Анатолий Рубцов
ЦАРИ
Внуку Андрею, дочери Анне, ее мужу Ярославу и моей жене Маргарите посвящаю.
« в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься».
Бытие: 3:1719«Но одевающиеся пышно и роскошно живущие находятся при дворах царских».
Лк. 7:25ГЛАВА ПЕРВАЯ
Итак, Арей остался один: единственный бессмертный на Земле. Вначале он не чувствовал того, что у людей называется одиночеством. Он давно привык работать в одиночку, подолгу отсутствовать на ОЛИМПе, а потому, не пылая большой любовью к своим соплеменникам, и теперь долго не испытывал ощутимой потери, лишившись самой возможности общения с ними.
Полный радостной надежды, он вернулся в Рим, торопясь на основе недавно обретенных принципов любви и веры возобновить работу на полигоне. Но какая может быть работа при абсолютном отсутствии источников энергии? Его финансовые источники были по-прежнему надежны, торговля хлебом в Риме процветала, объемы операций росли в геометрической прогрессии, но что деньги? разве можно было получить хоть квант энергетического поля, хоть эфемерный атом энергетического облака за все богатства, что, будто в насмешку, полноводным потоком текли на его счета. Лишенный энергии Арей полностью утерял контроль над полигоном, и тут все пошло наперекосяк: прежде всего проявил себя Калигула, которого вначале боготворили все, но, спустя недолгое время, зарезала собственная охрана преторианцы, а следующий император, Клавдий, прослывший при жизни идиотом, по смерти был признан мудрым и справедливым и наделен за это соответствующим титулом «божественный», в то время как последний из Цезарей Нерон, что последовал за Клавдием, зарезал себя сам, дабы не попасть в руки своих богобоязненных сограждан, спешивших свести с ним счеты. Все это казалось настолько безобразным, нелогичным, настолько не вязалось с прекраснодушными планами Арея относительно внедрения принципов любви и веры на полигоне, что он впервые пожалел о своем решении остаться на Земле. А пожалев, затосковал и взвыл-таки от одиночества. Пребывая как-то в сильнейшем приступе меланхолии, он перебирал безделушки, за время работы в Риме в избытке накопившиеся в его просторном «домусе», и вдруг наткнулся на вещицу, о назначении и истории появления которой не сразу вспомнил. Небольшая панель с несколькими кнопками пульт управления, кажется чем только? с тремя буквами на задней поверхности: Э, А, К ах, да, конечно: Эак, царь Эгины, отец Пелея, одна из его самоделок, ключ, который он подарил Арею, когда тот покидал АИД И тогда Арей вспомнил
«Мне будет не хватать тебя, сказал Эак, прощаясь. Ведь все-таки по отцу мы братья. Он грустно усмехнулся. А главное, ты друг Прометея. Это для меня значит еще больше. Послушай он вопросительно взглянул в глаза Арею. Послушай, ты не мог бы иногда навещать меня Здесь так не хватает свежих лиц Новостей Особенно если будет что-то о Прометее» «Сюда не так-то просто попасть», заколебался Арей, вспомнив Харона, Кибера и мрачные коридоры АИДа. «Знаю, кивнул Эак, погоди-ка. Он наклонился и начал что-то искать во внутренностях своего стола, где, похоже, порядка было еще меньше, чем на его поверхности. Вот ключ, довольно проговорил Эак, протягивая Арею тот самый пульт. Я его сделал когда-то для Прометея, а вот отдать так и не успел. Будет возможность, отдай ты Работает он очень просто: нажмешь на эту кнопку попадешь сюда; нажмешь на эту Впрочем, на эту не нажимай: может нарушиться точность настройки на мою лабораторию. А это ручка настройки. Но настраивать лучше не пробуй. Это сложно Ну вот, а нажмешь сюда и возвратишься обратно. Проще не бывает, правда?» «А что же ты сам?» удивился Арей. «Я Эак с сожалением развел руками: Иногда мы выходим на Землю, но только ночью Люди нас боятся, а солнце мгновенно убивает. Да и ночью происходит невозобновляемая потеря энергии Таково устройство АИДа» виновато закончил царь Эгины.
Арей заинтересованно покрутил пульт в руках. «Да нет, не было у меня возможности отдать его Прометею», пробормотал он, успокаивая собственную совесть. Арей не без труда открыл крышку отвертки среди безделушек в его доме не числилось, поскольку подобного инструмента на Земле еще не существовало, придвинул поближе лампу и надолго задумался, стараясь понять принцип работы «ключа». «Хитро! в конце концов заключил он. И так просто!» Это был миниатюрный пространственный конвертор. С его помощью можно было, пронзив напрямик пространства, попасть, например, в тридцатое измерение, где, собственно, и располагался АИД, куда, иначе, вела длинная дорога через пещеру, переправу Харона и пространственный туннель под охраной Кибера, путь, который Арей без содействия Гермеса никогда бы не смог преодолеть.
Подумав еще немного, он решительно нажал на ту кнопку, пользоваться которой Эак ему не рекомендовал, и тотчас, чуть ли не одновременно, вдавил в панель кнопку возврата. Вначале ему показалось, что ничего не произошло, просто осталось впечатление вспышки света, но постепенно, как бывает, если закрыть глаза, взглянув на ярко освещенный предмет, проявилось изображение, и Арей понял, что побывал ТАМ.
Вечернее солнце, все еще проникающее в атрий[1], в глубину таблиния, где он сидел, уже почти не попадало, а потому увиденный на мгновение дневной свет показался ему особенно ярким. Он закрыл глаза и тогда отчетливо увидел Эдем.
Изображение походило качеством на неудачную черно-белую фотографию, и все же Арей не сомневался, что побывал в Эдеме. Он видел густой, запущенный сад, каких-то животных, будто заснувших в его глубинах, черные силуэты птиц, с раскинутыми крыльями застывших в слепяще-белом небе. Все это, уже постепенно ускользающее, уже сворачивающееся в белое пятно, было захватывающе красиво, но таких пейзажей на Земле хватало, и не внезапно увиденная красота оставляла абсолютную уверенность, что это был Эдем, нет: одновременно с видением его заполнило ощущение небывалого покоя и гармонии со всем миром, дававшее чувство абсолютной внутренней, а не внешней красоты, что и внушало полную уверенность пребывания в том самом Эдеме, о котором рассказывал Прометей.
Чувство погружения в прекрасное было настолько сильным, что, открыв глаза, Арей ощутил острое сожаление, что не остался в Эдеме. Но как еще можно было проверить, работает ли кнопка возврата? Основное правило ведения военных действий первым делом обеспечить путь отступления. Хорош он был бы, оказавшись в АИДе и убедившись вдруг, что кнопка не работает: если уж выбирать, где оставаться из-за отказа техники, то лучше, конечно, в Эдеме, резонно рассудил Арей.
Однако кнопка работала исправно, и теперь можно было отправляться в АИД, но Арей медлил. Он понимал, что ничего и никого не найдет там: всех эвакуировали, и все мало-мальски ценное вывезено, но все же все же: а вдруг там можно будет хотя бы зарядить свой блок питания?
* * *Ну конечно, из АИДа все вывезли, да и самого АИДа не осталось: свернули в одномерные катушки длинные коридоры, спрессовали в тончайшие двумерные листы гулкие кубокилометры бесчисленных помещений, свалили в безмерные нуль-пространственные мешки все оборудование, что тысячи лет выписывалось дотошными учеными и поставлялось из метрополии, все это загрузили на несколько старых грузовиков и вывезли к Солнцу, где они вместе с содержимым трюмов и сгорели бесследно в бушующих протуберанцах молодой звезды в общем, ничего здесь не осталось, было только серое ничего, о котором нечего было и сказать-то, кроме странной фразы, возникшей вдруг в голове Арея: «Пришел туда не знаю куда, добыть то не знаю что». Впрочем, какая-то поверхность под ногами все же была он чувствовал ее, хотя разглядеть не мог, так как мешала мгла, не тьма даже, а серое ничего, как зыбкая кисея висящая перед глазами. Но раз была поверхность, значит, имелась и какая-то структура, пространство, пусть даже тридцатого измерения, но все-таки пространство со свойственными ему закономерностями, а тогда, может, они не все вывезли, что-то оставили, с надеждой подумал Арей, оставили, потому что забыли, как это обычно бывает, когда собираются многие, надеясь друг на друга, или потому, что предпочли бросить, чтобы не тащить вдаль ненужный, неудобный груз. И еще он различил звук едва слышимый, бесконечно далекий, нескончаемый стон, который еле перекрывал естественный шум в ушах, создаваемый током ихора в собственном теле. Он стал медленно перемещаться в сторону источника звука, то и дело останавливаясь, чтобы проверить правильность выбранного направления, и наконец заметил слабый огонек, начавший постепенно увеличиваться по мере приближения к нему, пока не превратился в приоткрытую дверь из-за которой и струился неяркий свет. Стен не было, но дверь существовала, и Арей заглянул в нее.
Это оказалось довольно большое помещение со стенами да, да, внутренние стены имелись! одну из которых занимали неплотно закрытые тяжелые ворота, тускло поблескивающие золотыми листами покрытия. На каждой створке ворот было выпукло выбито по три чеканные буквы: Т, А, Р черная щель, как след излома цельной плоскости, то ли разделяла два одинаковых, коротких, немых словца «тар», то ли разрывала одно, в два раза длиннее, угрожающе рычащее слово «тартар». Из щели ощутимо дуло, именно оттуда доносился стон. Но это было не все: в центре комнаты, подогнув в воздухе ноги и повиснув невысоко над полом, расположились, будто на стульях, три короткостриженых мощных молодчика в черном. Глаза их были полуприкрыты, позы хоть и разные, но одинаково расслабленные, а выражения лиц наоборот, напряженные, какие бывают у тех, кто ожидает приема у зубного врача, у судьи или у хирурга. (Следует сказать, что ни один бессмертный не избежал зубной боли. Их зубы были устроены так же, как у людей, и потому, неизбежно изнашиваясь за первую сотню лет, они рано или поздно превращали всех бессмертных в мучеников стоматологии, до тех пор пока любители нектара и амброзии полностью не лишались собственных зубов и, счастливые наконец, не становились обладателями зубов искусственных.) Они не спали, но и не бодрствовали, хотя можно сказать и по-другому: они не были включены, но их и не отключили, они находились в режиме ожидания а зависело это от того, кем они являлись, бессмертными или роботами, и Арей это выяснил, как только вошел в дверь. Они, эти молодчики, мгновенно включились, задвигались, заполнили собой все помещение, перемещаясь на упругих ногах, резко вскидывая их перед лицом Арея, рубя воздух отточенными движениями рук, которых, казалось, у каждого стало по сотне как минимум. Ну да, это же непобедимые бойцы и непревзойденные строители, как говорится, мастера на все руки, легендарные гекатонхейры[2], сообразил Арей и тут же замер, застыл в неподвижности, зная, что с этими парнями шутки плохи, что, раз уж он вошел с ними в контакт, надо проявить максимальную осторожность, дабы не случилось беды. Действительно, гекатонхейры могли манипулировать сотней своих рук разного предназначения и, соответственно, делать сотню всяческих дел одновременно. Их руки, с различным количеством суставов, всевозможной длины и формы, по мере необходимости появлявшиеся и исчезающие на любом из участков тела, способны были отражать натиск до зубов вооруженного врага и в то же самое время совершенно спокойно укачивать ребенка, возводить стены жилища, играть на кифаре[3], готовить обед из десятка блюд, постригать газон, ремонтировать сверхсложный прибор и так далее и тому подобное короче, они могли все. Арей видел гекатонхейров в действии, когда они возводили капитальные сооружения ОЛИМПа. Вначале этот нелегкий труд выполняли титаны, но Дий забраковал их работу как уже говорилось, весьма непрофессиональную и заменил гекатонхейрами, а титанов отправил под землю, на строительство АИДа. Впрочем, и под землей титаны не проявили себя с лучшей стороны, на помощь им бросили гигантов[4], но те оказались не в состоянии в достаточной мере увеличить скорость прокладки и качество отделки штреков, так что и тут в конце концов без гекатонхейров не обошлось.