Как запомнилось - Виктор Васильевич Брюховецкий 2 стр.

И снова наискось и боком
Заря по лесенкам прошла,
И, полыхнув по стеклам окон,
Осинник желтым подожгла,
Позолотила струны сосен,
Берез веселые верхи.
И стало ясно это осень
И выпал шмель из-под стрехи.
И засопел, и завозился!.
Пытаясь выправить крыла,
Он головой о землю бился,
Гремел во все колокола!
И поплыла тоска над полем.
Плыви, басовая, плыви!..
А мы картошечку посолим,
И, разгоняя жар в крови,
Пойдем вперед, навстречу свету,
Рубить пласты, молоть зерно,
Вращать огромную планету
И с ней вращаться заодно.

Набухала тоска в каждой вене и жиле.
Пламенели закаты. Гремели ветра
Мы тогда не сходили с ума просто жили,
Постигали, как эта ведется игра.

Как нечестные честных в грехах обвиняли,
Как, предвидя барыш, набирали по две,
И меняли столы, и колоды меняли,
И хлюздили[1], храня козыря в рукаве

Весны падали с гор и шумели крылами,
Стаи птиц гоготали над ширью степей,
И река, шевеля голубыми валами,
Плоскодонные лайбы срывала с цепей.

У далеких поскотин отары клубились,
Увозили на запад оброк поезда,
И в предчувствие счастья мы солнцу молились,
А кому еще было молиться тогда?

Легко и торжественно, крылья на бедрах,
Ты шла от колодца, волнуя село,
Стояла вода в заколдованных ведрах,
И в каждом по тысяче радуг цвело.

Сверкая слюдой над высокой осокой,
Звенели стрекозы, и день золотой,
Пронизанный солнцем и песней далекой,
Отавами пах и полынной верстой.

И облако мчалось, и ласточки мчались,
Тяжелой пшеницей грузнели поля,
И ведра качались, и бедра качались,
И ветер, качаясь, качал тополя.

Орал на заборе в полуде и глянце
Петух остроглазый, от солнышка ряб.
Я видел и слышал. Мне было тринадцать.
Когда бы семнадцать.
Пятнадцать хотя б

Коростель
И мне не спится.
Тени бродят у пруда.
С крыши капает водица,
Приворотная вода.

На ольхе звенят сережки.
Льет луна молочный свет.
У Наташки свет в окошке.
У Тамарки свету нет.

Лето, лето Грусть, отрада.
Что ж я маюсь в тишине,
Словно мне чего-то надо.
Ничего не надо мне.

Только нудно как-то, тяжко,
Будто что во мне болит
Почему не спит Наташка?
Почему Тамарка спит?

А на том берегу!..
А на том берегу
Небо ленту цветную согнуло в дугу.
Тополь хлопнул в ладоши и влажным лицом
Повернулся к крыльцу, а вверху над крыльцом
Две касатки щебечут на ржавом гвозде
Значит, будет гнездо, значит, скоро в гнезде
Будет выводок новый.
Плодись, мошкара!..
Я несу от колодца ведро серебра.
Я собаку пою
И скотину пою,
Я с касатками вместе о жизни пою.
 Хороша ль?  говорю.
Говорят:  Хороша!
И от радости этой вскипает душа.
День июньский погож. Бездна неба, и в ней
Люди в белом по облаку водят коней.
Кони крыльями бьют!..
Золотая пора!
У соседки косынка, что пламя костра.
У соседки плечо золоченая медь!
Прикоснуться к нему, и не жаль умереть!
Ходит пьяный туман вдоль избы, вдоль плетня,
Накрывает овчиною душной меня;
И жарой разогретый, гоняя тоску,
Я слежу за соседкою, словно бегу,
Задыхаясь,
А кровь до виска достает,
Застилает глаза, и дышать не дает.

Громыхая поутру
Коромыслом по ведру,
Я крещенскою порошей
Шел, вздыхая о хорошей.

А навстречу мне сорока,
Шустрая с любого бока,
По тропинке вдоль села,
Перстеньком играя, шла.

Шла, играла.
Где украла?

Птица перстень уронила,
Черным глазом поманила,
Полетела, стрекоча,
Подбери, мол
 Ча-ча-ча!

Я нагнулся, подобрал,
Дивным перстнем поиграл.

Перстень чудный, изумрудный,
От земли алтайской рудной,
Если глянуть сквозь кольцо
Видно девичье лицо!

Знаю чье!
С того и снится

В рыжем золоте лисица,
Как привидится во сне,
До зари не спится мне!..

В полный дых дыша порошей,
Я иду, снежком шурша;
День хороший, я хороший,
И сорока хороша!

А в этой избушке такой небольшой
Любовь проживала Я рад был стараться.
Косички, кудряшки Влетало вожжой,
Но я все равно прибегал целоваться.

Горели закаты. Чадила зола.
 Уедешь забудешь
Я клялся, божился,
Хотя понимал, что планета кругла,
Сорвись и покатишься
И покатился.

Ходил с автоматом. Дружил с анашой.
Вбивал костыли, разбирался в биноме.
А в старой избушке, такой небольшой,
Прогнили стропила, и ветер в соломе

Кружил по ночам, выдувая тепло,
Оборванной ставнею плакал по-птичьи
Какие кудряшки?.. Какие косички?..
Какое столетье?.. Какое село?..

Любовь? Да была ли?.. Согрела кого?..
Уж, если была, то могла б и присниться.
Я пить перестал бы. Ведь чувствую спиться
Однажды могу. Просто так. Ни с чего.

Счастья синяя птица
Белый бант, воротник
В небе солнце струится,
Жизни вечный родник.

Речка плещет о берег.
Рвется ласточка в высь.
Антарктид и америк
Впереди завались!

Это как перед боем.
Столько вдруг тишины!
Нам не страшно, обоим,
У расстрельной стены

Мы уже понимаем,
Что погибнем с тобой.
И вдыхаем, вдыхаем
Майский день голубой

В соломах ли, на сенных ли пластах,
Не помню где,
Лишь помню на устах
Мерцало золото. Манило и звало.
И было нам просторно и светло
Под ветром, что шумел над головами.
И разжигало солнце наше пламя
За разом раз! Калило добела!
И в этом пекле я сгорал дотла,
До донышка. И ты со мной горела.
Гореть красиво это тоже дело!

А после мы валялись. Две души.
Растрепаны, легки и хороши.
Под небом, на открытом сеновале.
И остывали
Ласточка моя!
По краешку земного бытия
Шагая неизвестности навстречу,
За те мгновенья чем тебе отвечу
Какой тоской, какой лихой судьбою?..
Тобой убит, и воскрешен тобою.

Говорят, что ад кромешный
Жить со мной, а ты не верь.
Навести меня.
Я нежный.
Заходи, открыта дверь.
Я тобой одной болею,
Но, как речка, день за днем
Я мелею. Обмелею,
Не найдешь потом с огнем.
Навести. Такая малость!
Свет зажжем, растопим льды
Нам и жизни-то осталось
От заката до звезды.

Чем-то новым даль окрашена,
Словно и не наяву.
До чего ж планета страшная,
А ведь я на ней живу.

О своем плохом не думаю,
О хорошем не молю,
И судьбу свою угрюмую
Никому не уступлю.

Потому как мне завещано
Жить на свете до ста лет,
Мне завещана и женщина,
Чтоб хранить меня от бед.

Руки гладить, плечи, волосы
С этой женщиной вдвоем,
Если что,
Мы на два голоса
Песни грустные поем.

Вот как хочется знать что случится еще и когда!..
Посмотрю в небеса небо синее чисто и светло,
Ястреба высоки, говорлива на спаде вода,
И упруга полынь под потоками легкого ветра.

Тишина, тишина. На сто верст ковыли да бахча,
Да под сердцем тоска от какой-то неясной тревоги.
Острый тополь стоит, как зажженная в поле свеча
В память тех, кто прошел по извилистой этой дороге.

Жизнь, и вправду, крива Просто быть и дышать экий труд!
А еще надо жить, создавать и творить для грядущих.
Я вперед посмотрю по всему горизонту идут,
Я назад оглянусь нет числа этой прорве идущих.

О, бурлящий поток!.. Но однажды иссякнет вода,
Кто замрет на бегу, кто останется сиднем в коляске.
Серый волк упадет, и царевна уже никогда
Не узнает а что с нею станет в конце этой сказки.

Труба облезла, ставни серые,
Подгнивший верх
Мне из моих любовей первая
Дороже всех.

Приду на речку, брошу камушек:
«Ну, как ты здесь?»
Журчит в ответ как десять кумушек.
Родная песнь!

Комбайн шумит. Пшеница спелая.
Зерно к зерну.
Глоток воды из речки сделаю,
В лицо плесну

На корешках вода настояна.
Знакомый вкус.
Роняет птица слушай, родина!
Стекляшки бус.

Тростник шумит, полынь качается,
Летит пыльца.
И жизнь летит, и не кончается.
И нет конца.