Люблю врагов своих
Ольга Васильева
Редактор Марина Тюлькина
© Ольга Васильева, 2020
Отдел кадров был открыт, и я проскользнула мимо барьера к знакомой, сидевшей за низким полированным барьерчиком.
Как там мои справки, готовы?
Ирина посмотрела на меня без обычной приветливой улыбки.
Все готово, но садись, я тебе что-то хочу сказать, пока никого нет.
Я села, положила перед ней коробку конфет «к чаю», но Ирина ее не заметила. Она наклонилась ко мне с горящими глазами и полушепотом спросила:
Скажи, у тебя враги есть?
От такого вопроса я чуть не упала: какие враги?! Я преподаватель кафедры иностранного языка в третьесортном вузе. Не бизнес-леди, не государственный чиновник. Самые большие враги это студенты с «хвостами». И что?
Понимаешь Я тебе не рассказывала, нам настрого запретили Словом, кто-то звонит и рассказывает о тебе всякие гадости. Звонят все два года, что ты у нас работаешь. А вот вчера опять. Говорят, что ты заводишь шашни со студентами, что диплом у тебя поддельный, что ведешь аморальный образ жизни, ну и все такое прочее.
Я не упала только потому, что сидела в глубоком кожаном кресле.
Ты не шутишь?! Погоди может, это про кого другого, со мной перепутали?
Какой образ жизни, я живу в одной комнате в коммуналке, бегаю с работы на работу, ты наши зарплаты знаешь. Какая, к чертям, аморалка?! Тут выспаться некогда. А насчет студентов да в моих группах одни девчонки, парней раз-два и обчелся. Я-то им зачем в мои сорок лет?!
А диплом я же принесла оригинал, вы сами меня просили.
Ну да, потому и просили. Проверили: все чисто, нам из твоего института прислали все справки.
Ну и что теперь? Погоди, как два года? А раньше-то что же? И никто мне ничего
А наша начальница велела не пороть горячку, сказала, сначала все проверим, а потом уж поглядим. Ну, а как стало понятно, что все это вранье, приказала, чтоб отвечали звонившей даме, мол, «хорошо, спасибо, примем к сведению». И всё. Мало ли ненормальных, а тебе не велела говорить.
Это я сама решила тебе сказать, тетка-то не унимается, может, тебе лучше знать об этом, а то мало ли что она еще может выкинуть.
И тут я вспомнила все, что мне так хотелось забыть.
Глава 1
Начальник конторы, где я подрабатывала к своей университетской зарплате, молодой, но рано располневший человек по имени Дима, подозвал меня и сказал: «Завтра проследи, чтоб перевод контракта ушел к немцам. Да еще раз проверь, все ли точно!» Я покорно кивнула: все знали, что ни в какие разговоры с Димой вступать нет смысла, он просто начнет орать и требовать беспрекословного выполнения его пожеланий.
Назавтра я позвонила в немецкую контору. Мне ответил приятный мужской голос. Да, они всё получили, нет, никаких замечаний нет, только пара вопросов, но они будут отправлены е-мейлом. Имя он произнес скороговоркой, я не разобрала, а переспрашивать не стала: в
е-мейле все будет написано.
Потом он звонил еще несколько раз, а через неделю мне было велено поехать его встречать, он прилетал на один день с образцом прибора, который моя компания покупала у них. Звали незнакомца Алексом.
И вот я в Пулково-2. В руках табличка с его именем. Кручу головой по сторонам, но никто не подходит, хотя многие пассажиры с его рейса уже прошли. И вот он! Точно он, со здоровенной коробкой на тележке.
Мы здороваемся, мне нравится его сухая и жесткая рука, крепкое пожатие. И смущает пристальный, какой-то даже удивленный взгляд. Я иду впереди, показывая дорогу, и чувствую, как он внимательно смотрит на меня сзади. Резко оборачиваюсь и ловлю его взгляд на моих ногах. Я краснею, он смущается, как пойманный с поличным.
Микроавтобус ожидает нас у выхода.
Так начался тот длинный-длинный день, который мы потом оба часто вспоминали. Мы с Алексом весь день ездили из конторы на склад, потом в ресторан, где за едой продолжали обсуждать рабочие моменты. Мне так и не удалось поесть, только прихлебывала апельсиновый сок из высокого стакана спасибо официанту, который наполнял его, как только показывалось дно. Потом снова на фирму, потом на таможню, потом снова в аэропорт, провожать нашего нового партнера. К общему изумлению, он поцеловал мне руку на прощание. Директор был очень удивлен и сделал свои выводы, о которых я узнала позже. А в тот момент я не придала значения мимолетному эпизоду, и единственное, чего мне хотелось это добраться до дому, забежать в ночной магазинчик у парадной, и домой есть, спать. Наплевать, что ночью есть вредно: днем мне не перепало ни крошки.
Алекс стал звонить чаще и говорить не только на служебные темы. Как ни странно, никто не делал мне замечания, никто не бежал докладывать директору, что я вишу на телефоне дольше, чем надо. Впрочем, никто и не понимал, о чем мы говорим: слава богу, в нашей конторе языками владели в объеме нормальной средней школы.
А потом он начал мне писать, рассказывал о себе, о своей жизни. Недаром с первого раза я почувствовала в его речи какой-то акцент: Алекс был американцем, но более двадцати лет жил в Германии. Рассказывал он интересно, и наша переписка стала уже привычной, и оба с нетерпением ждали писем. Потом он начал приезжать ненадолго, на день, и вечерним самолетом обратно. Мы бродили по Питеру, стоял август почти осенний месяц для этих мест. Листья уже начали желтеть, шуршать под ногами, но дождей пока не было, и так славно было ходить и болтать ни о чем. Ему очень понравился Фонтанный дом, вот только трудно было объяснить ему, кто такая Ахматова. Но сад у дома был таким славным, тихим, и только ворота отделяли его от шумной и многолюдной улицы. Огромные старые деревья роняли на нас желтеющие листья, солнышко пригревало, и мы долго сидели на скамейке. Были мы и в Петропавловской крепости, слушали звон колоколов, разносившийся в неярком небе над нами.
Словом, вскоре Алекс сделал мне формальное предложение, вручив двенадцать роз, как, по его словам, было принято у них в Америке.
Я сомневалась ну, не было у меня восторга, чувства полета с ним. Да, он был добрым, славным, внимательным и предупредительным. Но замуж Мне было хорошо с ним, легко, спокойно. Но разве этого достаточно? Разве для этого я жила одна годы, ожидая самого близкого, самого дорогого, любимого человека.
Глава 2
Иногда такая глупость решает нашу судьбу! Какие-то нелепые мысли, обязательства, которые мы сами на себя берем. Ответственность за кого-то, кто сам, скорее всего, в этом и не нуждается.
Ну почему, ради бога, я не смогла отказать ему! Ведь не было никакой любви, даже привязанности особой не было, но я так была ему нужна, ему было так сложно, так трудно, он смотрел на меня как на спасение. Спасение от чего?! Да, у него была сложная ситуация с бывшей женой, судебный процесс о разделе имущества в Германии. Но мне-то какое было до этого дело? У меня из всего имущества была комнатка в оживленной питерской коммуналке, а я сочувствовала кому-то, кто никак не мог завершить тяжбу о разделе имущества на какие-то заоблачные для меня сотни тысяч долларов. И я, я (!) жалела и поддерживала его, а не он, брезгливо глядевший на мою убогую комнатушку. Он сообщил мне, что в Монтане даже самый последний индеец не стал бы жить в таких условиях, лучше б поселился на улице. Не знаю, как в Монтане, а я прожила в этой коммуналке целых пятнадцать лет. И даже бывала там счастлива.
Словом, сняли мы квартиру и стали жить вместе. Пока без ЗАГСа и прочего.
Вот вспоминаю я сейчас: а были ли мы счастливы? Он держался за меня, как за спасение, боялся всего и всех: и подъезда, расписанного граффити и сто лет не ремонтированного, и лифта, в котором кто-то выжег все кнопки, и их было трудно нажимать, и хмурой продавщицы в магазине, и пьяного мужика, привязавшегося к нам в троллейбусе и ругавшего «проклятых капиталистов». Алекс не понимал ни слова, но только брезгливо отстранялся от мужика, пахнувшего сивухой, чесноком и еще какой-то дрянью.
По утрам он не мог завтракать без ломтиков бекона с яйцом, хлеба для тостов, и мне приходилось разыскивать все это в дальних магазинах. Сам он по магазинам не ходил. И вообще, избегал выходить без меня из дому.
Деньги уходили быстро, потому что ему понадобился еще и компьютер, причем очень хороший, мощный, и хороший принтер, и фотокамера (он намеревался сделать серию репортажей из России для какого-нибудь издания). И самый дорогой и быстрый интернет, и мобильник тоже хороший.
Словом деньги, которые он с собой взял, утекали быстро, а ведь он еще и регулярно платил немецкому адвокату, и часто звонил ему, что тоже было недешево. И мне пришлось искать дополнительные уроки, переводы, еще одну работу. Я стала возвращаться домой после десяти вечера, измученная настолько, что даже говорить толком не могла. Наскоро что-то ела и падала: спать, спать и спать. Хорошо хоть стирку и готовку он взял на себя. Целыми днями он сидел дома один, разбирал и собирал компьютер, что-то улучшал, учась на ходу, изучал программы, начал делать сайты. Нет, ленивым он не был, его тоже измучила ситуация, в которой он оказался. И он чувствовал себя виноватым. А я, дрожа и оглядываясь по сторонам, летела через наш двор, октябрьский, черный и мокрый. Хваталась за дверь и ныряла в темное нутро парадной. Лампочки, как всегда, не горели, только где-то наверху тускло светила случайная лампочка. И каждый раз была счастлива, нырнув в тепло квартиры, пахнувшей неблизким мне человеком