Дорогие сердцу лица - Михаил Зайцев

Где стол, там и дом,
Дорогие сердцу лица.
А где светлая светлица,
Там невеста пред окном.

А где вся моя семья,
Там и Родина моя!

Смотреть с любовью в небеса
На божью благодать,
Шагать полями и овса
Рукою гладить гладь.
И принимать душою свет,
И видеть далеко.
И по ступенькам зим и лет
Шагать светло, легко.
И восходить на небеса,
И взгляд с них устремлять
На землю, полюшко овса,
На божью благодать.

Дремучим бором вечером бродил.
Под утро рыбу в озере удил,
С ней поплавком задиристым играя.
И в поле васильковом песню пел,
И в даль необозримую глядел,
Тобой любуясь, Родина родная

Если б каждый из нас и любой не из нас
Повторил себе вновь и вновь:
«И во веки веков, и вчера, и сейчас
Да умножатся мир и любовь»,
Как бы наша родная праматерь-земля
Расцвела,
И кормила бы с ложечки нас,
И за это бы с нас ни гроша не взяла
И во веки веков, и сейчас!

Еж дрожит от холода,
Чмокает во сне.
Яблочко приколото
Иглами к спине.

Муравей по яблочку
Не спеша ползет.
Выручалку-палочку
На себе везет.

Кружит над ранеткой
Светлячок, поет.
Следом над планетой
Солнышко встает.

Сладок миг рассвета.
Первозданен вид.
На порядок этот
Бог с небес глядит.

И его тревожит
Малый пустячок:
Вдруг спросонья ежик
Ляжет на бочок.

Олегу Пащенко

Смотрящий в озеро лесное,
Я вижу лес, растущий вниз.
Поляну. Поле овсяное.
Деревьев зубчатый карниз.

И солнце, блещущее ясно.
Себя, смотрящего со дна
Там все волшебно! Все прекрасно!
Там жизни нет. Вся здесь она!

Свет мерцающий ручья,
Тропки вздох вечерний
Чья ты, милая?
Ничья!
Вот и я ничейный!

Вскину сумку на плечо
И айда на пчельник!
Чье ты, полюшко?
Ничье!
Вот и я ничейный!

Светят звезды горячо
Елкою в сочельник.
Чье ты, небушко?
Ничье!
Вот и я ничейный!

Тропкой, полем вдоль ручья
С ходу в мрак вечерний!
Чья ты, Родина?
Ничья
Вот и я ничейный

Печалью полнится душа
Костра стихающее пламя,
Как наземь брошенное знамя,
Свернулось возле шалаша;
Потрескивая и шурша,
Впадает в легкое бессилье,
Но, растекаясь не спеша,
Уже равно небесной сини,
Уже равно тебе, душа!

А мир предельно прост.
Душе близки родные
Стада небесных звезд,
В полях стада земные.

Вечерний свет потух.
По медленному склону
Ведет стада пастух
К открытому загону.

В ночи стада лежат.
Сны видят золотые.
Все вперемешку спят
Небесные, земные.

Этот былинный цветок,
Он потому и былинный,
Что его жизни срок
Длинный-предлинный.

Греет своим теплом
Всех проходящих,
В будущем и былом
Счастья не находящих.

Помыслами высок,
Всех принимает.
Даже, что сам одинок,
Он понимает

Дождь пошел, разлились реки,
Ветер взвился вдалеке,
Позабыв о человеке,
Смыли домик на песке.

Он построил дом на камне.
Реки точат, дождь дробит,
Ветер дом обжал руками
С корнем вырвет!  Дом стоит!

Человек живет добротно.
Но нахлынет вдруг! В тоске
Он выходит за ворота
И рисует на песке

Налетела шпана-воронье,
Озираясь вокруг воровато.
И камнями бросали в нее!
И упала:
«Да что ж вы, ребята?!»

Разлетелись. Собрался народ.
Это ж Машка! С нее не убудет,
Ей привычно лежать у ворот.
Растерялась:
«Да что же вы, люди?!»

Снег посыпал. Сначала краснел
На дрожащей, сочащейся коже,
А потом заскоруз, загустел.
Промелькнуло:
«Да что же ты, Боже?!»

Вода просыпалась с небес
Живительной прохладой.
В лучах вечерних блещут лес
И крынки над оградой.

Чиста, свежа и молода
Вся жизнь земная стала.
Всего упала-то вода.
Но ведь с небес упала!

Вечер. Сумерки. Луна,
Словно девица, бледна,
Без любви и ласки
Строит миру глазки.

Миру сел и деревень,
Городов, заимок
А сама бросает тень,
Как платок на снимок.

Сергею Васильеву

Пить колодезную воду,
Слушать трав и листьев речь.
И небесную свободу
В сердце радостном стеречь.

Жить в лесу в простой избушке,
Ни о чем не горевать.
Утром ранним на опушке
Ягоду в лукошко рвать.

На закат смотреть, дорогу,
На ручья живую нить.
И учиться понемногу
И читать, и говорить.

Скирды сена. Звезды. Тишь.
Сплю на сене. Шорох. Стрекот.
Вдруг мелькнет ночная мышь
И крылом заденет локоть.

На нее махну рукой.
А во сне замечу: важен,
Пан-туман, пройдя рекой,
У скирды притихнул стражем.

И уснул, неверный, ведь,
Проморгав совсем некстати
Звезд небесных круговерть,
Словно буковок в печати!

Воля! Счастье! Меж землей
И далекими звездбми
В дымке сине-голубой
Сплю с открытыми глазами!

Предрассветной ранью
Возле шалаша
Кружит над геранью
Чистая душа.

Чище вздоха мяты,
Трелей соловья
Чья ты будешь? Чья ты?
Все еще твоя!

Весна спешит, бежит ручьем
За девочкой Аленой
О чем поет она?
О чем?
О радости зеленой!

Проталин карие глаза
Таращит в дни былые,
И как Алена-егоза
В просторы голубые.

Стожки соломы вороша,
Бросает их на прясла
И, как Алена, хороша,
А с ней совсем прекрасна!

Есть в запахе вечернего цветка
Печаль и тайна. И его вдыхая
И к лепесткам губами припадая,
Отметишь вдруг: а жизнь-то коротка.

Но запах сей душе не объяснишь.
И ум пред ним робеет. И в томленье
Вдыхаешь вновь. Всю жизнь его хранишь.
И длишь, и длишь летучее мгновенье.

Он смотрел на бегущие воды,
На холодный закат над рекой.
И текли друг за другом народы
Под его распростертой рукой.

Он не видел небес над собою
Были слишком они далеки.
Над рукою своей и судьбою
Распростертой не видел руки.

Наша доля чудна.
Наше небо высоко.
Наша чарка без дна.
А душа одинока.

Распахали поле, посадили репку.
Выросла большая с птичий ноготок.
Ели репку месяц, год и три недели
Репка не уменьшилась ни на волосок.

Пригласили братьев из другой деревни.
Братья отказались, мы их привели.
Ели репку месяц, год и три недели
Зубы искрошились, съести не смогли.

О друзьях подумали, те не отказались,
Появились дружные, будто бы шмели.
Ели репку месяц, год и три недели
Стали все белехоньки, съести не смогли.

Вспомнили о недругах, дали телеграмму.
Прискакали пешие, конные пришли.
Ели репку месяц, год и три недели
Про запас набрали, съести не смогли.

Рассердился дедушка и ударил репку.
Покатилась репка, словно колобок.
Ждали репку месяц, год и три недели
Воротилась репка с птичий ноготок.