня возврата этой кружки, я ведь так ее и не взял.
Он гнался за мной и продолжал кричать одно и то же. В конце концов, он сказал, что сейчас пристрелит меня, если я не подчинюсь его требованию. Я остановился и повернулся к нему. Он же, как цепной пес, налетел на меня и повалил на пол. Между нами завязалась борьба. Он вцепился своими ручищами в мое горло и стал меня душить. Я не принадлежал к числу очень сильных физически людей, поэтому у него бы с легкостью получилось задушить меня, если бы я, вдруг, не вспомнил про заколку в виде спицы, которую мне отдала рыжеволосая девушка. Я вынул ее из кармана шинели и, собрав остатки сил, вонзил в шею моего противника. Его хватка немного ослабла. Я резко вытянул спицу назад, и из его шеи прямо мне на грудь хлынула кровь. Это означало, что мне повезло, и я попал ему в артерию. Он схватился за шею, и потом упал на меня. Я оттолкнул его от себя и встал. Он остался лежать на полу вагона, истекая кровью. Я еще раз посмотрел на его лицо, теперь же я уже отчетливо понимал, что этот «фриц» не так то уж и похож на Паулюса. Хотя, что то общее у них, конечно, было, как, наверное, у всех немцев, какая то запоминающаяся отличительная черта во внешности, позволяющая определить принадлежность человека именно к той или иной нации.
Я же, решив, что с меня хватит, направился к выходу из этого вагона. Здесь мне было уже делать совершенно нечего. Меня всего трясло от того, что мне только что пришлось сделать. Чтобы не видеть своих трясущихся рук, я опустил их в карман шинели, заодно, убрав туда спасшую мне жизнь (как это иронично не звучало в данной ситуации) заколку. В кармане, я наткнулся на железный предмет, в котором, без труда, я тут же узнал ту самую кружку, которую требовал у меня «фриц». Теперь то я точно знал, что если мне в этом поезде кто то что то предлагает, то эту вещь надо обязательно брать, по тому, что она может очень пригодиться, как, например эта заколка. С этими мыслями я покрутил в руке кружку и убрал ее снова к себе в карман.
«Жаль, что никто не одолжил мне рубаху», подумал я иронично, глядя на свое отражение в зеркале, которое висело возле выхода из этого вагона. Теперь моя рубаха была вся в крови «фрица». Вид у меня был просто ужасный. Но выбора у меня не было, и я, открыв дверь, перепрыгнул в следующий вагон.
Я снова очутился в тамбуре. Все было точно так же, как и в прошлый раз. Возле окна стоял мужчина лет сорока пяти в длинной серой шинели, на которой не было погон. Его темно русые волосы были, по прежнему, небрежно зачесаны назад, вот только брови, уже не были сдвинуты к переносице. Его серо зеленые глаза, на этот раз смотрели не в окно, а прямо на меня. Он слегка приподнял одну бровь и дружески улыбнулся мне. В руке мужчина держал папиросу, от которой струился вверх легкий дымок. Хотя тамбур, как и в прошлый раз, был наполнен характерным запахом табачного дыма, сейчас, я даже не заметил этого. Я удивился, увидев своего старого знакомого снова, да к тому же, еще и снова в шинели.
«Видимо у него их было несколько штук, и он отдавал их всем подряд направо и налево», подумал я про себя.
Напрасно вы так думаете, молодой человек, обратился ко мне мой знакомый, видимо, каким то образом прочитав мои мысли.
Вы можете читать мысли? спросил я.
Он улыбнулся и похлопал меня по плечу.
У меня шинель одна единственная, и я расстаюсь с ней только в самых крайних случаях, сказал мой добрый собеседник.
Тогда что же надето на мне? спросил я его с ехидством.
На вас? спросил он, все так же лукаво улыбаясь мне, по моему, это называется «рубаха».
Я посмотрел на себя и остолбенел от удивления. На мне снова была только моя прежняя одежда, но уже совершенно чистая. И никакой шинели.
Не удивляйтесь, в этом нет ничего странного, продолжал он, просто моя шинель вам больше не пригодится, чего не скажешь обо мне самом.
Я вопросительно смотрел на него, а он между тем пояснил мне:
Вы уже не попадете в тот вагон, из которого вышли, а вот мне придется еще не раз пройтись по нему, а я, брр, он поежился, не люблю сквозняков.
Как, не попаду, спросил я, вспомнив, что пообещал рыжеволосой девушке, давшей мне заколку, забрать ее с собой, когда найду выход.
Очень просто, отвечал мой знакомый, разве можно дважды войти в одну и ту же воду?