Люби навсегда - Юрий Окунев 5 стр.

Жестоки часовые стрелки,
И уходить уже пора.
Я стал расчетливым и мелким:
Коплю минуты, вечера.

Вам это кажется забавным,
Я сделался совсем иным,
Я стал завидовать недавно
Всем вашим близким и родным.

Не только тем, кто в давней дружбе,
Кому уже влюбляться лень,
Но даже тем, кому на службе
Вас можно видеть каждый день.

И вот я слышу: до свиданья
Прощаюсь. Закрываю дверь.
И я уже за новой гранью
Что занимает вас теперь?

Домашние заботы? Письма?
Любимцы из семьи родной?..
Так знайте:
               вечный их завистник
Всегда стоит за их спиной!

Сегодня вы уедете в Тбилиси.
И я за то простить меня прошу,
Что я уже одно из первых писем
Вам до отъезда вашего пишу.

Заранее оно пусть будет с вами.
Быть может, ваш разнообразит путь,
Быть может, неспокойными глазами
Вам на него захочется взглянуть.

Мне ваши описать глаза хотелось,
Но о глазах есть тысячи стихов,
И я поэтому теряю смелость,
Не находя предельно точных слов.

У вас в глазах не хитрых, не надменных
Притворной и лукавой нет игры.
Они до удивления добры,
До странности просты и откровенны.

Увидев,
        я обогатился ими.
Они мне зренье сделали острей.
У памяти никто их не отнимет.
Ведь я хозяин памяти своей!

Я не исчезну с ваших глаз.
В любые дни. В любой заботе.
В такой-то год, в такой-то час
Вы все равно ко мне придете.

Не взятой напрокат судьбой,
Не расстояния канканом
Перехожу на «ты»  с тобой
Нам не прожить самообманом.

Тот человеческий исход
Тебе пока еще неведом.
В такой-то час,
В такой-то год,
В гостях,
В объятьях,
За обедом.
Спохватишься. И смолкнешь вдруг,
Ту неизбежность обнаружа,
Ты вырвешься из крепких рук
Навеки преданного мужа.

И побредешь. Назад. В давно.
Уставшая любовь земная.
И сквозь замерзшее окно
Тебя, быть может, не узнаю

И нас охватит стыд и страх,
Что каждый жил своим покоем.
И ты уснешь в моих руках.
Пусть мы такой любви не стоим.

Главное уже совершилось

Лев Озеров, вы стали мне опорой,
На слабости мои ожесточась.
И наши чуть замедленные споры
Готовность к бедам укрепили в нас.

Сам полдень, как философ, был спокоен.
Пыль суеты была им сметена.
Раздумчиво покачивалась хвоя,
Настроясь на его полутона.

Сказали вы:  Проститесь со вчерашним.
В любви вы обретаете Свое.
Вам ничего теперь уже не страшно.
Свершилось. Вы увидели Ее.

Взаимности не ждите и доверьтесь
Всему, чем возвышает Вас Она.
Но путь к вершине нам грозит и смертью.
Не струсите?.. Нелегкая цена!..

Город Пермь. Люди прибыли в командировку.
Осторожность, упрямство, смекалку, сноровку,

Горячась, умоляя, ликуя, кляня, 
Все исчерпать успели в течение дня.

Почитали газеты. Заняться им нечем.
Угрожающе надвигается вечер.

 Ведь не зря домино людям богом дано, 
Молвил первый. Второй:
                                А не лучше ль в кино?

Третий пивом с таранькою душу таранил.
А четвертый витал в облаках в ресторане

Пятый
    странный и чуждый страстям гражданин
Хочет в город поехать, остаться один.

Странный тип! Простофиля! Ходи да зевай
Странный тип простофиля
                                           садится в трамвай.

Хоть никто и не звал его в гости, а все же
Он спешил, как мальчишка, волнуясь до дрожи.

Никогда не откроет: зачем, почему
Нервно улицу ищет. Что нужно ему?

Все приметы сойдутся. Вот сквер. Вот аптека.
Это улица Дальняя? У человека

Есть приметы. Но точного адреса нет.
Третий дом от угла. Окна. Таинства свет.

Двор. Ковер на веревке. И кот на скамейке.
Чей-то голос:  Все пропил, ну, все до копейки!..

Две старушки толкуют о том и о сем,
Про нескладных зятьев и приснившийся сон.

Спросит их человек неприметного вида:
 Проживала когда-то здесь девушка Лида?

 Лида Тузова?.. Что ты, свалился с луны?
Проживала она еще в годы войны

Столько лет! И, кажись, не жила она даже
Вон их окна на улицу. Там в бельэтаже!..

По луне пробирается луноход.
По земле человек-открыватель идет.

На земле есть загадочная планета,
Что тревожно зовется любовь без ответа,

Где космический холод всех Таней и Лид
Сердцу много великих открытий сулит.

Вот за домом пустырь, освещенный луною.
Там мальчишки со всею враждою земною

Насмерть бились, отстаивали авторитет
Перед дамой прекрасной пятнадцати лет

Он поздней ее встретил. И был ей не нужен.
И давно укатила в Литву она с мужем.

Никогда не была с ним добра и нежна
Так зачем же ему ее юность нужна?..

Это самая светлая тайна на свете.
Пусть столетья проходят, тысячелетья, 

Люди вырвут загадки у дальних планет,
Но Земля не откроет им этот секрет.

Это счастье быть вечно наивным, зеленым,
Быть доверчивым и до смешного влюбленным
И смотреть заколдованно вслед
И, тебя не догнав, на пороге топтаться.
Кто вовек не отплясывал этого танца,
Тот не знает, что старости нет

Вы говорите Дон Кихот?..
Но раз такое вдруг замечено,
Мой Санчо Панса будет женщина
И с ней отправлюсь я в поход.

Что озираешься с тоской,
Печальный рыцарь род мужской?
Опоры нет? Судьба изменчива?..
Да. Как ни вечен книги след,
Но в прозе жизни Санчо нет
А если есть, то это женщина.

Она сказала: «Что за цирк без риска?..
Тоска в благополучии таком».
Поверившую в жребий свой артистку
Работать с сеткой обязал местком.

Но то, что лишь опасностью чревато,
Рождает артистический задор,
Все то, чем раскалялся гладиатор,
Все то, чем заряжен тореадор, 

Все своего достигнет апогея,
Когда на риск имеешь ты права.
Здесь просто надо стать Хемингуэем,
Здесь не помогут громкие слова.

Все высшее работает без сетки
И презирает в творчестве покой.
Верните риск!  и станут руки цепки.
А ты, поэт, ошеломляй строкой!

Любовь впервые. Ты в оцепененье.
Ты в слове нерешителен и скуп.
Но миг еще
               и в пропасть объясненья
Отчаянно твой стих слетает с губ.

И начал главный режиссер: «Опасно
В военных сценах сеять только страх»
А сам подумал: «Да, она прекрасна
Недостижима, хоть и в двух шагах»

Завлит сказал о том, что сцена казни
Запомнится сильней батальных сцен
И понял вдруг: строга, а чем-то дразнит,
Вот хоть бы на день мне попалась в плен

А режиссер второй спросил: «Не слишком
Мы увлеклись приемами кино?..»
И рассудил: «Ох, было бы нелишне
Жениться бы на ней давным-давно»

Но ничего не говорил четвертый.
Не строил планов. Не искал побед.
Он был от восхищенья полумертвым.
Он просто погибал. Он был поэт.

И женщина решила: «Недалекий,
Ты ищешь смерти?.. Так тому и быть!..»
Ведь не считали римлянки жестоким
Повергнутого до конца добить.

Был уверен: уже ничего не вернуть,
И решил: что мудрить?
                               Только в старость мой путь.
Так решил: хватит. Молодость к черту катись!
Интересно, что скажешь об этом, Матисс?

Строки взглянут, какой ты пример им подашь?
Ты назначил мне встречу, иду в Эрмитаж.
Но она все подслушала:  Не суетись!
Я сегодня. До завтра потерпит Матисс.
.
Он уступит. Он вежлив. Он все же француз.
Пусть он гений. И этого я не боюсь.
Я ведь женщина. Значит, имею я дар.
Я сначала узнаю, насколько ты стар.

Эх, поэт. Ты всегда на отчаянье скор.
Подожди сам себе выносить приговор.
Слушай жизнь. Слушай женщину.
                                              И распрямись.
Я сегодня. А завтра музей и Матисс.

С утра спешат все люди на работу.
И я спешу. Один для всех закон.
Мне б рассмотреть ее вполоборота.
Она, быть может, выйдет на балкон.

Как у нее меняется лицо.
Оттенки тени и оттенки света.
Ведь женщина для нас, в конце концов,
Лишь только отдаленная планета.

Друг поучает:  Плюнь на миражи.
Стань, наконец, солидным человеком.
Перед девчонкой этой не дрожи.
Железным будь, шагая в ногу с веком.

Мы разные с тобой, мой старый друг.
Владей и дачами, и гаражами.
И знай: совсем напрасен твой испуг,
Что буду я погублен миражами.

Оставь тревоги, полные предчувствий.
Для беспокойства не ищи причин.
Я занят делом. В министерстве грусти
Имею я высокий, важный чин.

С утра спешат все люди на работу.
И я спешу: один для всех закон.
И пусть бездельником меня считает кто-то.
Я очень, очень занят. Я влюблен.

Сон ли, дымка крымского пейзажа?..
Где сам воздух светится, и даже
Мягче он и утонченней света.
Стало б сном. Но подчеркнула это,

В бесконечность превратила утро
(Смотрит чуть насмешливо, но мудро
Мой читатель).
                Что ж поделать, каюсь.
Снова женщина. Не отрекаюсь.

Шла,
     и луч вдруг становился резким,
Шла,
     и сразу громче стали всплески,
Шла,
     и сразу море стало морем,
Шла,
    и в ликованье день бесспорен.

Не к тебе. Не возгордись собою.
Ни к кому. А просто шла. К прибою.

Отчужденно и без соучастья.
Странно. Что же это было?..
                                      Счастье!