Я недооценила Валентину, что и понятно: с такими людьми мне не доводилось сталкиваться в жизни, несмотря на мой совсем немолодой возраст.
Я несколько раз пыталась дозвониться до нее в перерывах между лекциями, чтобы передать ключи и квитанции об оплате за квартиру, но безуспешно: никто не отвечал. И я решила, что доберусь до телефона после занятий.
Но через час меня вызвали к декану. Прямо с лекции.
Встревоженная, я прибежала туда и все поняла, только открыв дверь: в комнате, помимо декана, находились еще немолодой милиционер в форме, Валентина, ее дочь, и еще какие незнакомые люди.
Валентина начала орать, как только меня увидела. Оказывается, я ее обокрала, забрала последние ключи от квартиры и она не может в нее попасть, ушла, не заплатив за проживание за полгода, и вообще, я неблагодарная аферистка, а мой друг, вообще, шпион и живет здесь нелегально.
Никакой логики в ее словах не было: ну как, например, она могла знать, что ее обокрали, если она якобы не могла войти в квартиру?! Да и вторые ключи у нее были, и она ими часто пользовалась.
Но незнакомые люди оказались ее друзьями, а милиционер держал в руке заявление о краже. Вот так, ни больше, ни меньше.
На мое счастье, и эти ее друзья, и этот милицейский лейтенант все чувствовали себя неловко и сочувствовали не ей.
Пока Валентина орала, милиционер подошел ко мне и сказал:
Вы извините, но есть вот эта бумага, и я не могу не отреагировать. Молите бога, чтоб она не пошла с ней в суд. Тогда будет трудно.
Что было делать? В присутствии кучи свидетелей я передала ключи от ее квартиры и квитанции об оплате коммунальных услуг милиционеру, внимательно их просмотревшему. После чего он сказал, что всё в порядке, а если что в квартире пропало, так ей надо сначала поехать и посмотреть. После чего оказалось, что сегодня утром Валентина там уже побывала вместе со своими «адвокатами». Что же именно пропало, она так и не смогла разумно объяснить, но зато начала плакать и говорить, что только ее мать может это установить, когда вернется из санатория. Если учесть, что возвращаться та собиралась не раньше, чем через полгода, дело грозило затянуться надолго.
Еще встал вопрос о легальности проживания моего друга в России. К сожалению, его документы я не догадалась захватить, и потому милиционер потребовал явки Алекса, не позднее, чем сегодня вечером, к нему в кабинет.
Декан косился на меня с явным недоверием и брезгливостью: сцена была унизительной для всех ее участников.
Поорав напоследок и обвинив меня во всех грехах, Валентина с друзьями удалилась, причем эти друзья весьма любезно со мной раскланялись. За ними удалился и милиционер.
За дверью стояли и с интересом прислушивались мои коллеги.
Декан вздохнул и сказал мне:
Вы у нас работаете недолго, а уже такие вот сцены и скандалы. И как это отразится на учебном процессе, на Вашей репутации среди коллег и студентов? Словом, идите и подумайте. Через неделю заканчиваются занятия, возможно, Вам будет удобнее поискать себе другое место работы? Поймите, я Вас ни в чем не обвиняю, но Вам самой здесь будет тяжело. Как в поговорке, знаете? То ли он украл, то ли у него украли, а осадок остался. Словом
И я написала заявление об уходе.
Он подписал его с радостью: история была неприятной, а разбирательства ему не нужны. Бывший сотрудник есть бывший. Не его проблемы.
Алекс, услышав о том, что ему надо идти в милицию, запаниковал и отказался наотрез. «Я лучше немедленно возьму поезд и уеду в Германию, у меня есть друг там. Я знаю, знаю ваши милиции: если я туда войду, то потом только в тюрьму и в Сибирь, это все знают!»
Никакие уговоры не помогали, и я отправилась к участковому одна. Слава богу, что этот немолодой усталый человек не настаивал на приходе Алекса, а, махнув рукой, сказал, что если «эта баба» опять будет настаивать на своем заявлении, тогда придется разбираться, а пока я могу идти, если что, он позвонит.
И я поехала домой, совершенно измочаленная событиями этого длинного трудного дня.
Люблю врагов своих
Ольга Васильева
Редактор Марина Тюлькина
© Ольга Васильева, 2020
Отдел кадров был открыт, и я проскользнула мимо барьера к знакомой, сидевшей за низким полированным барьерчиком.
Как там мои справки, готовы?
Ирина посмотрела на меня без обычной приветливой улыбки.
Все готово, но садись, я тебе что-то хочу сказать, пока никого нет.
Я села, положила перед ней коробку конфет «к чаю», но Ирина ее не заметила. Она наклонилась ко мне с горящими глазами и полушепотом спросила:
Скажи, у тебя враги есть?
От такого вопроса я чуть не упала: какие враги?! Я преподаватель кафедры иностранного языка в третьесортном вузе. Не бизнес-леди, не государственный чиновник. Самые большие враги это студенты с «хвостами». И что?
Понимаешь Я тебе не рассказывала, нам настрого запретили Словом, кто-то звонит и рассказывает о тебе всякие гадости. Звонят все два года, что ты у нас работаешь. А вот вчера опять. Говорят, что ты заводишь шашни со студентами, что диплом у тебя поддельный, что ведешь аморальный образ жизни, ну и все такое прочее.
Я не упала только потому, что сидела в глубоком кожаном кресле.
Ты не шутишь?! Погоди может, это про кого другого, со мной перепутали?
Какой образ жизни, я живу в одной комнате в коммуналке, бегаю с работы на работу, ты наши зарплаты знаешь. Какая, к чертям, аморалка?! Тут выспаться некогда. А насчет студентов да в моих группах одни девчонки, парней раз-два и обчелся. Я-то им зачем в мои сорок лет?!
А диплом я же принесла оригинал, вы сами меня просили.
Ну да, потому и просили. Проверили: все чисто, нам из твоего института прислали все справки.
Ну и что теперь? Погоди, как два года? А раньше-то что же? И никто мне ничего
А наша начальница велела не пороть горячку, сказала, сначала все проверим, а потом уж поглядим. Ну, а как стало понятно, что все это вранье, приказала, чтоб отвечали звонившей даме, мол, «хорошо, спасибо, примем к сведению». И всё. Мало ли ненормальных, а тебе не велела говорить.
Это я сама решила тебе сказать, тетка-то не унимается, может, тебе лучше знать об этом, а то мало ли что она еще может выкинуть.
И тут я вспомнила все, что мне так хотелось забыть.
Глава 1
Начальник конторы, где я подрабатывала к своей университетской зарплате, молодой, но рано располневший человек по имени Дима, подозвал меня и сказал: «Завтра проследи, чтоб перевод контракта ушел к немцам. Да еще раз проверь, все ли точно!» Я покорно кивнула: все знали, что ни в какие разговоры с Димой вступать нет смысла, он просто начнет орать и требовать беспрекословного выполнения его пожеланий.
Назавтра я позвонила в немецкую контору. Мне ответил приятный мужской голос. Да, они всё получили, нет, никаких замечаний нет, только пара вопросов, но они будут отправлены е-мейлом. Имя он произнес скороговоркой, я не разобрала, а переспрашивать не стала: в
е-мейле все будет написано.
Потом он звонил еще несколько раз, а через неделю мне было велено поехать его встречать, он прилетал на один день с образцом прибора, который моя компания покупала у них. Звали незнакомца Алексом.
И вот я в Пулково-2. В руках табличка с его именем. Кручу головой по сторонам, но никто не подходит, хотя многие пассажиры с его рейса уже прошли. И вот он! Точно он, со здоровенной коробкой на тележке.
Мы здороваемся, мне нравится его сухая и жесткая рука, крепкое пожатие. И смущает пристальный, какой-то даже удивленный взгляд. Я иду впереди, показывая дорогу, и чувствую, как он внимательно смотрит на меня сзади. Резко оборачиваюсь и ловлю его взгляд на моих ногах. Я краснею, он смущается, как пойманный с поличным.
Микроавтобус ожидает нас у выхода.
Так начался тот длинный-длинный день, который мы потом оба часто вспоминали. Мы с Алексом весь день ездили из конторы на склад, потом в ресторан, где за едой продолжали обсуждать рабочие моменты. Мне так и не удалось поесть, только прихлебывала апельсиновый сок из высокого стакана спасибо официанту, который наполнял его, как только показывалось дно. Потом снова на фирму, потом на таможню, потом снова в аэропорт, провожать нашего нового партнера. К общему изумлению, он поцеловал мне руку на прощание. Директор был очень удивлен и сделал свои выводы, о которых я узнала позже. А в тот момент я не придала значения мимолетному эпизоду, и единственное, чего мне хотелось это добраться до дому, забежать в ночной магазинчик у парадной, и домой есть, спать. Наплевать, что ночью есть вредно: днем мне не перепало ни крошки.