Это мой кабинет. Я здесь работаю, а иногда уединяюсь, когда надо подумать или просто хочется побыть одной Ана покачала ногой, обутой в золотую сандалию. Похоже, она хотела о чем-то спросить или рассказать но никак не могла решиться.
У вас что-то случилось? решил помочь ей Петрович.
Ана посмотрела ему в глаза:
Скорее, у вас, сообщила она тихо, без всякого выражения, без драматизма в голосе, который так любят применять в разговоре женщины (ты слышала!? и круглые глаза), чтобы, вероятно, не напугать собеседника.
Петрович недоверчиво улыбнулся, оглянувшись отчего-то по сторонам:
Вы шутите?
Какие тут шутки Впрочем, ничего страшного. Не волнуйтесь Просто отныне вам лучше не покидать этот дом. Вообще. Никогда.
Наконец-то Петрович всё понял. Все странности, происходившие в этот вечер, нашли свое рациональное объяснение, мрак рассеялся: они тут все ненормальные, все не в себе, понял он.
Я что же, у вас в плену? Вы взяли меня в заложники? Нужно было говорить как можно спокойнее, как можно рассудительнее так следует разговаривать с сумасшедшими и пьяными, читал где-то Петрович.
Сейчас я вам всё объясню. Вам надо только поверить мне. А поверить будет непросто Знаете что? Уверена, вы никогда не пробовали шамбертен. Думаю, бокал шамбертена это то, что лучше всего сейчас сможет помочь, и мне, и вам. Любимое вино Наполеона, этого баловня судьбы. Не могли бы вы взять на себя труд открыть эту бутылку?
Отчего же не открыть? проворчал Петрович. Хотя лично я предпочел бы поскорее узнать, что вы имеете в виду, говоря, будто мне лучше не покидать ваш дом.
Мне некуда больше спешить пропела она, наблюдая, как густая, красная, словно кровь, жидкость наполняет бокалы.
И правда, отличное вино, никогда такого не пил, сказал Петрович, закусывая кусочком сыра. Хм. И сыр прекрасный, никогда такого не ел Но что, черт возьми
Собака. Если вы видели ту собаку
Собака? При чем тут собака?
Конечно, собака ни при чем. Потому что это была не собака. Это был Гласиа. Гласиа Лаболас. Двадцать пятый дух, губернатор преисподней, предводитель тридцати шести легионов духов Можете в Википедии посмотреть. Я сомневалась в этом, я не была в этом уверена но вы сами сказали, что видели собаку а Гласиа Лаболас именно собакой и оборачивается Но раз это был Гласиа, раз Гласиа решил ограбить меня, а вы ему помешали, то теперь вы его личный враг Вы представляете себе, что значит быть личным врагом губернатора преисподней? Теперь везде, кроме этой квартиры, в любом месте земли и неба, вас будет поджидать опасность, очень серьезная, смертельная даже опасность вы понимаете это или нет?
Вообще-то я не верю ни в преисподнюю, ни тем более в губернатора преисподней, сказал Петрович, подумав в то же время: «Но я уверен, что она сумасшедшая, а значит, это правда у меня проблемы». А насчет опасности, продолжил он, так она и без того везде поджидает нас. Ни на улице, ни дома я не чувствую себя в безопасности. Разгул преступности, война, беженцы Мы все уже привыкли к постоянному присутствию опасности и даже перестали ощущать ее бесцеремонность.
Ну вот, я же говорила: трудно будет поверить Налейте-ка еще шамбертена. Да-да, и мне тоже.
Может, и в самом деле напоить ее, подумал Петрович. Напоить и сбежать отсюда. С девчонками он как-нибудь справится. Откроется ли только дверь? Да и найти ее еще надо эту черную дверь в этом темном доме.
Поймите, Гласиа Лаболас и есть источник опасности, о которой вы говорите. Опасности для всех, для каждого живущего в этой стране и в этом городе. Как вы думаете, кто затеял эту войну? Он со своими легионами кто же еще!? А теперь вы, лично вы, помешали ему заиметь вещь, которая была у меня в сумке. Вы представляете, кому перешли дорогу?
Ну хорошо, а вам-то самим, откуда про него известно, и почему, собственно, в вашем доме мне можно чувствовать себя в безопасности, несмотря на то, что опасность кругом? Петрович старался оставаться спокойным и логичным, хотя чувствовал, что паника постепенно овладевает им и долго ему не продержаться в окопчике здравомыслия, оставаясь в окружении этих сумасшедших. Тут мог помочь только шамбертен, и он снова щедро налил и ей, и себе.
Потому что мне всё известно. О вас и обо всех, спокойно, веско, с сознанием собственного достоинства проговорила она. Хотите, я расскажу, как вы провели сегодняшний день, с самого утра и до момента вашей встречи с Гласиа. Хотите?
Петрович, попытался вспомнить, как он провел утро до того времени, когда отправился в издательство. И не смог. Собственно, это было обычное утро утро одинокого, пожилого человека: он принял душ, побрился, принял лекарство, потом что-то ел, что-то пил, читал что-то (наверное, так так было каждое утро), но самих этих дел, мелких и заурядных, он совсем не помнил, они не проявлялись в виде привычной череды картинок у него в голове, скорее всего, благодаря своей обыденности. Поняв это, он сразу успокоился: диагноз был ясен. Ее диагноз, да и его тоже.
Попробуйте, пожал он плечами.
Что ж, извольте, она усмехнулась отчего-то. Вы проснулись в четыре-пятнадцать час быка, так сказать. Вам не спалось. Вы сходили в туалет, выпили горошинку корвалмента, потом принялись за Кьеркегора
Ну да, он меня успокаивает корвалмент в смысле, признался Петрович и вдруг почувствовал, как волосы дыбом встали у него на голове: Но откуда вы это знаете? Откуда вы знаете про корвалмент, про Кьеркегора?! он в ужасе посмотрел на собеседницу, которая, подняв свой бокал, отсалютовала ему:
Ваше здоровье! Мне кажется, согласно Кьеркегора, вы эстетик, не так ли? Он молча смотрел на нее. Глаза его были расширены, как у человека, впавшего в глубокий транс. Она поняла, что с Кьеркегором несколько переборщила. Давайте я попытаюсь объяснить, откуда это знаю, а вы постараетесь мне поверить. Договорились?
Петрович кивнул. Говорить у него всё еще не получалось.
Мое полное имя Ананке Надеюсь, оно тебе известно. Назвав себя, подруга Зевса, дочь Афродиты Урании, она не могла говорить со смертным на «вы».
Богиня судьбы, воплощение рока, проговорил Петрович голосом пророка Даниила[1], расшифровывающего таинственную надпись, проявившуюся на стене во дворце Валтасара. Отныне ничто не могло удивить его. Где же твое веретено?
Конечно, ему хорошо было известно ее имя, даже все ее имена сама Неизбежность, Предопределенность, Необходимость находилась перед ним. Между колен ее, как уверяли древние греки, вращается веретено, служащее мировой осью. Три дочери, рожденные от Зевса, помогают ей поддерживать мировой порядок: Клото прядущая нить жизни; Лахесис определяющая судьбу человека; Атропо перерезающая нить. Ну да, как же он сразу-то не догадался: Кло, Лахе, Атро как он не догадался, кто они такие, хотя бы по их сокращенным именам?! Как не догадался, что они это Мойры, каждая поющая о своем: Кло о настоящем, Лахесис о прошлом, Атро о будущем вот о чем были их арии!
Веретено? Только мужчины никогда не расстаются со своим веретеном, хмыкнула Ана. А ты, не расстающийся с бутылкой, налей-ка нам еще по фиалу шамбертена! Я так рада, что закончился этот неприятный разговор.
Чем же он тебе-то неприятен? удивился Петрович. Недолго посомневавшись, он решил обращаться к богине на «ты». И правда, к любому божеству, даже к тому, что едино в трех лицах, никогда не обращаются во множественном числе может, затем, чтобы они, требующие поклонения, не сомневались в своей уникальности? Вот для меня это да, настоящая неприятность. Представь: ни с того ни с сего узнать, что, оказав помощь женщине, попавшей в беду, ты перебежал дорогу самому черту рогатому, и потому оказался в полном дерьме Нет, такое могло случиться только со мной!
Петрович давно столько не пил. Честно говоря, он уже порядком набрался. Вино и правда было хорошим, оно опьяняло незаметно, и он почувствовал вдруг, что готов расхохотаться над своей неудачей, теперь она показалась ему обычной неприятностью, к встречам с которыми он давно привык. Что ж, ради подобного эффекта стоило набраться, решил он. Да и выпить с богиней судьбы, что ни говори, мероприятие не рядовое. Тем более, что богиня ему явно благоволила:
А что тебя, собственно, не устраивает? промурлыкала она. Вино, похоже, подействовало и на нее. Ты в моем доме, под моей защитой. Пьяный, сытый Она протянула к нему руки: Иди ко мне, приляг здесь, возложи голову мне на колени
Петрович безропотно перебрался на ее козетку; она обняла его, прижала голову к своей груди, он услышал, как часто бьется ее сердце
Послушай, вдруг прошептала она ему на ухо, если тебе когда-нибудь станет плохо, так плохо, что ты готов будешь умереть в самом деле умереть, понимаешь тогда вспомни обо мне и скажи тихонько мысленно скажи: «мене, текел, перес» запомнил?