Что за седиты?
Элой меня убьет, закрыл руками лицо Дорий.
Я ему ничего не скажу. Так что за седиты?
Главные там, пробубнил Дорий в ладони. И я тебе ничего не говорил.
Так ты мне ничего и не сказал, возмутился Киран. Разговор складывался совсем не так, как он планировал. Но вскоре это ушло на задний план по причине одного вопроса, заданного в эсске: «Кира, а куда мне идти?».
Это будничным тоном спрашивала Дами́рра, которая стояла на платформе его сектора. Киран на секунду замер, а затем рванул к выходу. У него не укладывалось в голове как девушка оказалась в ноль-восемь-эс, она никогда дальше первого радиуса от Башни не отходила.
Дамирра из Одоакров, самого чистокровного рода Города. Её дед Доната́льд бессменный глава Второго приората главный учёный-инженер Базовой машины Триумвирата Городов, известный не столько статусом, сколько помешанностью на чистоте крови пустынного общества. У каждого из его многочисленного выводка таби были проблемы из-за близкородственных браков: кто лицом не вышел, кому со здоровьем не повезло, кто откровенным психом был. Киран знал их всех лично, он с ними рос.
До пяти лет у Кирана была своя семья, его отец служил Советником при Пятом приоре. Он тоже был рожден таби, но в шестнадцать лет по собственной воле перешел в касту алфара. В двадцать один вернулся в Башню, в тридцать пять стал Советником при приорате идеологии и перешел в надкасту стаби. Юноша множество раз перечитывал длинный список заслуг отца, инициатором всего, что сейчас активно использовалась в приорате идеологии, был именно он. Киран любил представлять каким отец был в жизни. Личные дела не хранили голос, мимику или любимые жесты, только образ внешности в трех ракурсах. Из системы на него строго смотрел незнакомый сухощавый мужчина с узким подбородком и насупленными бровями.
Сколько Киран не пытался найти между ними сходства, у него не получалось. Он много раз пытался представить отца рядом, поговорить с ним, чтобы избавиться от ощущения чужеродности, которое вызывала его системная внешность. Юноша пытался вспомнить хоть что-то об отце. Но, как назло, то, что случилось после его смерти, он запомнил в подробностях, а всё то, что было до, словно стёрлось. Спустя множество попыток ему удалось поймать одно: перед Кираном на колено встает мужчина, кладет ему на плечо тяжелую руку и улыбчивым голосом произносит: «не бойся, всё будет по-твоему, стоит только захотеть». Постепенно он вспоминал детали полосы стаби на обшлагах формы, знакомый запах и голос, но только не лицо. Лица он не помнил, и чем упорнее Киран пытался всмотреться, тем блеклее становилось воспоминание. Но слова всегда звучали отчётливо и стали той соломинкой, за которую юноша цеплялся «стоит только захотеть и всё будет». Киран надеялся, что, хотя бы внутренне, они идентичны и в нём живет целеустремленность и ум отца. В самые тяжелые моменты жизни его грела мысль, что этот великий человек напрямую связан с ним, а значит сам Киран сможет чего-то добиться.
Сразу за этим туманным воспоминанием следовала череда отчётливых, как он оказался в новой семье. Когда отец скончался, юношу взял к себе Донатальд. Другого выхода не было статус, позволяющий содержать и воспитывать ребенка, был только у отца и исчез с его смертью. Для определения в Питомник Киран не был подготовлен, а единственный взрослый в их семье младший брат отца, Мо́рра, сам был таби и вынужден был в тридцать два года переходить в касту. Донатальд приходился родственником деду Кирана, у них был общий предок в третьем колене. Если бы Кирана не забрал Донатальд, его бы списали в крематорий. Рождённые таби бесправны, и существуют пока у старших стаби есть в них потребность. Городу Киран оказался не нужен.
Киран должен был быть благодарен Донатальду, но тот оказался человеком, к которому невозможно было испытывать хоть какие-то положительные чувства. В нём крылась основная причина того, что Киран при первой возможности сбежал из Башни. Он внутренне бунтовал против устоев этой семейки. Донатальд был убежден, что единственная польза от таби рождение другого таби. Своих детей, внуков и правнуков за людей он не считал, только за вещи, игрушки или средство мены. Таби ценился только за происхождение и послушание. Донатальд стремился сбыть внуков выгоднее, например, в брак с каким-нибудь чистокровным пустынником с положением, под разведение новых таби. Но чаще ему удавалось продать только «ночи» на таби не распространялся кастовый закон, поэтому с ним могли делать всё, что угодно. Киран находился в этой семье на правах паразита, о чём ему каждый день напоминали. Его растили в долг, чтобы потом заставлять долг отрабатывать.
Но с Дамиррой они сдружились. Она оказалась единственной нормальной, хотя в её худеньком теле и серо-стальных глазах, жило, пожалуй, даже больше от Донатальда, чем в остальных. Она была умна, язвительна, самоуверенна и ненавидела полную форму своего имени. Мира соревновалась, ей нравилось доказывать, что она лучше, сильнее, умнее, а потом снисходить до помощи и объяснений. Она была любимой внучкой Донатальда, всегда защищала Кирана и помогала ему. Он был благодарен ей, но рядом с ней всегда чувствовал себя «глупеньким Кирой».
Поэтому, когда Мо́рра, дядя Кирана, внезапно получил чин Советника и статус стаби, юноша стал умолять забрать его от Донатальда. И дядя послушал. Он оказался на удивление мягким и податливым и ни разу не отказал Кирану ни в единой просьбе будь то обучение или перевод в Воратум.
Так Киран избавился от власти Донатальда и начал учиться на идеолога. Следом за ним Мира тоже выбрала профессию решила стать оператором эсски. В этом была пика Кирану. Ему казалось, что Дамирра так и не смогла его простить за то, что он сбежал, и решила доказать, что даже в мечте Кирана она преуспеет лучше. Как иначе объяснить её действия, если раньше она и не помышляла о профессии? Она всегда была довольна пьедесталом любимой внучки.
Киран не понимал, что Мира делает на платформе в его секторе, на другом конце Города. Она никогда за пределы столичного Артрата не выезжала, к тому же операторы всегда работали в Башне. Её визит был странным и от этого неприятно пугающим.
«Что ты здесь делаешь?» спросил юноша, спешно покидая архив. Краем глаза он отметил, что за ним увязался Дорий, но оторваться от хромого идеолога оказалось просто.
«Счёт глупых вопросов открыт. Ты ведёшь,» заявила девушка. Киран поспешил на платформу, перепрыгивая через несколько ступенек разом, и искренне надеясь, что кресло вместе с Элоем успели унести.
Миновав гремящий переход, он быстрым шагом вышел на платформу. Мира стояла метрах в десяти от входа, в длинном, тёмно-синем плаще с тремя белыми полосами на воротнике-стойке. Далеты-грузчики, что до сих пор таскали ящики с архивной гроей, проходили мимо нее, благоговейно пригнувшись. Она настолько ярко воплощала в себе надменный образ Башни, от которого бежал Киран, что у него мурашки побежали по загривку.
Юноша натянул приветственный оскал и более сдержанно зашагал навстречу. Мира заметила парня, скинула капюшон и радостно улыбнулась. Наваждение исчезло. Она выглядела замучено, под запавшими серыми глазами залегли темные круги. Бледная синеватая кожа, непривычная к солнцу, покраснела и покрылась россыпью мелких веснушек, а губы потрескались. Светлые волосы девушка заколола в непритязательный высокий пучок, из которого выбивались многочисленные непослушные завитки, хотя обычно носила сложное нагромождение из нескольких кос.
Отвратно выглядишь, Кир. Форму тут не принято чистить? весело проговорила Мира, в приветственном жесте поднимая руки в белоснежных перчатках ладонями вверх.
Я тоже рад тебя видеть, отозвался Киран, располагая свои ладони над Мириными и символично заканчивая приветствие, не дотрагиваясь её. На фоне перчаток девушки его собственные выглядели убого. Впрочем, как и он сам, даже несмотря на пониженный стандарт. Мира была ему чуть выше плеча и далеко не сразу смирилась с этим фактом. Хоть где-то перегнал, но в этом его заслуги было мало. Она с кокетливым неудовольствием подняла голову и с прищуром посмотрела на Кирана:
Где пропадал? спросила она.
Был на отчитке в соседнем секторе.
Неделю?
Нет, буркнул юноша. Он мог притвориться занятым, сказать, что собственными руками расчищал сектор, тестировал каждого далета и добился самых высоких результатов в деле идеолога, но она легко могла это проверить. Врать Мире было практически невозможно. Но не признаваться же, что он месяц бесполезно перебирал архивные пластинки и не хотел с ней говорить именно поэтому. Не думал увидеть тебя здесь.
От тебя было так мало вестей, что пришлось самой приехать. Проверить, жив ли.
Ты серьезно?
Нет, конечно, снисходительно улыбнулась Мира. Я была в соседнем секторе на обучении. Меня повысили до оператора второго уровня, вникала в работу эсски Воратума. На обратном пути решила к тебе заскочить.
Поздравляю, выдавил Киран и спешно улыбнулся. Мира работала оператором меньше года, а уже взяла второй уровень. Только ему такой жизни не надо. Операторы, как известно, быстро угасают от запредельных нагрузок. Каждую встречу он замечал в ней изменения: скулы заострялись, щёки впадали, кожа серела и глаза казались злее. Она переставала быть Мирой, которую он знал, а становилась всё больше похожа на своего тощего и немощного деда, так же зло язвила, даже появились сходные интонации в голосе. Но её учили, она развивалась и брала высокие планки, пока Киран тух в приграничном секторе.