Я определенно считал, что не имею права в такой ситуации думать о себе только о тебе! Всякое противное есть предательство, на которое я, знаю это точно, не способен пойти даже под угрозой сожжения! Но что мне делать, если вся система нашего лицемерного здравоохранения построена таким образом, что до нормальных, не блатных людей, людей без связей, ей нет никакого дела. Системе нужны только деньги и деньги, и потому она для маскировки занимается некоторыми больными бесплатно. Да и то, якобы бесплатно, ибо, я полагаю, огромные деньги в этом случае высасываются не непосредственно из карманов граждан, а из бюджета, из страховых компаний, откуда угодно, но, в конечном счёте, хоть и длинным запутанным путём, всё равно из тех же карманов! Мне самому как-то приходилось в зубном кабинете подписывать обязательство, что я «ни в коем случае не стану предпринимать никаких усилий, для того, чтобы узнать, сколько денег будет перечислено поликлинике за мой зуб»! И какие же после этого у меня появятся выводы? Почему подробности лечения моего же зуба не только должны стать для меня тайной, но я не должен даже думать о том, что за этим может что-то скрываться? А это что-то, судя по всему, нечто весьма странное, что вряд ли приведёт меня в восторг!
Опять отвлёкся? Конечно! Передо мной по-прежнему стоял всё тот же вопрос: «Что делать, как спасать тебя?» Если бы я знал, то сделал бы невозможное, но я не знал! Оставалось ждать, хотя всё меньше верилось и в профессиональные возможности, и, тем более, в моральные качества этого чертового здравоохранения! На беду, я ничего не мог противопоставить этой жульнической системе, которая имеет название, не соответствующее ее основной деятельности здравоохранение.
6
Второй экипаж «Скорой», приехавший далеко за полночь, словно сговорившись с первым, также через шесть часов без малого, проведенных задыхавшейся женой при невыносимом давлении, а мной, время от времени, то в трансе, то в ярости, состоял из двух медиков.
Главного из них, врача, крупного, уставшего, помятого на вид и немногословного, я распознал сразу, сообразив, что высокая тоненькая девушка, тащившая за ним блестящий медицинский чемодан, является его помощницей.
Заново повторились те же расспросы, опять делались записи в бланке, давление и кардиограмма, которую врач с бородой рассматривал, щурясь, протягивая сквозь пальцы длинную бумажную ленту, после чего что-то скомандовал девушке. Она быстро разобралась с «плохими» венами, вогнав тебе большой шприц какой-то розовой жидкости, и стала аккуратно собирать свои принадлежности в блестящий чемодан, готовясь нас покинуть.
Значит так! начал бородач, обращаясь в большей мере ко мне. Давление больной мы сейчас нормализуем. Оно, конечно, великовато. Но на кардиограмме ничего опасного я не обнаружил. Завтра к вам придет участковый врач. Он откроет больничный лист и назначит лечение. По всей видимости, вы переволновались и повышенное давление наложилось на шейный остеохондроз, поскольку после нитроглицерина в течение минуты никакого облегчения не наступило. Это значит, и не наступит, поскольку он действует почти мгновенно или вообще не действует, что указывает на другие причины, но не на сердце. Всё это лечится. Оснований для паники нет. Чуть погодя, ещё поглядим на ваше давление Так, так! Ну, вот уже сто сорок пять на девяносто семь. Пульс, правда, по-прежнему редковат всего сорок пять! Брадикардия. Кардиограмму я вам оставляю, покажите её участковому.
Доктор! собралась ты с силами и тихо пожаловалась. Почему шея болит, и скулы сводит от боли, когда давление повышается?
Бородач не проигнорировал жалобы, внимательно исследовал шею, горло и железы супруги и заключил:
Это индивидуальные особенности организма. Видимо, продуло где-то Или остеохондроз. Так бывает
Ну, какой остеохондроз? не выдержал я его спокойствия. Давление ведь зашкаливает! Никогда такого не случалось! И боли в груди такие, что даже челюсти сводит! Такого раньше у нас тоже не было! Причем здесь остеохондроз! Ведь давление
Не беспокойтесь! Теперь часто такое встречается. Жизнь, сами знаете, у всех нервная Самолечение распространено Ничего опасного для вашей супруги я не вижу. Ну, если вы настаиваете, мы её сейчас заберём
В комнате стало тихо под давлением нависшей неопределённости. Я не знал, чего мне хотеть. Этот спокойный до отвращения врач говорил всё так, словно, госпитализация будет чрезмерной перестраховкой, а, учитывая ночное время, необходимость тепло одевайся в твоем немощном состоянии ведь уже наступила холодная осень и долгий путь до больницы и, наверняка, очень долгое ожидание в приемном отделении, мне казалось более правильным оставаться дома. Да и давление снизилось почти до нормы. Появилась какая-то надежда на стабилизацию.
Не беспокойтесь! Теперь часто такое встречается. Жизнь, сами знаете, у всех нервная Самолечение распространено Ничего опасного для вашей супруги я не вижу. Ну, если вы настаиваете, мы её сейчас заберём
В комнате стало тихо под давлением нависшей неопределённости. Я не знал, чего мне хотеть. Этот спокойный до отвращения врач говорил всё так, словно, госпитализация будет чрезмерной перестраховкой, а, учитывая ночное время, необходимость тепло одевайся в твоем немощном состоянии ведь уже наступила холодная осень и долгий путь до больницы и, наверняка, очень долгое ожидание в приемном отделении, мне казалось более правильным оставаться дома. Да и давление снизилось почти до нормы. Появилась какая-то надежда на стабилизацию.
А это не инфаркт? уточнил я, первым произнеся страшное для нас слово.
Нет! По кардиограмме я этого не вижу. Систолы, правда, несколько разыгрались
Не понял! Что? уточнил я.
Пропуски сердечных сокращений Признак аритмии Брадикардия! Но инфаркта я не наблюдаю. Банальный остеохондроз! Так какое решение вы принимаете?
Я не знаю Хуже бы не было, ведь дома мы беспомощны
Я бы ее госпитализировал, хотя веских показаний для этого нет. Но можно и не торопиться. Утром к вам зайдет участковый Можно с ним посоветоваться, понаблюдать
Растерянность мне обычно не свойственна, но теперь я никак не мог решиться на что-то определенное. В отчаянии я взглянул на тебя, и мне стало ясно, что надлежит делать.
Не хочу! жалобно шептала ты и плакала. Не хочу
Ладно! Мы остаёмся! Но что нам делать, если давление опять подскочит? Сбить его нам не удаётся!
Вот эти три таблетки я вам оставляю. Если повысился до ста восьмидесяти-двухсот, примите их по одной в течение получаса. Этого хватит на несколько часов.
Вторая бригада честно отсидела у нас около часа. Я тогда еще подумал, что плана на количество вызовов у них, стало быть, нет, если не торопятся, отсиживаются. Но хорошо ли это или плохо, я не знал! Пожалуй, медикам это на руку, а нам важнее, чтобы врачи были толковыми и добросовестными. В данном же случае, сдается мне, не всё выходит по-нашему.
Ты задремала на высоко приподнятой подушке, а я прилег рядом со своими мозгами, полными страхов, сомнений и несозревших окончательно решений. И хотя спать мне хотелось, буквально, до боли, но заснуть не получалось, так как мутило, видимо, от тяжёлых ощущений в желудке.
Я ещё долго ворочался, стараясь не потревожить тебя, периодически стонавшую, часто болезненно похрапывающую, беспокойную.
Смотреть на часы не хотелось, поскольку я знал по опыту, что после этого за временем придется следить уже до самого утра, постоянно пытаясь заснуть и понимая, что из этого ничего не выйдет. Понимая также, что за меня всерьез взялась изнуряющая бессонница.
Совсем скоро ты, не шевелясь, позвала:
Сашуль! Ты здесь? Пить
Сейчас, сейчас, Людок! Не волнуйся.
Я сходил за водой, слегка подогрев ее в микроволновке. Ты сделала пару глотков. Слезы блестели на твоих щеках.
Мне страшно Я умру А ты без меня ни с чем не справишься
Малыш мой! Не болтай глупости! У тебя всё пройдёт! я боялся при тебе зарыдать.
Нет! У меня опять болит здесь! ты с усилием поднесла руки к горлу. Челюсти сводит Давление опять
Я схватил тонометр, быстро приладил его к твоей руке и, накачивая манжету, всё ждал, когда же он пропищит, показав, что уже достаточно. Но качать пришлось далеко за двести, значит, опять зашкаливает. Я поглядел на часы четыре двадцать. За окном темень. В ход пошли оставленные нам таблетки.
7
Дедуля! Дедуля! услышал я сквозь болезненную дремоту родной, всегда певучий голосок, почти шёпот, и ощутил прикосновение теплых губ к моей колючей щеке. Ты же не спишь? Нет? Покажи как-нибудь, что слышишь меня
Я встрепенулся от неожиданности, и хотел сказать внучке, что бесконечно рад ей, но пересохшие губы и язык лишь предательски что-то просипели.
Как же ты всех нас напугал, дед! торопливо шептала внучка, вытирая слезы, которые текли у неё ручьём. В знак протеста против этих слез, я поморщился и замотал головой.
Всё-всё! Больше не буду! пообещала мне Настенька.
Смотреть на неё было приятно и радостно. Наконец-то рядом родная душа, бесконечно милый сердцу человечек.
Как бабушка? едва получилось у меня пересохшим ртом. И пить!