И было бы очень интересно услышать доказательства того, что Эстония и Таджикистан жили одними интересами.
А в то время, когда в Туркмении приписывали урожаи хлопка, в Грузии процветала теневая экономика.
Если называть вещи своими именами, то советская империя столкнулась с теми же самыми непримиримыми противоречиями, с каким сталкивалась во времена своего распада любая империя.
Поэтому никакая перестройка не могла спасти СССР.
По той простой причине, что невозможно «перестроить» жизнь и экономику целых 16 государств, давно уже живших своей отдельной от других жизнью.
Это было невозможно сделать и по той самой причине, о которой говорил Маркс в отношении Османской империи.
Только у коммунистов вместо Корана было свое Священное писание научный коммунизм.
И осуществление перестройки с опорой на научный коммунизм означало то же самое соеденение двух голов на одном теле.
Поскольку руководящая роль давно уже лишенной выдающихся деятелей партии не просто тормозила развитие страны, она мешала ей.
И если во главе государства ставили таких людей, как Черненко и Горбачев, то говорить о дальнейшем было бессмысленно.
Сталин?
Не смог бы и он.
Не хватило бы колючей проволоки.
Да и время его ушло.
Обратим взоры на ту эпоху, скажет по этому поводу сам Ататюрк, когда оттоманское государство, основанное на развалинах сельджукского султаната, владело в Стамбуле короной и троном Восточной римской империи. Среди оттоманских венценосцев были такие, которые пытались основать грандиозную империю, завоевав Германию и Западный Рим. Один из этих властителей мечтал объединить весь мусульманский мир вокруг одного центра и отсюда руководить и управлять им. С этой целью он завладел Сирией и Египтом и принял звание халифа. Другой султан преследовал двойную цель: завладеть частью Европы и, с другой стороны, подчинить своей власти и своему правлению мусульманский мир. Постоянные контрнаступления Запада, недовольства и восстания в мусульманском мире, а также взаимное непонимание между различными национальностями, которая эта завоевательная политика искусственно объединила в одних границах, все это привело к конечному результату: Оттоманская империя, подобно многим другим, стала достоянием истории
Но никому из реформаторов не пришла в голову такая простая мысль о том, что реформация любой империи есть не что иное, как ее распад на национальные государства.
Другое дело сменить слабого султана на сильного.
И после долгой подковерной борьбы сменили!
Сразу двух.
Само собой разумеется, что ни о каком предоставлении свободы завоеванным странам не шло и речи.
Да и зачем?
Ведь все они «дети одной родины», османы, и конституция была лучшим тому подтверждением, поскольку политической концепцией «новых османов» стал османизм, или оттоманизм.
Они провозглашали необходимость реформирования Османской империи по европейским стандартам: введение конституционного правления, созыв парламента, установление либеральных свобод.
Они выступали против колониальной политики Запада, за независимое развитие Османской империи.
Как того и следовало ожидать, ставка на нового султана не оправдалась.
Второй сын султана Абдул-Маджида I, от жены черкешенки Тири-Мюжгян Кадын эфенди к 16-ти годам жизни с отличием овладел исламскими и мирскими науками.
Будущий император получил великолепное образование.
Особенно хорошо он знал военное дело.
Обладая великолепной памятью, Абдул-Хамид свободно владел несколькими языками, был неравнодушен к поэзии и музыке.
Особенно он любил оперу, которая покорила будущего халифа во время его путешествий по Европе.
Для Османской империи подобное искусство было чем-то непонятным и чужеродным, но Абдул-Хамид приложил немало усилий для его развития на родине.
Он даже сам написал оперу и поставил её в Стамбуле.
Молодой принц проявлял большой интерес к науке.
Основатель Германской империи, канцлер Отто фон Бисмарк, так сказал о нем:
Если на земле есть 100 граммов ума, то 90-ми из них владеет его величество, султан Абдул-Хамид Хан, 5-ю владею я, остальными 5-ю все остальные
Когда 31 августа 1876 года Абдул-Хамид вступил на престол, никто не мог и предположить, что именно этот утонченный любитель оперы станет создателем самого кровавого режима в истории Османской импеерии, который унесёт тысячи жизней.
Абдул-Хамид II обнародовал конституцию, но умудрился получить при этом чрезмерно обширные права.
Если выражаться современным языком, новый султан «кинул» поверевших в него «новых османов» и пошел с ним на сделку только с одной целью: получить власть.
А получив ее, расправился с лидерами «новых османов» и с самой конституцией, разогнав в феврале 1878 года парламент и установив в империи мрачную деспотию, которая вошла в историю под название «зулюм».
«Отец турецкой конституции» Мидхат-паша, благодаря которому султан получил престол, был обвинен в участии в заговоре и присужден к смерти.
Помилованный по настоянию держав, он был сослан в Аравию, где вскоре умер.
Подобно своим предшественникам, Абдул Хамид сумел снова стать абсолютным монархом.
Он не был обскурантом, и его правление было отмечено многими прогрессивными реформами.
Но он был нетерпим ко всему, что хоть как-то стесняло его султанскую власть.
Несмотря на все свое образование и ум, Абдул Хамид, подобно своим предшественникам, так и не мог до конца правления понять, что такое национальные права.
В Османской империи ни одна нация не имела привелегий, в том числе и турецкая.
Именно поэтому для османов происхождение ничего не значило.
Только заслуги, преданность и личные достоинства.
И процветал тот, кто умел крикнуть громче всех во время штурма вражеской крепости, ударить сильнее саблей, растопать наибольшее количество врагов, растолкать локтями всех вокруг, лезть напролом без стыда и совести, лишь бы только во славу Аллаха и на пользу и услужение султану.
Жесткость не удивляла никого все османы были жестоки.
Каждый нищий мог стать великим визирем, вчерашний раб царским зятем.
Ведь сказано в Писании: «Разве же у них лестница не до неба?»
Будучи мусульманином, успеха на государственной службе мог добиться кто угодно: албанец, грек, армянин, араб, черкес, курд.
Более того, как это ни парадкосально, турки-анатолийцы считались презренной чернью.
«Назвать турком жителя Османской империи, отмечал в 1840 году Франс Жуаннен, это означало нанести ему глубокое оскорбление».
И ни один султан так толком и не смог понять, зачем Греция, Босния и Герцеговина, Румыния, Болгария, Кипр требовали от них национальные права.
За национальные права выступали и европейские державы, защищая соглашения, заключенные с Османской империей в период ее процветания и предоставляющие иностранцам право занимать должности, иметь своих судей и пользоваться налоговыми льготами.
Не был в этом ряду исключением и Абдул Хамид.
Как и всякий дикататор, он особое внимание уделял настроениям в обществе, сформировав для этого широкую сеть внутреннего шпионажа.
Работа шпионов и доносчиков, зачастую передававших заведомо ложную информацию, напрямую курировалась органами исполнительной власти.
Режим зулюма обернулся для империи взрывом реакции, фактической отменой всех завоеванных ранее прав и гарантий личности, разгулом беззакония и произвола, взяточничества и казнокрадства, доносов и арестов.
Пресса была либо закрыта, либо поставлена под строгий надзор цензуры.
Полурегулярная кавалерия «хамидие», исполнявшая жандармские функции и состоявшая из башибузуков, наводила страх на население, особенно в нетурецких районах империи, где произвол и насилие порой оборачивались страшными погромами с десятками тысяч беззащитных жертв, как то произошло в турецкой Армении осенью 1894 году.
Беззащитной перед лицом реакции оказалась и слабая система светского образования: школьные учебники подвергались строгой цензуре, специальные средние учебные заведения и Стамбульский университет являли собой жалкое зрелище и временами закрывались вовсе.
На всех получивших европейское образование смотрели косо, как на неблагонадежных.
Венцом системы зулюма стало ее идеологическое обрамление доктрина панисламизма, ставившая султана-халифа главой всех мусульман.
Сам султан видел в панисламизме лишь хорошее средство укрепления собственной власти в империи и поддержки этой власти за пределами страны.
Неудивительно, что на практике панисламизм скоро превратился в сугубо реакционную идеологию, сила и влияние которой в мире и империи уменьшались по мере упадка власти султана.
Появилась беспрецедентная по своему размаху машина государственной пропаганды, чья задача сводилась к превозношению режима и нагнетанию нетерпимости по религиозному признаку внутри общества империи в рамках новой государственной идеологии панисламизма.