Держи язвк за зубами и смотри у меня!
А мальчуган в ответ только повизгивал:
Господин мой! Не бей меня снова! Я больше не буду! Христом богом клянусь! Я больше не буду! Обещаю! Я теперь со стада глаз не буду спускать!
И, увидев, что творится, Дон Кихот сердитым голосом прокричал:
Ты! Невежественный, крамольный рыцарь! Что ты творишь зло по отношению к незнакомцу, который не в силах защитить себя! А ну-ка, садись на коня, бери копьё Дон Кихот заметил, что у крестьянина было тоже было копьё, брошенное на землю там, где стояла кобыла, и я покажу тебе, где раки и зимуют и какой ты мерзкий трус, если такое можешь творить!
Селянин, увидев над собой кошмарную фигуру, сплошь увешанную ржавым оружием и размахивающую копьём перед самым его лицом, помертвел от страха, думая, что всё, явилась его смерть, и дрожащим миролюбивым, заискивающим голоском пролепетал в ответ:
Милостивый господин рыцарь, этот мальчуган, которого я наказываю здесь мой беспутный слуга, который служит мне тем, что охраняет стадо моих овец и в исполнении своего долга такой раззява, что я каждый день лишаюсь по меньшей мере по одному барану, и потому я вынужден наказывать его нерадивость и разгильдяйство или скорее жульничество, хотя он утверждает, что это я плутую и возвожу за него поклёп, чтобы не платить ему, но видит бог, этот негодяй лжёт в каждом своём блудливом слове!
Ты лжешь мне, злодей! неистово крикнул Дон Кихот, Солнце, которое освещает нас, свидетель того неопровержимого факта, что сейчас я более не произнеся ни слова, пронжу тебя вот этим святым копьём! А ну плати ему и не вякай, а если не заплатишь, то я, богом тебе клянусь, я тебя уничтожу и уложу на этом самом месте в нашу святую матушку-землю!
Кряжистый землероб от ужаса напрудил в штаны и опустил голову и, не отвечая ни на какие слова Дон Кихота, развязал своего слугу, у которого Дон Кихот тут же спросил, сколько ему должен его хозяин, на что тот сообщил, что ему задолжали за девять месяцев, если брать на круг по семь реалов в месяц. Дон Кихот долго прикидывал и высчитывал в уме и обнаружил, что хозяин задолжал мальчишке целых шестьдесят три реала, и осознав это, Дон Кихот топнул ногой на трясущегося лендлузера, повелевая, чтобы он тут же раскошелился и заплатил парню, если не хочет тут же окочуриться, потому что, да будет Бог ему надёжным свидетелем, если он не забьёт его в землю, как гвоздь!
Окончательно обосравшийся от страха лендлузер, неистово забожился, что-де, он не виноват ни в чём, и, видит Бог, его долг не столь велик, как утверждает лживый мальчишка-пастушонок, и он готов поклясться всем святым в своей полной правоте, причём такой клятвой, какой он до сих пор ни в жизнь не клялся, и да будет Бог ему свидетелем, денег он должен не так много, потому что из этого долга надо вычесть стоимость трёх пар башмаков, которые пастушок износил, шляясь по горам и весям и один реал в счёт одной клизмы и одного кровопускания, которые ему сделали, когда он серьёзно занемог.
Все это хорошо! Пусть будет так! твердил Дон Кихот, Но нам всё равно придётся записать обувь, клизму и кровопускание в счёт ударов, которые вы без особой вины нанесли ему, едва не спустив всю шкуру, ведь если он спускал со своих башмаков подмётки, вы спускали шкуру с его же тела, что является компенсацией потерь, и если лекарь пускал ему кровь, когда он был больным, для того, чтобы он выздоровел, то вы пускаете ему кровь, когда он здоров совершенно, для того, чтобы он стал больным, и с этой стороны он вам ничего более не должен!
Увы, господин доблестный рыцарь, беда в том, что у меня нет здесь денег, они все дома, и стоит только андресу пойти со мной в мой дом, как я тут же заплачу ему одну королевскую монету за другой!
Мне идти с ним? С этим? в ужасе вскричал мальчик, Боже-ж ты мой! Кажется, маразм крепчает! Час от часу не лучше! Что за год мне выпал, боже мой! Нет, Господи, ни за что, стоит мне поддаться и пойти с ним, он тут же сдерёт с меня шкуру, как какие-то хмыри с этого святого Варфоломея, а я буду только дёргаться, как Петрушка на верёвке!
Он не сделает этого! горячо в сердцах возразил Дон Кихот, Достаточно, чтобы я послал его, моих грозных доводов вполне хватит, чтобы он уважал меня, мне достаточно того, чтобы он поклялся мне честью своего рыцарского ордена, к которому приписан, и тогда я готов отпустить его, и я ручаюсь, что он, без всякого сомнения, вернёт тебе, милый мальчик, свой долг!
Милостивый государь! Одумайтесь, сэр, и взгляните на то, что вы говорите! трещал мальчик, Вы вероятно вовсе не соображаете, что этот мой хозяин никакой не рыцарь и не принадлежит ни к какому ордену, смотрите, это Хуан Халдуд, богатый крестьянин из села Кинтанара!
Мало ли что, ответил дон Кихот, и иным Халдудам пристало становиться рыцарями, тем более, что каждый из них кузнец своего счастья и таковых надо судить только по делам их!
Это правда, сказал Андрей, но каким судом судить этого моего хозяина, чьи дела состоят только в том, ибо он отказывает мне в хлебе насущном за труд мой и пот мой?
Брат Андреас! Помилуй Бог, если я отрицаю хоть йоту своего долга! заверещал селянин, глаза которого разбежались при этом в разные стороны, как шары ртути, И вы просто не можете себе представить, как я рад, что вы пришли за мной, поверьте, я клянусь всеми этими чёртовыми рыцарскими орденами, какие ещё завалялись в этом мире, сейчас же идём со мной, и как я уже обещал, я верну весь свой долг по последнего гроша! Это счастье для меня заплатить тебе! Только пойдём побыстрее со мной!
Можно заплатить и без счастья, сказал дон Кихот, верните мальчику только то, что вы задолжали и этого достаточно! И смотрите только, чтобы вы исполнили всё, как вы поклялись, а если нет, то Христом Богом клянусь вам, что я снова найду вас и покараю вас, и что я смогу отыскать вас, даже если вы прячетесь лучше, чем ящерица в норе. Если же вы захотите знать, кто является источников этих повелений, и дабы быть более уверенным в своей обязанности исполнить их, знайте, что я храбрый дон Кихот Ла-Манческий, защитник обиженных и укрывать сирых и знайте же, Бог милостив, я покидаю вас в уверенности, что вы ни под каким соусом не осмелитесь отречься от своих обещаний и прибегнуть к лжи, и останетесь верны обещанной клятве, будучи готовым в случае её неисполнения к скорой и суровой казни.
И, сказав это, он пришпорил кобылу и стал улыпётывать прочь от обалдевшего крестьянина, который внимательно следил за ним глазами, и наконец увидев, что Дон Кихот скрылся за кромкой леса и что он больше не вернётся, вернулся к своему слуге Андреасу и сказал ему:
Сын мой! нежным голоском пропел сельский прохиндей, Идите сюда, я так хочу заплатить вам за всё, что я вам задолжал, как повелел этот несчастный, доверивший мне право повелевать!
Я клянусь, сказал Андреас, что вашей милости будет сподручнее выполнить заветы того доброго джентльмена, и вернуть мне деньги! Да здравствует он тысячу лет! Он столь храбр и добр, столь предан справедливости, что если вы не заплатите мне, тогда он, как грозный дух мщения, вернется и исполнит то, что обещал!
Я тоже клянусь, сказал сельский кулак, но, я ещё насколько люблю вас, дорогой Андреас, что хочу сильно увеличить плату, и вернуть даже большую сумму, чем задолжал!
И, схватив мальчика за руку железной хваткой, он тут же снова привязал его к дереву, где так отдубасил его, что тот остался висеть на дереве полумёртвым.
Ну, что, господин Андреас, кричите, во всё горло, сейчас зовите своего заступника обиженных и сирых, веселился крестьянин, ну-ка попробуй, может, к несчастью, он тебя как-нибудь и защитит! Хотя, кто его знает, я думаю, что это ещё не конец, потому что мне приходит в голову, что с тебя ещё можно спустить шкуру, как ты и опасался!
Но, наконец, он развязал его и даже дал разрешение на то, чтобы он пошла за своим судьёй, чтобы тот исполнил суровый приговор. Андреас отшвырнул мерзкое крестьянское копьё, и поклялся, что пойдет искать храброго дон Кихота, чтобы тому стало известно, что тут в конце концов произошло, и заплатил сторицей за все его пакости, так что мерзкий крестьянин только посмеивался на виду у плачущего в голос Андреаса.
И в это же самое время, отважный дон Кихот, довольный случившимся, и окрылённый тем, что он избавил кого-то от обид, полагая это началом великолепных рыцарских подвигов своих, с великой радостью трусил в свою деревню, бормоча вполголоса себе под нос:
Прекрасно, что ты можешь назвать себя блаженнейшей из всех, какие только живут на земле, о прекраснейшая из прекрасных Дульчинея Тобосская! Судьбе было угодно подчинять всецело твоей воле такого храброго и благородного рыцаря, каким был, есть, и будет дон Кихот из Ла-Манчи, того самого, который, как все знают, вчера был принят в рыцарский орден, а сегодня искоренил величайшее зло на свете и произвол, которые были вызваны беззаконием и крайней жестокостью: сегодня он вырвал кнут из руки того безжалостного палача, который без причины терзал одного хрупкого отрока.