Но вернемся к фактам. Итак, была зима. Точнее ноябрь, поздняя осень. Садик не отапливался. Детей одевали как можно теплее, но все равно они болели, и в группах оставалось всего по нескольку человек. Заболела и заведующая садиком. А тут еще наступила пятница. Методист, исполняющий обязанности заведующей, отпросилась домой. Воспитатель подготовительной группы тоже. Из взрослых остались лишь нянечка и восемнадцатилетняя девушка-воспитатель, которую попросили помимо своих малышей присмотреть еще и за «подготовишками».
Уже перечисленного достаточно, чтобы понять чрезвычайное происшествие неизбежно. Но в России нарушений никогда не бывает слишком много. Их все умножают и умножают. Из лучших побуждений, естественно.
Не желая оставлять детей без присмотра, всех перевели в группу, где еще оставался воспитатель. Но так как места для них там не было, им велели стоять в дверях. Это мальчишкам-то, которых и поодиночке удержать трудно.
Тем не менее, они стояли. А нянечка из расположенного возле той самой двери неогражденного титана наливала в ведра (разумеется, они были без крышек) кипяток. Садик ведь не отапливался, вы помните? Вот и расставляли ведра с горячей водой для тепла.
Я знаю, вы уже ахнули. Но действительность ужаснее ваших предположений. Один из мальчиков сказал, что новичок, не говорящий по-русски, фашист. Другой дополнил, что фашистов нужно пытать. А третий толкнул и посадил малыша в ведро с кипятком.
Мама, говорил он потом, я хотел дать сдачи, но не мог встать. И не мог закричать, потому что было очень больно.
Подбежавшая нянечка и воспитатель выхватили его из ведра. До малыша было больно дотронуться. В буквальном смысле больно, ведь одежда (а ее из-за холода было много: трусики, колготки, шорты) была пропитана кипятком!
Что бы вы стали делать? Вот и они это сделали: содрали с него одежду. Вместе с кожей, мясом и половыми органами.
Ужас! Люди, которые в такой ситуации умеют сохранить способность нормально мыслить, встречаются не часто. Врачи запрещают мазать ожоги маслом, но мы всегда мажем. А здесь ожог был чудовищный! И ребенка буквально залили подсолнечным маслом, так что, когда врачи скорой помощи начали обрабатывать раны, они не могли пробиться сквозь слой растительного масла.
Все последующие годы были наполнены интенсивным лечением. Пострадавшего ребенка ежедневно на два часа подключали к аппарату «искусственная почка». А до того было все: и клиническая смерть, и чудовищное внутричерепное давление, когда при попыткеа взять на анализ пробу спинного мозга, спинномозговая жидкость через прокол ударила фонтаном
Разумеется, при первой же возможности Куницыны с сыном перебрались в Германию. Он с рождения был поставлен на медицинский учет, за ним был закреплен педиатр Но за границей не лечат задаром. Накопления Елизаветы Гавриловны (машина, сервизы и т.п.) довольно быстро закончились. А муж от нее ушел.
Теперь из области фактов перейдем в область юридическую. Как раз с 1985 года мы строим правовое государство, в котором считается, что раз в государственном учреждении ребенку нанесен ущерб, он должен быть возмещен хотя бы оплатой лечения.
К чести наших тогдашних властей (Немцов тогда был губернатором) этого никто не оспаривал. Сложность вызывал лишь вопрос: где взять деньги? На очередную операцию требовалась очень конкретная сумма 30 000 марок. А на эти деньги в те времена можно было какое-то время содержать небольшую городскую больницу.
История покатилась по российским коридорам власти, обрастая бумагами, именами и резолюциями. Благодаря исключительной энергии мамы, незадействованными остались только ООН и инопланетяне. Из аппарата премьер-министра (тогда им был В. С. Черномырдин) в Нижегородскую администрацию пришло распоряжение изыскать средства. Правительству не отказывают. Средства начали искать. Как вы думаете, где? Не в тощем же областном бюджете
И нашелся, нашелся желающий помочь. (Собственно, деньги давали многие, но требовались все новая и новая серий операций, так что процесс превратился в периодический и нескончаемый).
Ну, и теперь задачка на сообразительность: если человек дает деньги на операцию чужому ребенку, хочет ли он что-нибудь получить взамен?
Принято считать, что жертвователь бескорыстен. Возможно. Но даже признанные меценаты рассчитывают, что рядом с их щедрым даром будет закреплена табличка с их именем. Чтобы помнили благодарные потомки.
Принято считать, что жертвователь бескорыстен. Возможно. Но даже признанные меценаты рассчитывают, что рядом с их щедрым даром будет закреплена табличка с их именем. Чтобы помнили благодарные потомки.
В нашем конкретном случае предполагалось, что благотворитель вручит безутешной маме щедрый чек непосредственно на глазах премьера, который вот-вот должен был прибыть на Нижегородскую ярмарку.
Но вручение не состоялось. Куницына не приехала. По германской привычке, рассудив, что раз положено, то дадут, она ответила на приглашение: «Мне некогда приезжать в Нижний. Мне надо ребенка в школу собирать».
А теперь, исходя из личного опыта, скажите, перечислили ей деньги на ее расчетный счет или нет?
И история покатилась дальше, наращивая новые обращения в прокуратуру и администрации всех уровней.
И вот, сидя напротив меня, дважды образованная женщина требовала заклеймить в газетной статье всех, кто «пропил ее законные», но так и не полученные деньги.
Что я могла сказать? Посоветовать обратиться еще в какую-нибудь организацию? Выше уже только Господь Бог. Подавать в суд? Можно. Но от решения до выплаты путь длиною в годы.
Знаете, сказала я ей, мой вам совет: попробуйте через газету, а еще лучше через телевидение обратиться к народу. «Люди добрые, простите меня, бабу глупую. Из-за моей гордыни и жадности страдает безвинный ребенок. Помогите, кто чем может». Люди простят и помогут. Соберут всем миром необходимую сумму.
Елизавета Гавриловна движением бровей отвергла мое предложение.
На этом мы расстались. Она уехала назад в Германию, где проживает на квартире своей бывшей прислуги. У нее еще много энергии и масса дел.
В памяти осталась лишь фотография, которую она показала: на фоне Нижегородского драматического театра стоят, обнявшись, мать и сын. А на фронтоне театра плакат с крупной афишной надписью: «Прости меня, мой ангел белоснежный».
В фильме «Адвокат дьявола» Аль Пачино говорит: «Тщеславие мой самый излюбленный грех».
Прости, прости
Ненасытная
По утверждению Льва Николаевича Толстого все счастливые семьи счастливы одинаково, а каждая несчастная несчастна по-своему. Дзержинская семья, о которой пойдет речь в данной статье, была несчастна настолько, что дело пришлось разбирать городскому суду.
Обвинение в терроризме и попытке захвата заложника против Александра Александровича не выдвигалось. Прокурор на первом заседании суда, кратко обрисовав его действия, совершенные 15 октября 2004 года, квалифицировал их по статье 119 УК РФ «Угроза убийством». А произошла вся эта драма не в какой-нибудь Чечне, и даже не в темной подворотне, чреватой нападением вооруженных бандитов Нет, все случилось обычным семейным вечером на собственной кухне обвиняемого.
Более того, всякий, кто увидел бы как Александр Александрович, в сопровождении конвойных, передвигается по лестницам и коридорам суда был бы потрясен заранее, еще не зная никаких обстоятельств дела. Потому что подсудимый инвалид. У него ампутирована одна нога, и он передвигается на костылях
Вторым поражающим воображение обстоятельством стал тот факт, что драма, потенциально таящая в себе возможность взрыва жилого дома и гибели людей, разыгралась в исключительно приличной семье (и муж, и жена люди с высшим образованием, занимавшие значительные должности, прожившие вместе почти 20 лет и воспитавшие двоих благополучных детей).
Но попробуем вникнуть в обстоятельства дела. В кратком изложении прокурора события вечера 15 октября проходили так:
Находясь вечером на кухне своей трехкомнатной квартиры (район престижный, планировка улучшенная) Александр Александрович схватил за волосы свою бывшую жену и попытался нанести ей удар ножом в область шеи. Убийства не случилось по независящим от него обстоятельствам 17-летний сын, который в этот момент пил чай, сидя рядом с матерью, схватил отца за руку и опрокинул его на пол. Женщина, почувствовав, что освободилась, кинулась бежать и, выскочив на лестничную площадку, стала звонить в квартиры соседей, чтобы от них вызвать милицию.
Сын же, оставшийся в квартире, укрылся в своей комнате и запер дверь изнутри. А отец, сумев подняться на ноги, рвался к нему и угрожал убийством.
Далее события развивались не менее драматично. Когда два участковых инспектора, получивших стандартное («семейный скандал, хулиганит муж») указание дежурного по отделу, прибыли к месту происшествия, на площадке пятого этажа их встретила взволнованная женщина. Из ее речи милиционеры выделили несколько ключевых фраз: «внутри ребенок», «муж угрожает ножом», «взял в заложники».