Девочка от прикосновения к живому и пухнастенькому котенку сначала радостно засмеялась, что порадовало отца, затем дрожащим от переживания голосом произнесла:
Папа, ты отнял его от мамы, а он такой маленький. Ему хочется к ней. Он потому и бежит к двери, чтобы быстрее оказаться рядом с нею. Сочувствие к маленькому существу, что касалось ее пальцев, боль, жалость и огромная печаль к матери, погибшей под колесами автомобиля, навернули на ее глаза слезы. Машенька не в силах сдержать себя заплакала.
Отец, склонившись над нею, вытирал пальцами слезы, понимаю причину их появления.
Не плачь, доченька, просил он, чувствуя, что и сам вот-вот расплачется, маму уже не вернуть, а тебе жить нужно. Я верю, в то, что ты выздоровеешь. Боня тебе поможет в этом.
Как он мне, может, помочь, папа? всхлипывая, произнесла Машенька. Маму уже не вернуть и я на всю жизнь останусь прикованной к кровати. И хотя ко мне приходят учителя и одноклассники, я все больше начинаю понимать, что и знания мне теперь ни к чему. Куда я их смогу применить в таком состоянии?
Дочь плакала навзрыд, разрывая горькой безысходностью сердце отца склонившегося над нею.
Притихший Боня был рядом с рукою Машеньки. Он опять заторопился к двери. Какое ему было дело до этой плачущей девочки, если его самого мучило острое желание оказаться рядом со своей мамою.
Видишь, папа, плакала девочка, я и Бони не нужна. Я никому не нужна теперь.
Не говори так, доченька, со слезами на глазах произнес отец, ты мне нужна.
Зачем я тебе я калека! Я не хочу больше, чтобы ко мне приходили одноклассники. Вижу, как они улыбаются, глядя на мою беспомощность и гипс, в который я окутана. Они, как и учителя приходят ко мне только потому что ты директор школы. Если бы ты не был директор они вряд бы приходили.
Ты не думай об этом, ласточка моя, говорил отец, а Боня к тебе привыкнет и станет тебе другом.
Не хочу, что бы он привыкал, сквозь слезы говорила Машенька, почему он должен оставаться без мамы из-за меня? Нет, папа, отвези его обратно к тете Васе.
Котенок, который был уже у двери, мяукал настойчиво и жалобно, подзывая Леонида Владимировича.
Доченька, родненькая, это животное, а не человек. Он привыкнет к тебе и вам вдвоем будет не скучно. Чтобы ты его постоянно видела, я сегодня же сделаю ему горку и поставлю рядом с твоей кроватью. Будешь смотреть на него, и разговаривать с ним.
Мне его жалко, папа. Он такой маленький и беспомощный. Налей ему молочка. Он, наверное, уже хочет кушать.
Сейчас, сейчас, миленькая моя, спохватился отец, выполняя просьбу дочери.
Когда нальешь молочка в блюдечко, постав его у моего лица, чтобы я могла видеть, как он будет кушать.
Конечно, зайчик мой ненаглядный, смахивая слезы с лица, но веселея от просьбы дочери, говорил Леонид Владимирович.
Блюдечко с молоком было у самого личика Машеньки. Боня стоял на ее грудке скованной гипсом, посматривая то на молоко, притягивающее его к себе, то на голубые глаза девочки внимательно наблюдавшие за ним. Он чувствовал, что ему уже пора было кушать. Мяукнув, ступил к блюдечку, и коснулся языком молока. Оно было вкусное. Перед тем как отправиться к маме, следовало и подкрепиться. Еще раз, взглянувши в голубые глаза девочки, Боня нагнулся над блюдечком и принялся за еду. Молоко было хоть и не такое вкусное, как материнское, но и не хуже того, что подавала в миске Василиса.
Машенька, отвлекаясь от своего горя, смотрела, как котенок лакал молоко и быстро толстел.
Папа, ты смотри, какой он стал толстенький! восклицала она. Он был очень голодный!
Конечно, доченька, времени то прошло много, как я взял его. Но мы с тобою приготовились к его встрече: молочка купили. Теперь я положу его в корзинку, пусть поспит.
Нет, папа, пусть спит у моей руки. Мне так хорошо.
Насытившись молоком, Боня почувствовал, как сон стал накатываться на него. Он стоял на груди девочки и не знал, что ему делать и где прилечь, чтобы заснуть. Мысли о матери и братиках отошли в сторону.
Леонид Владимирович нагнулся над ним и осторожно снял с груди дочери, укладывая рядом с ее рукою. Единственное, что у нее подавало признаки жизни это то, что она разговаривала и могла шевелить пальцами правой руки, а остальное тело было парализовано.
Положи его ближе к моим пальцам, чтобы я могла ими касаться его, попросила успокаивающаяся дочь. Не забудь, папа, сделать горку. Ему тогда веселее будет у нас.
Котенок уснул.
Леонид Владимирович на прощанье с усилием улыбнулся дочери, пряча слезы, от сознания того, что дочь оставалась одна, и некому было ухаживать за нею. Собравшись с силами, все же сказал ободряюще:
Теперь вы вдвоем. Боня будет охранять тебя.
Дочка улыбнулась ему, шевеля пальчиками, которые доставали котенка, и она закованная гипсом впервые ощущала приятную мягкую шерсточку и тепло маленького живого существа, которое собравшись калачиком тихо посапывало у ее руки.
* * *Отец ушел в школу, Машенька осталась одна. Она смотрела в белый потолок, на котором уже изучила все трещинки и пятнышки.
Несколько часов тому она, оставшись одна, что бы ни думать о переломе позвонка и отвлечься от постоянной боли плакала, вспоминая о маме, которую очень любила. Корила себя за то, что при ее жизни мало выказывала ей свою любовь и просила за это у нее прошение. Содрогаясь от плача, думала о том, как ей, родненькой и ненаглядной мамочке, неудобно, плохо и страшно лежать одной в сырой и холодной земле. Заливаясь слезами, которые вытереть с лица было некому, просила свою миленькую и дорогую мамочку появиться хотя бы на миг и забрать ее к себе, чтобы они всегда оставались вдвоем там, где постоянно светит теплое солнышко или стоит непроглядная звенящая от холода темнота. Мысленно обращаясь к матери, говорила, что будет, не только очень сильно любить ее, но и во всем слушаться и помогать только бы она забрала ее к себе.
Я не хочу жить, мамочка, глотала слезы она, возьми меня к себе. Я буду самой ласковой и послушной дочерью в мире. Я хочу прикоснуться к тебе и поцеловать в щечку. Я хочу целовать твои ласковые и заботливые руки, которые так много делали для меня, а я это не всегда ценила.
Устав от слез, она забылась коротким и тревожным сном, что бы вскоре проснуться от того нестерпимого зуда на закрытой гипсом голове и острого желания почесать тело, закованное в гипс. Но ни того, ни другого она не могла сделать потому, что ее руки и ноги были парализованы. Она не могла не только подняться, но и пошевелиться.
Теперь же тревожные прежние мысли мельком пролетели в ее голове, так как все ее внимание было сосредоточено на маленьком живом комочке, которого она не видела, но ощущала пальцами. Затаив дыхание, Машенька все теми же пальцами правой недвижимой руки определяла, как поднимался и опускался его бочок, сознавая, что он дышит. На личике Машеньки появилась улыбка, а в глазах вспыхнул интерес к маленькому и беззащитному существу. Хотела, было позвать его, но спохватилась, пускай поспит. Во сне ему не так будет хотеться к своей маме, которая тоже ждет своего сыночка и горько плачет.
Не плачь кисонька, дрогнувшими в волнении губками произнесла она, что бы ни разбудить Боню, тебе здесь будет хорошо. Папа принесет еще молочка и сделает горку, на которой будешь играться, произнесла Машенька и с горечью подумала о том, почему в этой жизни не только люди, но и животные вынуждены расставаться. Неужели нельзя без этого? Вспомнила о Боге, от которого, как говорили, все зависят. Говорили еще, что он добрый и справедливый. Если это так, то почему Бог позволяет, чтобы машины наезжали на мам, сбивали и делали калеками детей? Говорили еще, что Бог может наказывать всех за грехи. Но, какие грехи были у мамы, чтобы Бог лишил ее жизни? За что он наказал ее? Ведь она еще маленькая. Может потому, что иногда баловалась и не слушалась маму? Но разве за это можно даже Богу так больно наказывать детей и лишать их мамы? Вопросы были, ответов нет. Решила, что спросит об этом отца, когда он придет со школы, но вспомнила, как он сам, взявшись за голову, не раз говорил: «Господи, за что ты так сурово наказал меня? Что я сделал плохого и кому в своей жизни?»