На звук колокольчика в зале появилась длинная вереница девушек хорошо, впрочем, организованных, поскольку каждая из них отлично знала, что ей делать. Все их движения в сумме напоминали бы сложный танец, если бы не совершались в абсолютной тишине. (Про их одежды лучше не говорить, потому что говорить было бы не о чем.) Вот одна приблизилась к Петровичу тот скромно опустил глаза и поставила перед ним белую чашу, наполненную водой, в которой плавали лепестки роз. Другая, как он заметил, поставила такую же чашу перед Аной, и та, опустив в нее руки, ополоснула их. То же самое, благодарно кивнув «своей» девушке, проделал и Петрович. Вода была теплой и душистой, таким же теплым и душистым оказалось полотенце, протянутое второй девушкой, незамедлительно подплывшей к нему в своей части адажио. Другие «танцовщицы» расставляли посуду самой разной формы и размеров, наполненную известными и не известными Петровичу овощами, фруктами, мучными, мясными, рыбными и прочими кулинарными изделиями; с особым пиететом подавалось вино: каждая из бутылок (а их было несколько) представлялась Ане, и некоторые из них отправлялись обратно легким движением руки, а предварительно принятые открывались, вино и красное, и белое наливалось на дно бокала, пробовалось на вкус и запах и только после этого с одобрительным комментарием водружалось на стол. При всем при том разговор, легкий, непринужденный, какой бывает между хорошо знающими, любящими друг друга людьми, продолжался в основном, конечно, без участия Петровича, но и без попыток втянуть его в этот разговор, что его совершенно устраивало.
Ну ладно, давайте все-таки ужинать, предложила Ана. Я ведь пригласила человека покушать, в конце концов Налейте мне вина, если вам не трудно, обратилась она к Петровичу. Любого, махнула рукой. На ваш выбор, здесь нет плохих. Но к рыбной закуске я бы вам все же порекомендовала вот это белое, доверительно наклонившись к нему, шепнула она.
Отведав жульен из семги вместе с парой бокалов отменного белого, Петрович почувствовал себя значительно увереннее пусть не старожилом на районе, но и не новичком все-таки. А это требовало от него хоть какой-то активности.
Кто мне объяснит, промокнув рот салфеткой, спросил он, откуда в пятиэтажном доме взялся седьмой этаж? Ведь ваша квартира на седьмом, кажется?
Лахе и Кло переглянулись, Атро фыркнула.
Все очень просто, вступила Кло. Эта квартира находится в пристройке, которую с улицы не видно за фасадом дома. Обычное архитектурное решение в историческом центре города.
Действительно, просто. А я как-то не сообразил, смешался Петрович. Зато вид из ваших окон, должно быть, замечательный!
А у нас нет окон! Ни одного окна в квартире! объявила Лахе. Эту пристройку проектировали в качестве архива какой-то организации. К концу строительства она лопнула, а здание продали с целью погашения долгов.
Благодаря отсутствию окон, нам удалось приобрести эту квартиру. Язык не поворачивается сказать, сколько бы она стоила, окажись здесь пара окон с вашими замечательными видами, добавила Атро. Кстати, идея: перед продажей надо будет все-таки проделать окна для повышения цены.
А propos, язычков соловьиных отведайте. А к язычкам вот это Бордо подойдет, порекомендовала Ана.
Их реакция на вопрос Петровича заставила его вспомнить оперу: отвечая, каждая из них как будто исполняла свою арию, вступая в отведенное ролью время, и так же, в отведенное время, уступая место на авансцене другой исполнительнице. Несмотря на самостоятельность отдельных арий, все вместе, сливаясь в единой музыкальной гармонии, они составляли целостное произведение искусства, любителем которого небольшим правда, в свое время и был Петрович. (Откровенно говоря, целью его походов в оперу являлось не высокое искусство, а знакомство с девушками. Полутемный зал и ярко освещенные холлы идеальное место, где можно в выгодном свете подать себя и в то же время оценить предполагаемого партнера.)
Наши девушки между тем оживленно исполняли ариозо на задней сцене. Особенностью их речитативов было то, что принять участие в них для постороннего было бы невозможно хотя бы потому что состояли они, в основном, из междометий и неоконченных предложений:
Хм, глядя в воздух прямо перед собой, качала головой Кло. Она внимательно вглядывалась в часть пространства, находящегося перед ней, в которое время от времени с любопытством заглядывали и ее соседки, и Ана, да и Петрович, пытавшийся понять, что же они там выглядывают, но не видевший ничего, кроме клубящегося в свете свечей тумана, картины обычной, как мы уже понимаем, в необычных просторах этой квартиры. Итак:
Наши девушки между тем оживленно исполняли ариозо на задней сцене. Особенностью их речитативов было то, что принять участие в них для постороннего было бы невозможно хотя бы потому что состояли они, в основном, из междометий и неоконченных предложений:
Хм, глядя в воздух прямо перед собой, качала головой Кло. Она внимательно вглядывалась в часть пространства, находящегося перед ней, в которое время от времени с любопытством заглядывали и ее соседки, и Ана, да и Петрович, пытавшийся понять, что же они там выглядывают, но не видевший ничего, кроме клубящегося в свете свечей тумана, картины обычной, как мы уже понимаем, в необычных просторах этой квартиры. Итак:
Хм, качала головой Кло.
Ладно, замнем, отвечала Лахе.
Ну, не знаю, заключала Атро.
Примерно через минуту молчания:
Ха-ха-ха.
Приехали.
Ну-ну.
Вот так всегда.
А ты на что надеялась?
Казалось, так могло продолжаться бесконечно. Мать не вмешивалась в их разговор, раздумывая о чем-то своем. (Вместе с тем ужин как процесс поглощения пищи продолжался, в основном все-таки, благодаря усилиям Петровича. Несмотря на чувство изумления, не покидавшее его, аппетит у него оставался отменным; да если б его, аппетита, и не оказалось, Петрович все равно счел бы своим долгом попробовать каждое из блюд, отведать содержимое каждой из бутылок ибо все было прекрасно, вкусно и качественно настолько, что он никогда бы не простил себе, если бы в столь ответственный момент проявил слабину и бесхарактерность.)
Нет, ну скажите, откуда он мог узнать? вдруг воскликнула Ана, видимо продолжая тему сегодняшнего происшествия.
Но ты уверена, что это именно он? Кло возвела вопрос в квадрат, совершенно механически продолжая сматывать (или разматывать это до сих пор Петровичу было непонятно) свой бесконечный клубок.
Ну а кто еще это мог быть? последовало возведение вопроса в куб от Лахе, которая, продолжала вглядываться в пространство, время от времени отпивая из своего бокала.
А почему бы тебе, собственно, самой не рассчитать? вопрос, возведенный голосом Атро в четвертую степень, по кругу возвратился к Ане.
Девочки, не толкайте меня на преступление. Я бы могла попросить и Лахе расшифровать коды, но не могу использовать должностное положение в личных целях. Или вы хотите отправить меня в подвал? задумчивый голос Аны возвел вопрос в пятую степень и, похоже, направил его на дальнейшую операцию умножения вопросов самих на себя.
Но ты видела, как он обернулся собакой? спросила Кло. Каждый вопрос рождал следующий вопрос, вопросы только множились, и, казалось, уже не существовало пути узнать ответы на них.
Ана раздраженно развела руками:
Разве не понятно, что я не могла оторвать взгляд от сумки? Неужели я бы сомневалась, если б увидела пса?
В этот момент Петрович, с любопытством пытавшийся оценить новый вид полемики, свидетелем которой он стал, решил вмешаться, чтобы нарушить патовую ситуацию, которая, как известно, может продолжаться бесконечно:
Я видел собаку. Черную. Она скрылась за углом на Стрелецкой, сказал он.
И сразу наступила тишина. Поток вопросов мгновенно прекратился. Все присутствующие воззрились на Петровича, будто ожидая от него продолжения рассказа. Он, хоть и польщенный вниманием, молчал а что еще он мог сообщить аудитории?
Ну вот, я же говорила в конце концов нарушила тишину Ана. Голос ее прозвучал растерянно. Однако она быстро взяла себя в руки. Умение справляться со своими чувствами было свойственно ей Петрович, как мы помним, отметил это сразу после происшествия с сумкой: Ну что ж, если никто не против, закончим нашу трапезу Она взглянула на Петровича, потянувшегося к бокалу, подождала, пока он допьет вино (оставить недопитый бокал великолепного напитка было выше его сил), и поднялась: Девочки, займитесь своими делами, а нам с Иваном надо поговорить тет-а-тет.
Пройдя в привычном уже полумраке в следующее помещение этого нескончаемого дома, они прилегли на козетках перед низким столиком, накрытым на двоих, получилось нечто вроде древнеримского триклиния, что, на взгляд Петровича, создавало особо доверительную атмосферу для беседы. На столике были фрукты, виноград, канапе, тарталетки, сыр, крекеры и креветки как определил Петрович, а также бутылка вина: громадная, чуть ли ни с ведро, черная, пыльная, вся в паутине.