Сборник лауреатов премии Владимира Набокова. Том 3 - Сборник 3 стр.

И остались тобой не замечены
искромётные страсти метели.
Погасили сегодня свечи мы
на краю нераскрытой постели.

Не испили хмельное желание
настоявшейся сладостной браги.
И ложатся стихи в оправдание
на листки белоснежной бумаги.

И ложатся цветы друг на дружку,
словно скошенные печалью.
Ты никак не забудешь подружку,
перетёртую дальнею далью

И фантом угрызения совести,
как свидетель, былые ошибки
теребит в окончании повести
на портрете усталой улыбки.

Когда я тебя разлюблю,
мне больно уже не будет.
Крест чёрный по календарю
оплавится скупостью буден.

И буду вручную закат
сама опускать над постелью,
ложиться в свой маленький ад
на стылую простынь метелью.

Остыну Звенящую стынь
уже не почувствую кожей.
Моя однобокая тень
застынет в проёме прихожей.

Заснежит зальделую дверь
и холод восславит искристый
Нет боли утрат и потерь,
в чьём сердце осколок льдистый.

У небесной любви земные черты:
это руки твои, это нежность и голос
под прикрытием слов, где слышны Я и Ты, 
чистоты расцветающий лотос.

Обними, защити обнажение чувств,
непорочность зачатья движенья друг к другу.
На роль Девы Марии я не гожусь 
превращусь в боевую подругу.

Превращусь в жизнестойкий алмаз бытия.
Удержусь и тебя удержу на обрыве.
В этой жизни важнее всего Ты и Я
на взлетающем к солнцу порыве.

И неважно, что крылья былым сожжены:
ещё мысли живут и сплетаются в слоге.
Мы оставим любви неземные следы
на заснеженном в прошлом пороге.

Было ли? Может, и не было вовсе
Я растоптала себя пред тобой.
Вырваны волосы, сломаны кости,
былью предстала, больной наготой.

Глупая баба Придуманный образ
был возведён божеством в образа.
Дробь барабанную слушая сто раз,
сквозь строй шпицрутенов шла, а не за

Не закоулками, а буераками,
дебрями, лядами Лягу в байрак
я чернозёмом Поникшими кручами
будешь меня отпевать, как батрак

вечной своей пристяжной несвободы.
По́лноте, где моя чёрная шаль?
Тем, кто не рядом, сонеты и оды
будут писать, продавая печаль.

И, спохватившись, когда уже поздно,
силою слова на плахе казнить,
падать у двери, у ног и позвёздно
соединять в Ариаднину нить

Всё ещё грезится солнечным лучиком
образ, ушедший за Ирий давно,
как я с любимым, почти ещё мальчиком,
рядом сидела, обнявшись, в кино.

Ты заполнил меня до краёв,
праведник мой Иов.
Тебе я послана Богом
и стану твоим отрогом,
твоим исцеляющим эхом,
души бриллиантовым смехом;
силой любви моей
тебя заслоню от теней
ведьм, упырей, вурдалаков
и падшего ангела страхов

Тут наш альков, не быть хуле,
ты мой любимый.
Я обниму тебя во мгле
судьбы голимой.
Я отпою, я отогрею
своей болью,
что стала вечностью во мне,
моей юдолью.
И жизни минусы твои
во мне померкнут.
Ты станешь светом на земле,
мой вечный рекрут.
Мы освятимся под луной,
под небесами,
взойдя единою звездой
любви творцами

Какое красивое слово «февраль»!
Звуков округлость как чувства вуаль.
И жаль! Ох как жаль, что февраль
забрал Подарил Вновь забрал
Ах как жаль!

Он словно сверкающий блеском хрусталь,
цветущий миндаль и зеркал вертикаль,
стоический рыцарь зимы Парсифаль 
и жизни моей мой Священный Грааль.

И воет, и бредит угрюмый февраль,
стомножит объятья тоски и печаль.
Не жаль Ах не жаль Но февраль
ужалил Притих Вновь ужалил
Как жаль

Альфреду Шнитке

Пустая комната
Тень чёрная крыла рояля
Пиявкою прилипший у стены,
оскалившись, на тему ДоЛя
он извергал убойные лады.
Ряды
опальных некогда слияний
недружелюбных звуков
нынче слух
любил с восторгом изваяний,
укладывая пазл двух
сердцебиений
диких диссонансов
в гармонию,
в созвучие веков,
всё дальше отдаляя стансы,
и их величество романсы,
и потность париков
Каков
держатель человечьих странствий,
и страсти,
и любви?
Какие корабли,
попав в ненастье,
нащупают в тумане край земли?
Сборник лауреатов премии В. Набокова
И этот стон, и вой 
сплошь ассонансы
плывущих по неведомым морям,
приверженных и якорям,
и дому, матерям
не шлют покоя,
и возлюбленным,
и брошенным,
изгоям
Каким жестоким
кажется он нам!

Альфреду Шнитке

Пустая комната
Тень чёрная крыла рояля
Пиявкою прилипший у стены,
оскалившись, на тему ДоЛя
он извергал убойные лады.
Ряды
опальных некогда слияний
недружелюбных звуков
нынче слух
любил с восторгом изваяний,
укладывая пазл двух
сердцебиений
диких диссонансов
в гармонию,
в созвучие веков,
всё дальше отдаляя стансы,
и их величество романсы,
и потность париков
Каков
держатель человечьих странствий,
и страсти,
и любви?
Какие корабли,
попав в ненастье,
нащупают в тумане край земли?
Сборник лауреатов премии В. Набокова
И этот стон, и вой 
сплошь ассонансы
плывущих по неведомым морям,
приверженных и якорям,
и дому, матерям
не шлют покоя,
и возлюбленным,
и брошенным,
изгоям
Каким жестоким
кажется он нам!

До поры до времени
спит во мне дракон 
аппетит немереный 
съеденных времён

Съест он всех, неласковый
И меня он съест,
если буду сказками
заполнять окрест

и плести «рассказочки»
о всемирном зле
у крыльца на лавочке
бабой «на метле»

или марши громкие
хором голосить,
свои связки ломкие
рвать, как жизни нить,

и, как пьяный дедушка,
с дуба на плетень
сиднем перевешивать
въедливую лень

Спи, дракончик-душечка, 
чтоб тебе не встать! 
вот тебе подушечка,
вечности кровать.

Не о тебе моя печаль,
не о тебе мои молитвы.
Возьми подарки и отчаль
за сталь разрезавшей день бритвы,

за остриё забытых слов,
за боль разрыва по живому,
за хлам разрубленных узлов,
за тень осколков По былому

отвыла в зареве небес,
со мной отпевших умиранье
любви. А ты опять воскрес?
Как истукана изваянье,

маячишь в памяти. Сгинь в ночь
без погребенья и поминок.
Пусть по тебе прольёт из туч
Нефела[8] несколько слезинок.

Прости, измученная память,
моё насилье над тобой,
набила столько всякой драни,
что стала драною сумой,

и, как в кумирню, напихала
божков земной величины,
опричь уваженных мольфаров[9]
из постовой Галичины

Приговорённая к погосту
извилин мозга, как сыскной,
ты рыщешь в закоулках косных
и подвываешь фистулой.

Безбожный прародитель мыслей,
в них боль достигла высоты 
бесплодное исканье истин,
бесполая, хоть дама ты.

Лето заблудилось в сентябре.
Зелены сочистые дубравы.
Осень на листках в календаре
отмечает летние забавы.

Лист не кроет землю. Не сквозит
ветер через щели голых веток.
Солнце, совершая свой транзит,
ластится с игривостью виньеток.

На душе по-летнему уют,
беззаботной радостью сладимый,
только боль из сердца шлёт салют,
чтоб её услышал мой любимый.

Юрию Камышному

Первый ночной мороз,
а лето прощаться не хочет.
Оно ещё в сполохах роз
цветом ядрёным, как кочет

гребнем мясистым, тугим,
тычется в стылые краски
и почитает своим
солнца студёные ласки.

Лето не хочет принять
в краски любви и услады
осени жёлтую прядь
и угасание Лады[10].

Скоро зима постучит
треском мороза По блеску
вновь нарисует пиит
кистью художника фреску.

Глоток вишнёвого сока.
В нём вкус любви позабытый,
хмельной, за давностью срока
канувший в космос открытый,

пьянящий цветом рубина,
кровавыми бликами сердца
Играй, душа-окарина,
тебе никуда не деться.

Тебе пить по капле влагу
глаз моих, в губы сухие
впитывать винную брагу,
солод и хмеля златые

сполохи вишни зимней,
падать в объятия стужи,
стряхивать с сердца иней.
Мне твой экстаз нужен.

Нужен в любви напевах
незатухающим пульсом,
лета и ягод спелых
неповторимым вкусом.

Иосифу Бродскому