Высоко поднятые брови и широко раскрытые глаза монаха воодушевили парня. От едва слышного шепота он перешел на строгий, не знающий возражения тон и сердито глядя на старца, продолжил:
Разве скалистые земли Тибета позволяют нам хоронить наших отцов? Разве наши земли богаты деревьями, которые позволили бы предавать тела наших предков огню? Разве вы хотите, чтобы после того, как наши души оставляют тела и переселяются в иные миры, этот изможденный прах заполонил чистые живительные воды Цангпо?
Можете не отвечать, гневно добавил он, видя, что монах собирается что-то сказать. Ответ нет! Наша святая земля не оставила нам выбора, поэтому мой отец будет продолжать заниматься тем, чем занимается разделыванием трупов!
Жалсан резко отвернулся в сторону. Внутри разгорячившегося юноши все кипело. Теперь, приняв такое ответственное решение, он не скрывал свою ярость, бившуюся в такт его пульсу, и не видел причин сдерживать подступившие к глазам слезы.
Вы даже не поинтересовались, что заставило меня прийти к вам, не глядя на старика, горько сказал Жалсан потухшим голосом, роняя слезы на землю, а свалили все на моего отца, хотя он ни в чем не виноват!
Монах осторожно поднялся с земли и молча попятился назад. Отдалившись от парней шагов на десять, он развернулся и поспешил к корпусам учебных заведений. Как только он скрылся в одном из них, Мимар и Тинджол повернулись и удивленно уставились на Жалсана. Он не обращал на них никакого внимания, пытаясь успокоить разбушевавшийся прилив необузданной силы. Мальчик молча смотрел в песок и ждал. Он понимал, что это не последняя беседа, поэтому старался настроить себя на уравновешенное и более взвешенное общение. Нет, он совершенно не жалел о том, в каком тоне прошел разговор, но все же понимал, что для достижения своих целей необходимо более четко себя контролировать. Парень не видел, как Мимар закончил есть. Не видел, как Тинджол, подкрепив свои силы, поднялся и навсегда покинул монастырь. Опустив голову, он видел лишь песок, который превратился для него в целый мир. Для того чтобы как-то отвлечься, Жалсан стал визуально приближать песчинки. Он мог увеличивать их до тех пор, пока каждая из них не становилась размером с Планету. Мысленно уходя в этот микромир, Жалсан обретал способность видеть его обитателей, еще более нереальных, чем звездные грифы. Они жили своей собственной жизнью, и парень многому научился у этих малюток. Большинство из них вели агрессивный образ жизни, поглощая друг друга. В этом случае Сознание погибших тут же воплощалось во вновь рождающихся неподалеку телах, получая возможность пройти очередной путь. Такие перерождения могли длиться бесконечно долго, но, в конечном счете, после многих тысяч попыток, эти крошки утрачивали склонность к враждебности, и в случае нападения более молодых душ, принимали смерть без сопротивления и даже с радостью, осознавая и принимая долгожданный шанс ступить на новую ступень своего восхождения.
Жалсан не только видел все это, но и чувствовал. Он не разделял этот микромир со своей реальной жизнью. У него не было учителя, способного втолковать в его неокрепшее сознание все эти прожитые жизни. Звездные грифы, погибшие сегодняшней ночью, снова вернутся и окунутся в новую битву, поэтому юноша совершенно не страшился смерти и верил, что после нее последует очередное рождение.
Здравствуй, Жалсан, вывел его из задумчивости приятный бархатный голос, моментально окутавший мальчика теплым куполом, вытеснив из его сердца ярость и былое непонимание.
Жалсан слегка вздрогнул и оторвал взгляд от песчинок. В ярком солнечном свете, бившему ему прямо в глаза, он смог рассмотреть силуэт человека в длинных желто-оранжевых одеждах. Он частично скрывал собой Солнце, и Жалсану казалось, что человек пылает в излучаемых им же золотых лучах. Теплота его голоса и необычный образ заставили Жалсана встать на колени и склониться перед ним в глубоком поклоне.
Нет, нет, рассмеялся монах, видя замешательство юноши. Я вовсе не спустился к тебе с небес. Я настоятель этого монастыря и хочу поговорить с тобой.
Жалсан поднялся и еще раз посмотрел на него. Привыкнув к свету, он осознал неловкость ситуации и густо покраснел.
Не переживай, словно читая его мысли, произнес настоятель. Лучше поешь. Тебе нужны силы.
Я не притронусь к еде, твердил Жалсан, безразлично глядя на миску, которую держал в своих руках монах. Мне нужно стать учеником, и я им стану.
Скажи мне, миролюбиво продолжил настоятель, почему ты хочешь стать учеником?
Потому что я не такой как все, ответил Жалсан, и в душе его вспыхнула надежда. Я вижу то, чего не видят другие. Я чувствую то, что другим не подвластно. И мне это нравится. Но мне тяжело жить среди людей, в которых эти силы не разбужены. Я хочу, чтобы мне объяснили многие вещи, которые я не могу понять, но никто не может этого сделать. Поэтому иногда меня одолевает такая ярость, что я боюсь навредить родным. Мне страшно от того, что я могу причинить им вред, сам того не желая. Я хочу жить там, где меня поймут и направят. Там, где мне объяснят смысл тех миров, жизнь которых для меня открыта.
Лицо настоятеля обретало все более задумчивое выражение, и когда исповедь юноши угасла, монах ласково произнес:
А теперь поешь. Твои слова не оставляют мне выбора. Если все то, о чем ты говоришь, окажется правдой, то тебе даже не придется задержаться у нас. Я помогу тебе отыскать место, в котором тебя не только поймут и направят, но и помогут твоим способностям раскрыться в полной мере. Но сперва закончи испытание. Тебе осталось просидеть без движения до завтрашнего утра. Это сложно, но я верю в тебя.
Не веря своим ушам, Жалсан сглотнул подступивший к горлу ком. Его услышали!
«Просидеть до утра!» эхом вторили слова настоятеля в его юном сознании.
Да ведь это же капля в весенней полноводной реке по сравнению с теми испытаниями, к которым он уже мысленно себя подготавливал! Теперь ему не нужно доказывать свою твердость через еще один круг смерти и рождения! Все его естество ликовало. Такого приятного волнения он не испытывал ни разу в жизни. Возможно, на него благотворно влияла та доброта, которую настоятель проявил к нему, а возможно, его окрылил успех, спустившийся на него благодаря настойчивости и проявленной твердости. Однако сейчас у него не было времени рассуждать об этом. Слегка дрожащими руками он вытащил из-под своих одеяний миску и протянул ее настоятелю.
Это другое дело, малыш, пересыпая еду из своей миски в миску Жалсана, сказал настоятель. Увидимся завтра. Я сам приду взглянуть на твои успехи, добавил он, поднимаясь с земли.
Жалсан проводил настоятеля взглядом, и лишь когда тот скрылся за грядой учебных корпусов, позволил себе взглянуть на еду. Оценив содержимое миски, он тут же вырыл небольшую ямку в песке и высыпал в нее добрую половину цампы, оставив себе всего несколько ложек.
«Мне нужны силы, безмолвно ухмыльнулся он. Если бы вы только знали, где я их беру!»
Позавтракав, Жалсан ладонью вытер миску, спрятал ее под свои одежды и замер. С этого мгновения время остановилось для него. Он смотрел сквозь здания монастыря, не замечая их. Они словно растворились в пространстве вместе со всеми послушниками и монахами. Иногда ученики проходили совсем рядом и рассматривали его, но Жалсан продолжал настойчиво сидеть на уже горячем песке, предусмотрительно подстелив под скрещенные ноги подол своего одеяния. Отрешенно глядя вдаль, он сконцентрировал свой взгляд вне пределов этой крепости. Его воображение вновь рисовало ему иные миры, наблюдая за которыми мальчик терял грани реальности, и уходил глубоко в себя. Звуки Вселенной полностью вытеснили монастырскую суету. Настраиваясь на одну волну с некоторыми из планет, Жалсан слышал их прекрасную мелодию, неуклонно погружаясь в медитативное состояние. Этот симбиоз шепота пустынного ветра, деликатного оркестра духовых инструментов и удивительной приглушенной беседы дельфинов вводил юношу в легкий транс, купаться в котором он мог бесконечно долго.
Лишь старец смог вывести его из этого состояния. Он приблизился почти вплотную и настойчиво предлагал ему еду. Затуманенные зрачки юноши постепенно обрели былую ясность, и Жалсан твердым взглядом посмотрел монаху в глаза. Вытащив из под одежд небольшой мешочек, он пересыпал в него предложенную прожаренную ячменную муку, осторожно налил в миску маслянистый чай, и с безразличным видом поставил продукты около себя, не притронувшись к пище. После этого старец начал растворяться в воздухе, и Жалсан снова утратил грань реальности. Он не замечал ушедшего за горизонт Солнца. Не обращал внимания на вспыхнувшие огни тысяч мерцающих ламп. Не видел он и Мимара, упавшего в беспамятстве на песок, бесчувственное тело которого унесли двое монахов спустя пять минут после провала испытания. Все это для Жалсана утратило смысл. Всего несколько часов отделяло его от заветной цели, и он спокойно провел их до самого рассвета, прислушиваясь к уже полюбившимся космическим композициям. Каждая клеточка его тела, каждая частичка души насыщались этими удивительными вибрациями, с которыми он сонастраивался на одну частоту, получая от этого сладостные наслаждения.