Значит, она опять пытается развести меня на деньги?!
Я не знаю. Разбирайся со своей женщиной сам.
Во мне по-прежнему не было ревности. И даже почему-то не было страха, что он может уйти. Мне вдруг стало невыносимо скучно.
Знаешь, я, пожалуй, пойду спать.
Спустя неделю или две я снова застала его напивающимся в одиночку у меня на кухне. Всё это время я не задавала ему вопросов на тему того нашего разговора. В конце концов, это же его жизнь, его выбор, причём, очень серьёзный выбор, причём здесь я?.. Я не хотела никак вмешиваться в ситуацию, как-то влиять на его решение, как-то облегчать ему тот груз ответственности, который вдруг свалился на него.
Она сказала, что это была девочка!
В его глазах стояли слёзы.
Какой у неё был срок? поинтересовалась я.
Вроде, двенадцать недель, неуверенно ответил он.
Сомневаюсь, что на выскабливании при таком сроке можно определить пол В любом случае, мне кажется странным сидеть тут вместе с тобой и страдать о твоём нерождённом ребёнке от другой женщины.
Ты жестока и бесчувственна! Я только что потерял дочь!
Всё происходящее показалось мне, мягко говоря, несколько бредовым. В смысле, я реально должна была проникнуться сочувствием к его душевным и нравственным страданиям?! Вот в этой весьма странной и, скажем так, нетипичной ситуации? Что, где и когда пошло не так, что именно я я! вдруг оказалась «жестокой и бесчувственной»?! Я восстановила равновесие своей пошатнувшейся было реальности и сказала, что думала:
Тебе не кажется, что ты чуток охренел?
Я не знаю, встречались ли они ещё. По крайней мере в его общении со мной тема Ленки и всего связанного с ней больше никогда не возникала.
13
Ещё одной темой наших постоянных разногласий были мои ремонты в квартире. Я как могла старалась благоустраивать своё гнездо. Квартира всё ещё стояла в простеньких и блёклых обоях «от застройщика», хотя с момента моего заселения прошло уже почти три года. И вот теперь я постепенно занималась обновлением дома. Ремонты для меня были одновременно и актом проявления творчества, и источником вдохновения. На одну комнату уходило всего два-три дня: если я бралась за переделку, то ныряла в это с головой, практически даже без перерывов на сон.
Женю, однако, раздражал бардак, который неизменно возникал в процессе ремонта. Раздражал настолько, что он немедленно собирался и уходил к друзьям жить, пить, играть в компьютерные игры. И возвращался только когда я, завершив ремонт, наводила снова порядок и чистоту.
Возможно, я бы гораздо легче переживала такие его уходы, если бы он на прощанье не обвешивал меня чувством вины космического масштаба. Просто собраться и уйти молча он почему-то не мог. Сначала было необходимо подробно объяснить мне, что я лишаю его возможности нормально жить. Он уходил, я оставалась со своим ремонтом, но вместо творческого взлёта со мной оставалась огромная тяжесть и пустота. Я чувствовала себя обязанной как можно быстрее закончить «весь этот бардак, в котором невозможно нормально жить», чтобы дать ему возможность вернуться домой, перестав скитаться по чужим углам. Я чувствовала себя чудовищем, из-за которого мужик вынужден проситься на постой к друзьям. Ему было «плохо», и виновата в этом его «плохо» была я со своими дурацкими затеями.
Кажется, моя реальность начала потихоньку смещаться именно тогда. От уверенной в себе молодой женщины к той, которая «всегда во всём виновата». В первую очередь во всех его жизненных проблемах и неудачах. Если в эпизоде с Ленкой я смогла удержать в себе адекватное восприятие реальности и не дать Жене перевесить на меня ответственность и вину за происходящее с ним, то история с ремонтами выбивала меня из колеи. И сначала я в одиночку белила потолки, шпатлевала стены, клеила обои, пока он отлично проводил время с друзьями, а потом извинялась, каялась, просила прощения, всячески заглаживала вину за причинённые ему неудобства. А он снисходительно меня прощал.
Иногда у меня промелькивала мысль: «Чёрт побери, но это же МОЯ квартира, и это же нормально, что я хочу, чтобы она была отремонтированной и уютной!» Но следом я думала: «Если мы теперь живём вместе, я не имею права на этот аргумент, я не имею права постоянно тыкать его носом в то, что это МОЁ. Даже если оно моё по документам, то по нынешнему факту пользования оно ведь наше, а иначе получается, словно мы не вместе живём, а будто он у меня в гостях. А на этом семью точно не построишь». Потом я думала: «Отлично, раз это и его дом тоже, и он тоже здесь живёт, то почему он не помогает мне заниматься его благоустройством, а препятствует этому и уходит, если я настаиваю на своём?!» И снова отвечала сама себе: «Ну это же была МОЯ затея развезти ремонт, он себе такого развлечения не заказывал, ему и так норм, а если мне не норм, то я и делаю сама для себя так, чтобы стало норм. А он-то тут причём и почему должен отдуваться за мои хотелки?»
Самое интересное, что меня не тревожил сам факт его ухода. Меня опускало на дно самоощущения транслируемое им «ты плохая жена, если мужик вынужден уходить из дома и скитаться по углам». Я, разрушив свою первую семью, очень хотела сохранить эту. Меня всю жизнь, с самого детства, учили, что значит «быть хорошей женой», учили всем женским премудростям, учили и на практике готовить, рукодельничать, поддерживать уют, следить за собой, всячески заботиться о мужчине и его комфорте, и на наглядном примере «идеальной жены» (по мнению отца) моей мамы. И вот у меня снова не получается. Мужчине плохо рядом со мной. Да как же так?!
И ещё я вот думаю, если бы отец реже сравнивал меня с моей мамой (не в мою пользу) и реже бы приводил мне её как пример недосягаемой идеальности, к которой всеми силами надо стремиться, возможно, в моей судьбе многое сложилось как-то по-другому
14
Из редакции газеты я уволилась. Шефу было одиноко по вечерам, и он сделал походы по кабакам обязательной частью корпоративной программы для нашего небольшого коллектива. Пить с такой регулярностью мне совершенно не хотелось, тем более, дома ждала семья, между мной и директором на этой почве нарастал скрытый конфликт, который по итогу вылился в моё заявление об уходе. Я отнесла своё резюме в несколько кадровых агентств города и периодически ходила по предлагаемым мне собеседованиям. Со своим свободным английским, опытом работы за границей и миловидной внешностью я была весьма востребована, так что выбирала скорее я, чем меня.
В начале мая меня пригласили на собеседование в местный филиал «Пепси-колы» тогда в нашем городе был и такой. После многоуровневого собеседования с психологическим тестированием я была принята на работу в качестве личного переводчика финансового директора-австралийца. Работа была интересной и не сложной для меня.
По утрам за мной заезжал на машине один из сотрудников он по пути собирал полный салон коллег-молодых девчонок и кайфовал под наш дружный щебет. Вот только водил он как-то страшно. Я сама не водитель, но я чувствую: вот с этим человеком я еду расслабленно и спокойно, а с этим отчаянно боюсь. С ним я боялась. В конце концов, однажды утром, садясь в машину, я решила для себя, что лучше буду ездить на автобусе, что эта поездка будет моей последней поездкой с ним. Мне было настолько страшно, что я вообще хотела извиниться, что ему пришлось заехать, и отказаться ехать с ним прямо сегодня развернуться и пойти на автобусную остановку. Но хорошие девочки же так не поступают!.. Поэтому я решила начать с завтрашнего дня, а сегодня, разу уж заехал, пусть будет так.
Мы ехали по дороге где-то в промышленной зоне. Нас в салоне было трое пассажирок. Мы болтали и смеялись, я сидела сзади за водителем. И вдруг в какой-то момент, подняв глаза, увидела автобус, едущий на нас прямо в лоб. Удар, сумасшедшая боль. Скорая. Больница. Я не помню почти ничего, кроме кромешной боли. Откуда-то появился Женька быть может, я сама сказала номера телефонов, по которым его можно найти, а может, кто-то ещё я не помню. Помню, как он шёл рядом с каталкой, на которой меня везли на снимок, и грозился убить врачей, если они немедленно не облегчат мне боль. Кажется, в итоге его выставили из больницы за агрессивное поведение.
Я лежала на столе, врачи готовили наркоз, негромко переговариваясь между собой: «С таким низким давлением она не выйдет из наркоза, пусть на всякий случай готовят место в подвале, хотя второй труп за одно утро это многовато, надо постараться вытащить её». На этой вдохновляюще-оптимистичной ноте моё сознание отключилось.
Из наркоза я вышла. Мне вправили вывих бедра, просверлили кость чуть повыше колена, вставили в неё спицу. Теперь три недели лежать на спине на вытяжке.
Пришёл следователь. Оказывается, наш водитель курил за рулём, уголёк с сигареты упал ему прямо на «причинное место», он не справился с управлением и вышел на встречку. Из всех, находившихся в салоне, пострадала только я одна. Он вообще отделался испугом. У пассажирки с переднего сидения лёгкое сотрясение мозга. У моей соседки справа царапина на руке. У меня вывих бедра и разорванная верхняя губа (которую мне заштопали мелкими стежками).
В палате со мной лежало ещё несколько человек. Все они были с очень «странными» травмами. Молоденькая девочка, которая вместе со своим парнем сидела в его машине где-то на набережной. Они припарковались и просто разговаривали, когда на них, прямо на крышу их машины, влетел на полной скорости огромный джип с какими-то «мажорами». Бабушка, которая только выписалась из больницы, где провела целый месяц, и в тот же день решила на радостях поехать на рынок, прикупить себе обновку к лету. Выйдя из автобуса, она пошла через дорогу И вот она снова в больнице. Женщина со сломанными рёбрами, вся в синяках и побоях, которая старательно уверяла нас и приходящего к ней следователя, что она просто оступилась и упала с лестницы.