Месье Тахир, сказал Осман, распрямляясь. Ему стыдно, вот почему.
На следующий день я пошел в кофейню «Мабрук» и за уже привычным столиком увидел доктора Мехди. Под легким серым плащом у него виднелась пижама. Брови доктора блестели от пота, да и сам он выглядел бледным.
Я спросил, здоров ли он.
Трое суток лихорадило, ответил доктор. Сегодня утром уже лучше, но слабость до сих пор не отпускает. Во время лихорадки меня мучили кошмары: воюющие дикари, чудовища, гули, джинны И не было никакой возможности от них избавиться. Чем упорнее я пытался, тем глубже увязал в кошмаре.
Доктор замолчал, устало вытирая лицо.
Вообще-то у меня постельный режим, продолжил он. Жена, узнав, что я куда-то собрался, устроила скандал. Но я должен был рассказать тебе
Что рассказать?
Доктор поочередно хрустнул костяшками пальцев.
Дело в том, неторопливо начал он, что в лихорадочном бреду мне привиделось, будто я в клетке в дворцовом саду. Неподалеку от клетки великолепный фонтан, рядом длинный стол, уставленный блюдами с кускусом, финиками и прочими фруктами. Но до яств было не достать. Я сидел в клетке как дикий зверь. По всему полу валялись кости узников, встретивших свою судьбу, которой я надеялся избежать.
Ты был один?
Доктор посмотрел мне в глаза. Обычно он оставался бесстрастным, до такой степени, что порой это раздражало. Но болезнь подкосила его.
Да, один. Хотя была еще крошечная птичка. Худхуд, то есть, удод. Удод мог запросто улететь расстояние между прутьями позволяло, но почему-то оставался со мной. Вот из-за этой-то птички я и потащился сюда.
Я все еще ничего не понимал.
Но что общего между мной и птицей из твоего сна?
Птица поведала мне притчу, ответил доктор, и наказала передать тебе.
На минуту-другую воцарилась тишина. Старый доктор промокнул испарину со лба.
Так что же она поведала? напомнил я.
И снова доктор уставился на меня тяжелым взглядом. Он заговорил только тогда, когда убедился, что я ни на что другое не отвлекаюсь.
Это притча об одной индийской птичке, ответил он.
Нанимая марокканскую прислугу, вы ожидаете, что она будет готовить, убираться и делать прочую работу по дому. Вы в это верите, потому что на собеседовании вам чего только ни обещают: безупречно выстиранную и выглаженную одежду, отмытый до блеска дом, изысканные блюда В лучшем случае такая роскошная жизнь продлится неделю-другую. Ну, а потом, освоившись, нанятая марокканка продемонстрирует свой истинный нрав.
Изо дня в день я покорно сносил скверный характер Зохры. Она отчитала меня за дешевые стаканчики для чая: «Разве можно ставить такое убожество перед гостями? Постыдились бы!» В другой раз обвинила в том, что, проходя мимо комнаты Тимура, я громко топаю. Потом раскритиковала в пух и прах: видите ли, когда позвонили из банка, я попросил сказать, что меня нет дома.
Временами Зохра становилась невыносимой, и я невольно задавался вопросом: как только муж терпит ее? Однажды я спросил Зохру о муже. Она покосилась на меня.
Лентяй мой муж, вот он кто. И куда только глаза глядели, когда замуж выходила? Ну да что там, молодой была, глупой.
Он работает?
Какое там! Слишком ленив, чтобы работать. Утром просыпается и тут же из дома в кофейню возле набережной Кор-ниш. День-деньской там рассиживает, попивает себе кофе, курит, болтает с дружками. Уж поверьте мне, я знаю, что говорю.
Это в какой же кофейне он бывает? переспросил я.
Я же сказала: возле набережной.
Кофейня «Мабрук»?
Зохра так и застыла.
Она самая.
Доктор Мехди мог и не рассказывать притчу об индийской птичке это была одна из любимых притч отца. Я так часто слышал ее, что стоит мне закрыть глаза, как я вижу: отец сидит в огромном кожаном кресле, готовый начать.
Давным-давно, когда у верблюдов не было горбов, когда птицы летали вверх тормашками, в большом городе Самарканде жил купец. Семьей он так и не обзавелся, а была у него маленькая птичка удод, которую он любил больше жизни.
Однажды купец собрался по делам в Индию. Помня, что его удод родом из Индии, он спросил птичку: что ей привезти? Птица попросила отпустить ее на свободу, но купец отказался. «Я слишком сильно люблю тебя, чтобы отпустить», возразил он удоду. «Тогда пойди в лес и крикни так, чтобы слышали все птицы: я, мол, жив-здоров, только сижу в клетке», попросил удод.
Приехав в Индию, купец так и сделал. И только он возвестил о судьбе удода, как дикий удод, сидевший высоко на ветке, упал к его ногам замертво.
Купец расстроился, ведь он невольно стал причиной гибели одного из родственников своего любимца. Вернувшись домой, он рассказал обо всем удоду. Услышав такую печальную весть, удод упал с жердочки на пол клетки и испустил дух.
Видя, что удод мертв, купец открыл дверцу клетки и вынул обмякшее тельце, положив его возле окна. Но едва он так сделал, удод встрепенулся и вылетел в окно только его и видели.
Разыскав в трущобах лачугу Хамзы, я упрашивал его вернуться, но он не соглашался. Я совершенно не представлял, что вынудило его уйти. В стране с работой и без того туго, а если на шее еще жена, шестеро детей и многочисленные родственники, увольнение равносильно самоубийству.
Когда я вошел в лачугу из двух комнат, жена Хамзы тут же смахнула с низенького столика вязание и спешно принялась заваривать чай, угощая меня как дорогого гостя.
Может, я тебя чем обидел? спросил я у Хамзы.
Сторож опустил глаза, разглядывая свои руки.
Нет, что вы, месье Тахир, ничего подобного.
Тогда в чем дело?
Хамза снова уставился в пол. Мне показалось, он вот-вот заплачет.
Я не оправдал вашего доверия, признался он.
На следующей неделе позвонил Оттоман бывший вор, а ныне деловой человек. У него был ко мне срочный разговор. Я спросил, знает ли он, где находится кофейня «Мабрук».
Да я в ней полжизни провел, ответил Оттоман.
Часом позже я уже сидел за своим столиком, передо мной дымился в чашке черный кофе. Оттоман обещал не опаздывать, однако пунктуальность марокканцам не свойственна.
По соседству сидел небритый мужчина средних лет: короткая шея, толстые пальцы, от левого глаза до подбородка шрам. В пепельнице рядом с его чашкой высилась гора окурков видимо, он здесь с раннего утра. Я и раньше встречал его в кофейне он всегда садился на одно и то же место. Перегнувшись через столик, я спросил: имя Зохра ему что-нибудь говорит?
Мужчина вздрогнул. Он прижался к спинке стула как будто его пригвоздили, лицо исказила гримаса боли.
В моем доме работает одна женщина по имени Зохра, пояснил я.
Месье, тихо забормотал он, мне за нее так неловко. Правда, уж поверьте мне.
Тут в кофейню стремительно вошел Оттоман. На нем был деловой костюм из твида, поверх габардиновый плащ. Аккуратно сложенным зонтом он помахивал как тростью.
Абдул Латиф принес ему пепельницу и чашку кофе. Мы поздоровались, обменявшись любезностями.
Альхамдулилла! Хвала Аллаху! Я в полном здравии, -ответил он на мой вопрос.
Я отпил кофе, ожидая, когда Оттоман заговорит о деле.
Какое-то время он всматривался вдаль на Атлантический океан, устремлявший волны к берегу. Потом снял очки и потер переносицу.
С тех пор, как мы встретились у могилы Хишама, начал он, я все думал о нашем друге, о том, что для него было важным.
Марки, сказал я.
Да, конечно, улыбнулся Оттоман. Но не только.
Еще поучительные истории.
Именно! Излюбленное занятие Хишама. Он был великолепным сказителем.
Да, он умел рассказывать.
Сидя в любимом кресле, Хишам мог говорить с утра до вечера. И мысль о том, что после беседы с ним человеку становится лучше, давала ему утешение.
Я хочу, чтобы о наследии Хишама помнили, сказал Оттоман. Хочу, чтобы другие на примере историй учились различать добро и зло как Хишам, слушавший в детстве притчи своей бабушки.
Но в наше время все только и смотрят, что сериалы, сказал я. Сериал заменяет людям притчу.
Оттоман придвинулся ближе, опираясь рукой о мое колено.
Мы можем изменить положение вещей, повернуть время вспять, с жаром зашептал он. Мы можем побороть систему, и сказители снова заговорят.
Вернувшись домой, я застал Османа взволнованным он беспокойно расхаживал туда-сюда. Рядом с ним стоял высокий, худощавый мужчина в джеллабе необычайно яркого зеленого цвета. Он был в очках-авиаторах и производил впечатление актера из индийского фильма.
Это Лайачи, мой брат, нервничая, представил мужчину Осман. Ему тридцать один, и он ищет работу.
Вот как! ответил я.
Хамза ушел, значит, место свободно, сказал Осман.
Но я не теряю надежды вернуть его.
Нет, месье Тахир, быстро заговорил Осман. Он не вернется ему стыдно.