Сергей, пожалуй, догадывался, что Вера Николаевна сомневается в нынешней методике, но молчал. Он сам сомневался в своей правоте, но прикидывал, что, если воспользоваться принципиально отличным способом, можно, очевидно, незначительно переоборудовав стенд, хотя бы убедиться быстро, что прежние результаты неверны, а новые полученные логичнее и точнее.
Он просмотрел литературу, в которой излагались теоретические основы иного метода, и прикинул, что для корректного проведения экспериментов придётся солидно повозиться с математикой, ввести поправку, иначе в каждом результате будет постоянная ошибка из-за того, что не учтены конкретные условия опыта. Но он прикинул также, что, для того чтобы убедиться в пригодности новой методики для их случая, можно ничего предварительно не делать с математическим аппаратом, а только перемонтировать схему замера температур.
Впервые ему пришлось так самостоятельно разбираться в тонкостях научного эксперимента, и поэтому стройность и логичность всех рассуждений и выкладок насторожили его. Он уже по своему маленькому опыту знал, что с самого начала огорчают неувязки, не говоря уже о том, что в науке вообще часто приходится перестраиваться на ходу.
«Нет, здесь что-то не так, наверное, думал Сергей, слишком всё гладко получается, вероятно, чего-то не учёл. Или ошибка в результатах будет значительно больше той, которую я предполагаю».
Он в конце концов после всех сомнений пришёл к той же мысли, что и Вера Николаевна: надо с кем-то посоветоваться. После долгих раздумий решил, что самая подходящая для этого кандидатура сама Вера Николаевна. Действительно, она руководитель группы, человек, очевидно, опытный, почему бы не изложить ей свои сомнения по работе, которую они делают сообща?
Нет. Он никак не мог себя уговорить обратиться к ней. Тогда к кому же? К Ивану Николаевичу.
Иван Николаевич, пожалуй, подходил по всем статьям, кроме одной: у него начал работать Сергей, когда пришёл в лабораторию. Вроде бы на первый взгляд это упрощало разговор. Справедливо: они были в прекрасных отношениях. Но, с другой стороны, Сергей боялся, что разговор не получится, потому что о нём потом могут узнать в лаборатории, и пойдут нехорошие разговоры, слухи. Ведь когда Сергея забирали от Ивана Николаевича, оба они были недовольны. Пошли тогда к Бороде, но тот не изменил своего решения, и Иван Николаевич обратился к заместителю по науке института, но дело тоже заглохло, и его перекинули на горящие испытания, людей не хватало.
Объяснялось всё просто: Павлова Ивана Николаевича выбрали секретарём партбюро института, а поскольку он отказался быть освобождённым, оставили ему одного лаборанта и одного аспиранта для продолжения научной работы, хотя предупредили, что ещё никому до него не удавалось совместить два этих дела. Иван Николаевич просил оставить Сергея, поскольку он уже в курсе дела и «парень с головой», но
Теперь к их разговору могут примешать разные мотивы, кому что вздумается, и на этом сиропе развести сплетню. Так, по крайней мере, думал Сергей. И всё же он решился.
То, что Иван Николаевич парторг института, затягивало их встречу. Поймать его было очень непросто, и чем больше Сергей дожидался встречи, тем сильнее сомневался в её нужности, ему хотелось на всё плюнуть, пусть идёт как идёт, его, что ли, дело. Он молодой специалист, а тут солидные люди. Тема и разработки для проведения опытов утверждены и начальником лаборатории, и замдиректора по науке, чего соваться. Без него обойдутся.
Но какой-то червь уже точил его изнутри, и ему хотелось не только убедиться в своей правоте, но и поскорее получить «свою» первую точку, и повторить её, и доказать самому себе в первую очередь, что он прав, что он что-то понимает, что он не зря учился этому. Из ничего сделать что-то!
Да, но Иван Николаевич был неуловим. Его недавно выбрали. Лето, как говорится, «мёртвый сезон», все в отпусках, теперь закипела работа. Он и в парткоме бывал редко, а если и сидел, то не в тиши кабинета, а в окружении людей. Дел у него, оказывается, хватало: партучёба, распределение квартир, подготовка к выборам, сессии в райкоме Обо всём этом Сергей узнал у Зиночки, секретаря-машинистки. Она печатала, не глядя на лист бумаги, и лишь иногда наклонялась к написанному от руки, чтобы разобрать мелкие буквы почерка Павлова. Печатала и разговаривала. «Уехал на агитпункт. В три заседание, а сейчас он у директора. Завтра с утра в райкоме». Она роняла слова небрежно и точно. Повторяла, не сердясь, а на особенно нетерпеливых смотрела такими ангельскими голубыми глазками: «Занят человек, занят. Разве вы не понимаете, он на партийной работе».
Пришлось стать детективом. Валька разработал план. Он сидел у окна и сторожил, не пройдёт ли Иван Николаевич. А когда наконец высмотрел, Сергей опрометью бросился к проходной. «На перехват», как сказал Валька.
Сергей возвращался на стенд и думал, что Валька в жизни преуспеет, на всё у него природная хватка.
Договорились? встретил его Валька.
Сегодня после работы другого времени нет.
Ещё лучше: без посторонних глаз.
Ты считаешь, что так лучше?
Сам же говорил, что не хочешь, чтобы в лаборатории знали. А ты что украл, что ли?
Нет, но всё же
Щепетильничаешь. А сколько мы электричества зря жрём! Воздух ведь гонять надо и печку греть надо, и приборы горят весь день, да и зарплата нам идёт
Молодец, парень, мыслишь по-государственному! Вот и я говорю: что зря печку греть?!.
Смеёшься? обиделся Валька.
Нет, просто я очень жизнерадостный.
Вечером того же дня Сергей ждал Ивана Николаевича в лаборатории, в комнате, где они раньше работали.
Иван Николаевич устроился за своим старым столом, и по тому, как он перебирал папки, открывал и закрывал ящики, чувствовалось, что сидеть ему здесь приятно. Он вздохнул. Потом снова выдвигал ящики, и было ясно, чего ему жаль: что дела запущены. Тема фигурировала, но не двигалась. «Да, верно говорили, этот год для научной работы пропал».
Однажды он уже то же самое думал, сидя здесь, а детали самая крепкая память, они несут в себе огромный заряд прошлого. Он вспомнил о неприятном разговоре с Бородой. Когда-то, давно, ещё в институте, он прослушал у него спецкурс и всё понимал, а в тот раз они никак не могли понять друг друга. Борода говорил, что ему нужны работники и живые темы, а не балласт в плане, а Иван Николаевич клялся, что сможет совместить.
«Поверьте мне, рассердился Борода, я человек пожилой, вы не сможете совмещать, только нервы себе истреплете».
И неожиданно усмехнувшись, сказал: «Не зря же говорят в народе: и рыбку съесть, и».
Поговорка была хороша.
Так и разошлись.
Всё это Иван Николаевич вспоминал, перебирая папки, а Сергей сидел напротив и будто чувствовал, о чём Павлов думает. Он сидел и, будто стараясь надолго запомнить, пpистально смотрел на рыжеватые волосы, огромный гладкий лоб и неровную кожу лица своего бывшего начальника.
Ну, ничего, недолго им пылиться, он даже наклонился вперёд, будто потянулся к Сергею, чтобы передать ему сокровенное. Так о чём ты хотел поговорить? добавил он ещё тише.
Да вот, хотел показать вам кое-какие свои соображения насчёт методики исследования на нашем стенде, начал Сергей в лоб и положил на стол тоненькую ученическую тетрадь.
Вот как? удивлённо произнёс Иван Николаевич.
Да Может, вам неудобно, я об этом думал
Прости, знаешь, я просто уже отвык немного ко мне давно с такими вопросами не обращались.
Они говорили долго. О работе, о методике, о жизни, о футболе всё вперемешку. Сергей вызвался помогать Ивану Николаевичу по старой памяти, а тот в ответ усмехнулся, как когда-то Борода, и сказал ему ту же самую поговорку. Посмеялись. Потом спорили о программе космических исследований: чья лучше, наша или американская.
Разговаривать им было легко оба умели слушать.
А насчёт того, что кто-то скажет, не обращай внимания, если прав, всего не угадаешь заранее. Может, в этом и прелесть, а то бы заскучали. Методика эта верная, сам с ней возился. Возьми мою диссертацию, посмотри, может, пригодится там что-нибудь.
Разве?..
Да, грешен!..
Сергей рассмеялся.
На следующий день Валька устроил допрос Сергею:
Ну, как? спросил он вместо «здравствуй» и дальше потребовал всё «в лицах и с подробностями». Сергей, а это очень сложно? Расскажи, может, я что и уловлю?
Сергей рисовал на обороте диаграммной ленты графики и объяснял Вальке. Показывал тут же на приборах, на стенде и снова чертил. Ему уже виделось всё это не на бумаге, а в деле.
А ты знаешь, почему она тебе не захочет поверить? спросил Валька без перехода.
Ну, почему, философ?
Она боится твоей силы и никогда этого не признает, вот почему.
Сергей пожал плечами.
Ты вроде куришь по малолетству и по глупости, дай-ка одну!
Вот и пригодилось, а ты говорил, бросать надо!
Сергей и Валька сидели и молча курили. Потом Сергей рывком встал и загремел каблуками по металлической лестнице.