Сложно сохранять спокойствие, когда происходят такие ужасные, вопиющие несправедливости. Словно заново пережив все злоключения этого несчастливого утра, Помидорка, сделался так раздосадован, что по щекам его скатились три горючих слезинки.
Зигфриду сделалось неловко наблюдать печаль своего товарища, а Помидорка настолько погрузился в собственные угрюмые мысли, что беседа прекратилась на этой пессимистичной ноте и решила не возобновляться.
Зигфрид почесал затылок. Помидорка вздохнул. Зигфрид тоже вздохнул за компанию, но Помидорка не заметил этот дружеский жест. Пришла пора прощаться. Дракончики молча пожали друг другу лапы, и Зигфрид, озадаченный и не на шутку обеспокоенный, отправился домой. Что же случилось с горожанами?
Думай, дракончик! сказал он сам себе. Думай!
Зигфрид покинул рынок. Проходя мимо ратуши, он по привычке посмотрел на часы и вдруг остановился как вкопанный. Какая-то неприятная мысль мигнула и пропала что-то, неотъемлемо связанное с этим самым местом, с этою площадью.
И вновь дракончик почесал затылок.
Ощущение того, что вчера стряслось что-то важное, лишь усилилось.
«Что я делал вечером накануне?» задался вопросом Зигфрид. Ответа не было.
Он огляделся по сторонам, пытаясь заметить, не изменилась ли площадь за последние сутки, не построил ли кто украдкой новое здание, не обсыпалась ли черепица с близлежащих домов, не повыковыривал ли кто брусчатку. Во глубине души Зигфрид чувствовал, что ответы нужно искать не здесь не во внешнем облике окружающих вещей, а где-то еще, там, куда так просто заглянуть, но куда так редко смотрят. Но почему-то отгадка никак не приходила, а потому он продолжал вглядываться в дома, проходящих мимо дракончиков, мостовую отчаявшись что-либо разглядеть, но не будучи в силах остановиться. Что же произошло здесь, у ратуши?
Площадь отказывалась выдавать свои секреты, и дракончик побрел прочь, побежденный, но не сдавшийся.
Путь от рынка до дома прошел в угрюмых и бесплодных размышлениях. Улицы были привычно людными, однако дракончики-горожане были все так же невеселы, а бедняга Зигфрид по-прежнему не мог подобрать к этой тайне ключиков.
«Как странно», подумал Зигфрид, когда городские стены уже остались далеко позади, «что все так странно».
Тысячи сомнений разом терзали чуткую драконью душу. Что же делать? раз за разом спрашивал себя Зигфрид, что же делать, как поступить? Как себя вести, когда точно знаешь, что что-то пошло наперекосяк, но никак не можешь понять, что?
Увы, все ответы и разгадки на свете словно бросились врассыпную при виде озадаченного дракончика совсем как мыши, заслышавшие тяжелую поступь спускающегося в погреб хозяина, короче говоря, положение представлялось решительно безвыходным.
Когда Зигфрид кое-как добрел наконец до своей хижины, лоб его был нахмурен, а глаза серьезны и грустны.
Зигфрид отворил дверь. На первый взгляд, комната была все той же такой, какой он помнил ее всю свою драконью жизнь Старая добрая комната! Однако же, что-то неуловимо изменилось; что-то во всем мире пропало, испарилось, исчезло. И это что-то всегда незримо и буднично существовало в каждой молекуле Зигфридовой хижины, в каждой частичке воздуха, в каждом вздохе каждого дракончика а теперь весь мир, а вместе с ним и хижина, и комната разом оказались обездолены и обмануты. Это неуловимое что-то кричало о себе на каждом углу, заходилось в безмолвном плаче и затихало в пронзительной грусти, отчаянно просило о помощи и все неотвратимее ускользало прочь от дракончика. Что же это? Где оно? Как его найти?..
Стихи! осенило дракончика. У Зигфрида, как у всякого поэта, была такая привычка описывать все значимые события личной и общественной жизни в форме стихотворений. К стихам он обращался даже скорее дневника. Если муза не приходила сразу, дракончик не отчаивался. Он все равно открывал поэтическую тетрадь и делал наброски: записывал карандашом основные впечатления, разрозненные строки и эмоции, надеясь, что, когда муза все-таки посетит его, этих заметок будет достаточно для того, чтобы припомнить свои недавние чувства и предать их наконец поэтической огласке. Карандашные пометки в этом случае усердно стирались ластиком, а на их месте возникали вечные, несгораемые черничные рифмы. И сейчас он обратился к тетради как к последнему средству, уповая на свою привычку и страстно желая восстановить пропавшие воспоминания. Может быть, вчера он успел накарябать хотя бы пару слов даже самой ничтожной заметки на полях может оказаться достаточно.
Но где же она, где вожделенная тетрадь!? Где же книжка со всеми его трудами? На тумбочке у изголовья кровати, там, где ей надлежало быть на случай непредвиденного визита музы, ее нет! Может быть, в столе? Нет, ни в одном из ящиков! Куда же она запропастилась?
Нужно распахнуть пошире шторы, решил дракончик разве разглядишь что-то в этой полутьме. Вдруг книжка свалилась на пол? Вдруг он нечаянно загнал ее под кровать? Но нет, под кроватью ничего только тень! «И у стола», отчаянно подумал Зигфрид, «такая густая и непроницаемая тень». Тень Тень!
Щелочки-глаза, страшные молнии, вихрь! И тетрадка, тетрадка! Она забрала ее!
Он вспомнил. Зигфрид знал, что если очень потрудиться, обязательно можно было вспомнить все что угодно, но вот только хотел ли он вспоминать этот кошмар? Неужели этот жребий выпал ему одному? Почему Помидорка и другие дракончики ничего не припомнили о визите Тени и о Затмении? Почему никто не судачил об этом на улицах и на рынке? Неужели все договорились не упоминать столь позорное, мерзопакостное происшествие? Но ведь и сам Зигфрид его почти что позабыл! Что же она натворила, эта зловещая тень? Ответ как будто бы лежал на поверхности, но наш герой никак не мог до него додуматься.
Где Тень сейчас? Как ей удалось похитить Хорошее Настроение, да так, что никто этого не заметил? Почему, за что, как с этим справиться? Так много вопросов, и лишь одна ясность во всем этом, лишь одна несомненная величина Ее грозное возмездие.
Мысли роились в беспокойной голове Зигфрида. Ему стало немножко дурно, и он облокотился на стол, чтобы не потерять равновесие. Мир замер.
Тусклый свет струился сквозь окно стройными потоками и рисовал на полу грустное полотно. Почти такое же, как то, что с утра солнышко нарисовало на одеяле четыре искривленных прямоугольника. Пылинки грустно танцевали в ниспадающих лучах. Почему они казались такими грустными? Неужели пылинки умеют грустить? Может быть, дело в лучах?.. Какая же, право, абсурдная мысль! Но иного объяснения быть не может, разве нет? А может быть, а может быть?..
И тут Зигфрид все понял.
Забыв об усталости, дракончик выбежал на улицу и, словно по мановению невидимой руки, посмотрел наверх. Ветер уносил прочь серые бесцветные облака еще пара мгновений, и светлый лик солнца останется неприкрыт, и тогда, быть может, его лучики привычно защекочут глаза, и дракончик зажмурится, а веселые разноцветные блики еще долго будут плясать перед его внутренним взором Но Зигфрид продолжал бесстрашно смотреть вверх.
Облака убежали и обнажили солнечный диск. Холодной, неприветливый, сонный.
Зигфрид продолжал смотреть вверх. Минуту, две. В глазах не кололо. Ему даже не захотелось прищуриться.
Фрагменты мозаики один за другими складывались в стройную картину.
Зигфрид устал смотреть. Он медленно склонил голову, постоял, и вдруг врастопырку плюхнулся на землю задние лапы расставлены, хвост плашмя.
Недавние события одно за другим пронеслись в его сознании.
Вот дракончики собрались на площади. Тень ждет подношений. Что это? Злая шутка, испытание, эксперимент? Дракончики делают свой выбор. На следующий день перед ней лишь один Зигрфид. Тень неодобрительно щурится. Грядет беда! Тень расправляет крылья, и мир погружается во мрак наступает затмение.
Вот самое страшное позади, он покоится в чьих-то объятиях, на небе сияют звезды и полумесяц освещает путь домой. Что произошло стряслось, пока абсолютная темнота царила над драконьей землей? Чем все это время была занята Тень, которую после затмения не видела ни одна живая душа?
Зигфриду показалось, что он знал ответ Тень похитила Солнышко.
Под покровом своих черных крыльев, втайне от объятых паникой дракончиков, зловещая Тень выкрала доброе Солнышко и заменила его на тусклый, бездушный, бледный диск! Жалкая копия, подделка вот что светило дракончикам, вот что грело их в этот безрадостный час! Немудрено, что Хорошее настроение уступило место Унынию, Подозрительность вытеснила Открытость, а здоровая Сварливость утратила Доброжелательность и стала Превредной! Вот почему пылинки, танцевавшие в ореоле фальшивых лучей, казались такими потерянными и грустными, а знакомые пятна света на покрывале и на полу были лишь жалкой пародией на привычные сверкающие пятнышки!
Но почему, почему из всех дракончиков лишь Зигфрид и Помидорка заметили перемену? Почему лишь они вдвоем били тревогу, покуда все прочие горожане предавались будничным заботам, как будто ничего не стряслось?