Первое большое здание на нашем пути была станция, говорил Леонид Владимирович. А это четырехэтажное принадлежит районной государственной администрации и районному совету. Как видишь, оно находится недалеко от станции. Те, кто построил его здесь, были мудрыми людьми и понимали, что жителям района удобнее будет добираться железной дорогою сюда за помощью к своему начальству. Но начальство, заседающее в нем, помощь людям оказывает редко, потому что оказывать нечем. Все забрал мировой финансовый кризис. И потому чиновники в основном выполняют указания вышестоящего начальства, как бы им больше собрать налогов в государственную казну. А кто не хочет давать непосильно большие налоги, те дают взятки. Теперь начальники больше всего этим и заняты. В этой стране все берут взятки, кому дают, а кому не дают, тот ищет сам, что воровать. И если украдет, то бывает очень счастливым. Теперь самое распространенное зло на земле это присвоение чужого труда. И мы молчим, так как не знаем, что делать. К тому же в нашем государстве нет человека, который бы справедливо правил нами.
Леонид Владимирович Любин шел и разговаривал, а встречные прохожие оборачивались на него, не понимая, с кем мужчина интеллигентного вида ведет разговор. Они не обращали внимание на прижатого им к груди притихшего маленького и рыжего котенка, который внимательно слушал его и смотрел янтарными глазками туда, куда показывала рука Леонида Владимировича.
Это здание суда, говорил Леонид Владимирович, указывая на двухэтажное строение с покосившимся забором, которое находилось по другую сторону площади от здания районной государственной администрации. Здесь судят всех. Раньше приговаривали к восьми годам тюрьмы за воровство на колхозном поле початка кукурузы, горсти пшеницы или опоздание на работу. При советской власти тюрьма была самым распространенным наказанием в стране, где и расстрел был обычным делом. Зачастую это делалось без суда и следствия по решению всего лишь троих уполномоченных нередко не трезвых. В те года по тюрьмам сидело по три и более миллиона людей в год. Это был пенитенциарный рекорд среди не только всех стран мира на земле, но, похоже, что и во всей Вселенной во все ее времена. Но, как ни странно, власть и строй тогда назывались народными. И чем большую власть имел начальник над другими, тем «народнее» и «любимее» он был. Он мог больше убивать людей, и потому был более других почитаем в стране, в которой люди в страхе за свою жизнь, и близких им строчили доносы один на другого бывало, что и по злобе. Фамилиями тех начальников-убийц еще и поныне названы города, площади, улицы, заводы, пароходы, метро и многое другое. Живущие из-за скудости ума или под влиянием все той же рабской покорности кровавому прошлому боятся упразднить такие названия как «Завоевания Октября», «Путь Ленина», «Интернациональная», «Коммунистическая». К тому же теперь у людей другие заботы, чем больше денег накрал человек, тем он известнее и уважаем больше. Суд всегда стоит на его стороне. Он же по своей милости субсидирует работу суда и выделяет немалые средства лично судьям. Те берут взятки и низко кланяются им. Простых же людей суд судит строго, как и прежде. Нам с тобою лучше не попадать туда. Для них, что директор школы, что крестьянин, что рабочий одинаково безденежные субъекты их судебно-предпринимательской деятельности. Примером чему может служить оправдательное решение суда в отношении сына богатого народного депутата Варнакова, который в пьяном виде выехал на дорогой иномарке на тротуар и сбил насмерть мою жену, а через доченьку Машеньку переехал. Суд принял без всякого разбирательства ложное утверждение преступника, что они, якобы, перебегали дорогу в неположенном месте, а дерево и забор он машиною, видите ли, сбил после того, как съехал с дороги на обочину. О том, что богатый отпрыск Варнакова пьяный был, как чоп, на суде никто и не заикнулся. Мои же доводы о том, почему только на тротуаре, где дочь и жену подобрала скорая помощь, была кровь, суд не счел нужным принять во внимание. Теперь богатым все позволено. Они могут стрелять даже в человека и им ничего за это не будет.
Голос Леонида Владимировича задрожал от воспоминаний о погибшей жене и дочери инвалиде, но он справился с волнением и показал на другое здание серое двухэтажное:
Это прокуратура. Немного дальше трехэтажное красное это полиция. За нею не высокое, но нарядное здание налоговой инспекции. Все это выстроено за народные деньги. Но те, что обитают в прокуратуре, полиции и налоговой забывают об этом. Они сами себе закон.
Это прокуратура. Немного дальше трехэтажное красное это полиция. За нею не высокое, но нарядное здание налоговой инспекции. Все это выстроено за народные деньги. Но те, что обитают в прокуратуре, полиции и налоговой забывают об этом. Они сами себе закон.
На самом верху власти министры своими делами занимаются, а чиновники своими. Эти органы власти обязательные атрибуты каждого государства, какое бы оно ни было большое или маленькое. Само же государство, как показывает история, исполнительный орган насилия в интересах богатых. Мы же с тобою бедные и, казалось бы, что оно нам, это государство, совсем ни к чему, раз оно не беспокоится за таких людей, как мы. Но так уж устроен мир на этой земле. И ни одному человеку никогда не поменять этого нелепого так называемого государственного устройства. Один раз изменили строй в тысяча девятьсот семнадцатом году, но оказалось, что делали все не так как надобно. И все потому, что люди разные, у каждого свое на уме, что не всегда подходит другим. Вот они, как пауки в банке и пожирают один другого. Нет дружности среди рода человеческого и это все потому, что многим жить хочется лучше, но за счет других таких как сами. От того раздоры во власти и на местах, коррупция и взятки, а жить за счет других слывет умением жить. Сколько будет продолжаться этот беспредел никто не знает, как и то станет ли человечество добрее, сострадательнее и умнее до коллапса нашей планеты.
Внимание Белогрудки привлек звонок, после чего, громко перекликаясь, шумная детвора заполнила школьный двор. Они были подобны, как ни обидно будет сказано, стае обезьян проживающих в джунглях. Одни с пронзительными криками гонялись один за другим. Другие с разгона прыгали друг дружке на спину. Третьи с исцарапанными в кровь лицами озлобленно дрались за углом школы. Четвертые, как полоумные, катались по земле, пачкая свои одежды. Пятые больно дергали девочек за косы. Шестые спешили за углом выкурить сигарету. Кое-кто курил и с «травкою», настороженно поглядывая по сторонам. Были и такие, кто за углом школы шприцом поспешно вводили себе в вену наркотик. После чего нашелся и такой учащийся, который взял в руки камень и с силою кинул его в окно. Разбитое стекло зазвенело, дети бросились врассыпную от того места, где только что находились, и теперь трудно было углядеть, кто из них бросил тот камень.
Леонид Владимирович вздрогнул, побелел лицом и, негодуя, закричал:
Что же вы делаете, дети!? В школе и так уже не осталось ни одного стекла. Фанерою окна закрываем.
Но никто не остановился. Школьники, убегая, смеялись.
Это школа, где я работаю, расстроенно произнес Леонид Владимирович. Детей в школе много. Они из разных семей по достатку и воспитанию. Но я и учителя ответственные как за их поведение, так и воспитание. А их родители, представь себе, нет. Такой подход к воспитанию подрастающего поколения остался от прошлого коммунистического режима, который, не доверял консервативной семье, так называемой ячейке общества. И все потому, что семья во все времена находится в постоянном противоречии с интересами государства. Потому при советской власти и переложили воспитание как детей, так и взрослых на различные специально созданные организации: партийные, комсомольские, пионерские, товарищеские суды, всевозможные союзы и общества. Объединяли даже детей в так называемый союз «октябрят». Для усиления воспитательной работы, и безоговорочного подчинения большинства меньшинству в стране все превратили в лагеря социалистические, трудовые, спортивные, тюремные. Так было легче режиму с помощью общественных институтов управлять массами, которые в хмельном экстазе овладевали идеями вождей изрыгающих свои галлюцинации о коммунизме. На одной шестой части суши было введено круговое самовоспитание ты меня, а я тебя. Так было до четвертого возрождения Украины. Но и теперь не все хорошо, потому, что люди те же. Вчера пришел в школу один из родителей с упоением ожидавший ранее торжества коммунизма и стал искать свою дочь в списках семиклассников. Не нашел. Устроил скандал. А оказалось, что дочь его уже девятиклассница. Вот такие дела Белогрудка. Кто-то родил дитяти, а кто-то душу свою в то «творение» вкладывать вынужден. Вот отнесу тебя до моей Машеньки приду в школу, и буду разбираться, кто и зачем разбил стекло в окне. Поверь, котик, что это только со стороны, кажется, что дети безобидны. Они явления сложные, так как каждый ребенок является отражение не только семьи, но и того общества, в котором живет и произрастает: у каждого свой характер. Собираясь в стайки-шайки, они бывают жестокими и наглыми. Многие воруют, портят школьное и городское имущество. Бывает, заберется такой чудо человечек тайком в раздевалку, где висят пальто и куртки его товарищей, которые находятся в это время на уроках, и изрежет все себе в удовольствие. Учатся тоже не все хорошо. И поэтому до боли обидно и горько на душе от того, что в каждой школе растут не только будущие ученые, инженеры, писатели, художники, руководители, и просто порядочные родители, но убийцы и воры, подлецы и хамы, бессердечные, злые и жестокие люди недалекие в своем развитии. Я это понимаю, но изменить ничего не могу. Не могут этого сделать и учителя. Гены, вложенные от природы в каждого ребенка, вносят в их поведение свои правки, как и та среда, в которой они обитают, или будут обитать.