То, что я увидела, было совершенно немыслимо!
«Шотландская жена в день свадьбы, 1741» значилось на табличке. «Шотландская жена в день свадьбы», эхом раздалось в моей голове.
Я лихорадочно пыталась понять, что же это может означать, но казалось, что прошла целая вечность, прежде чем мой мозг снова начал работать. День свадьбы, день свадьбы эти два слова звучали как припев навязчивой песни и перекрывали мои мысли.
1741. Я снова остановила свой взгляд на цифрах, обозначающих год, и потерла висок, стараясь мыслить яснее.
Дрожащими пальцами я расстегнула одну из своих сережек и поднесла ее к портрету. Я не ошиблась. Озадаченная, я посмотрела на дверь. Где же Рой, черт возьми? Мне срочно нужны были ответы! Сережка жгла мне ладонь, так сильно мне нужно было логическое объяснение.
1741. Я снова покачала головой. Этого не может быть это же какое-то сумасшествие! Скорее всего, мое воображение сыграло со мной злую шутку.
Кто же ты? пробормотала я. И какого черта у тебя мои сережки?
Я обернулась, и ответ лежал прямо передо мной. Церковные записи! Я быстро водила пальцами по табличкам с указанием года на полках, пока не нашла то, что искала, церковные записи 17351767.
Ты должна быть здесь прошептала я, листая страницы. Внезапно даже этот простой поиск показался мне невыносимым.
Картина была написана в 1741 году. После той кровавой расправы! Но в то время Кэмеронов уже не осталось. Кто же эта женщина? Может, это Изабель Кэмерон, моя прародительница, о которой мне рассказывал Пейтон? Или сходство это чистая случайность? Единственное объяснение, которое пришло мне в голову, я изо всех сил попыталась не принимать во внимание и затолкнуть обратно в глубины своего разума. Я просто отказывалась допускать даже мысль об этом.
Я выругалась и перелистнула еще несколько страниц, пока не дошла до 1739-го. Это раньше, чем нужно было, но мне не хотелось упустить что-то из виду, поэтому я прочитала все имена, которыми была заполнена страница. В глазах у меня потемнело, и мне пришлось перечитывать некоторые строчки по несколько раз, так сильно я была взволнована.
Действительно, только на второй раз мне на глаза попалась запись: «Вступление в брак, 1741».
Черт побери! вырвалось у меня.
Внезапно книга стала весить будто целую тонну и скользнула вниз из моих обессилевших пальцев. Мой взгляд все еще был сфокусирован на имени в этой строке, когда книга с глухим звуком упала на пол.
У меня перехватило дыхание. После такого шока дышать для меня казалось чем-то невозможным, и мир вокруг меня начал вращаться.
Дыши! Проклятье! Саманта Уоттс, дыши, иначе снова упадешь в обморок, сказала я сама себе, чтобы держать себя в руках, и с дрожащими губами последовала собственному совету.
Я сделала шаг назад, словно реестр в кожаном переплете был шипящей змеей, которая только и ждала, чтобы вонзить свои ядовитые зубы в мою плоть. И хотя от книги не исходило реальной угрозы, меня охватил холодный ужас.
Здесь, среди этих исторических обычаев, была написана сама судьба. Я столкнулась с доказательствами, которые я всегда считала такими чертовски полезными. Но если эти строки действительно служили доказательством, почему я никак не могла поверить в то, что было написано передо мной черным по белому?
Снова я покачала головой и сделала шаг назад. И еще один. Прежде чем я успела опомниться, я выскочила через дверь на улицу и побежала вниз по склону холма, при этом перед глазами все еще стоял образ улыбающейся невесты. Я достала из кармана телефон и, задыхаясь, распахнула дверь машины. Мой взгляд упал на коробку на пассажирском сиденье.
Это я мы должны встретиться! Немедленно!
Глава 6
Кладбище рядом с Auld a´chruinn, наши дни
Земля под его ногами была влажной от ливня, обрушившегося несколько часов назад на вершины пяти сестер Кинтайла. Аласдер поднял глаза и посмотрел на небо. Он почувствовал на губах давно забытый поцелуй Натайры.
«Поверь мне, викинг нашей боли больше не будет, и наше время придет. Мы воссоединимся», утверждала она, как будто знала будущее. Будущее, которое он отвоевал бы для них обоих.
Мужчина моргнул. Натайра была права. Он находился здесь сегодня, именно так, как она и предсказала ему. Осторожно ступая, он прошел через распахнутые кладбищенские ворота и окинул взглядом могилы. Будет ли когда-нибудь так, как она уверяла? Это вообще возможно?
Подобно армии каменных воинов, надгробия несли свою вечную службу на страже душ усопших. Достойное место для того, чтобы встретить свою судьбу, как ему казалось. Его рука на рукояти меча расслабилась. Аласдер почувствовал себя готовым последовать зову Натайры. Сердце викинга слишком долго отрицало свое предназначение.
Воин внутри него ликовал, желая поднять свой меч к небу и с криком броситься в бой. Словно почувствовав его непреодолимое желание, Вселенная ответила ему ветром, который принес с собой ни с чем не сравнимый запах нагорья. На берегу озера Даич пахло травой, дождем и прошлым.
Натайра была как ветер. Не какой-нибудь нежный бриз, а неистовый шторм. Сильная и неукротимая, дикая и неудержимая. Именно так она и покорила его. Аласдер уверял ее, что больше никогда не поднимет свой меч ради женщины, и ошибся. Слишком долго ему пришлось оставаться без ее любви. Смерть отняла у него Натайру, и он больше не мог без нее жить. Он хотел быть рядом с ней навечно, чтобы они наконец воссоединились.
Дневной свет медленно угасал время пришло. Небо начало менять свой цвет, а горы, у подножия которых лежало кладбище, превратились в черных гигантов. Первые клубы тумана поползли над берегом и протянули к нему свои холодные лапы. Аласдеру нравилось это.
Туман господствовал в нагорье, так же как и на его северной родине. Под его покровом совершались нападения и убийства и то и другое было привычно ему, как и меч в его руке.
Он шагал позади оставшихся стен бывшей часовни, высотой в человеческий рост, прислоняясь к влажному камню и сливаясь с вечерними тенями, которые отбрасывал старый тис. Это было не случайно. Эох его руна наконец-то показала ему это. Наступило время отпустить все и начать заново. Ворона взвилась в воздух и приземлилась напротив мужчины на надгробие. Наклонив голову, она посмотрела на него. Его меч отразился в ее черных глазах, прежде чем она с криком поднялась в небо.
* * *Auld a´chruinn место, куда я поклялась больше не возвращаться. Ужас крепко впился в меня своими когтями, когда я заглушила двигатель и посмотрела вперед. В свете фар казалось, что туман на мгновение обрел форму, прежде чем снова превратиться в танцующую дымку. Я включила обогреватель, но холод уже забрался слишком глубоко и не хотел меня отпускать.
Зачем я пришла сюда? Почему это место, после того как я увидела ту запись в церковном реестре, манило меня каким-то магическим образом? Должно быть, я совсем с ума сошла, раз последовала за этим импульсом.
Несмотря на это, я решительно схватила кинжал и поднесла лезвие к своему лицу.
Встреть свою судьбу эти слова, казалось, стали девизом всей моей жизни.
Вот только как мне объяснить Пейтону то, что я обнаружила? К счастью, ему понадобится еще некоторое время, чтобы добраться сюда из Эдинбурга. Я бросила взгляд в зеркало заднего вида и с трудом узнала себя. Я выглядела так, словно увидела привидение. Я усмехнулась. Это было бы уже слишком. Я открыла дверь и вышла, а клинок был крепко зажат в моей руке.
Никаких призраков, только лишь прошлое, пробормотала я, направляясь к кладбищу. Или все-таки будущее?
Слова из церковной книги снова зазвучали у меня в голове, и образ невесты отчетливо встал перед глазами.
Та картина привела меня к этому месту, направила мои шаги и теперь вела прямо к мемориальному камню пяти сестер. Я не боялась камня, который перенес меня сквозь время, потому что знала: для открытия портала времени нужна кровь. Цветы на розовых кустах не распустились, но, как и прошлой осенью, я насчитала пять бутонов по одному на каждую дочь друида.
Автомобильные фары отбрасывали две слепящие полосы света на полуразрушенное кладбище, пробуждая к жизни зловещие тени. Мне казалось, что где-то в мрачных закоулках этого кладбища подстерегает беда и только и ждет, чтобы довести меня до погибели.
Я должна рассказать Пейтону о том, что увидела, даже если я знала, что это означает для нас, потому что, несмотря на то что я сама себя упрекала, была одна вещь, которую я не могла ему простить. Я всхлипнула. Почему у меня всегда так противно горит горло, когда хочется проглотить слезы?
Это не имело никакого отношения к тому, что произошло в ночь кровавой расправы. Мне причиняло боль не его участие в убийстве моих предков, а нечто другое. Когда-то он дал мне клятву любить меня всегда, Пейтон заверил меня в своем прощении, даже если бы мне не удалось его спасти. Только теперь я поняла, что он не может простить мне то, что я бросила его и спасла. Именно этого я и боялась: он обнаружил, что должен заплатить за мою любовь слишком высокую цену! Черт возьми, казалось, что в конечном счете мы все же проиграем самый важный бой.