«Нельзя жить приятно не живя разумно, нравственно и справедливо, и, наоборот, не будет жизнь разумной, нравственной и справедливой если жить неприятно», говорил вслед за Аристотелем философ Эпикур.
Неприязнь связана с нравственностью, а нравственность воспитывается с самого раннего детства.
От древности нравственность ценилась высоко, вот Цицерон ещё, от Римской империи, от тех времён, оставил мнение своё: «Ценить дороже то, что кажется полезным (материальное), чем то, что кажется лишь нравственным в высшей степени позорно».
Но и в те времена, с нравственностью было не всё так просто.
«Какая польза в напрасных законах там, где нет нравов? Что значат пустые законы без обычаев?» вопрошали философы. «Серебро дешевле золота, золото дешевле нравственных достоинств» говорили древние.
Поведение, дела и поступки, нравы говорящего убеждают больше, чем его речи. «Что не запрещает закон, то запрещает стыд» говорил Сенека. Марк Аврелий, хоть и император, но прослыл философом и сказал о том же: «Не делай того, что осуждает твоя совесть, и не говори того, что не согласно с правдой. Соблюдай это самое важное и ты выполнишь всю задачу своей жизни». Совершенство нравов в том, чтобы каждый день проводить так, как если б он был последний: без трусости и без притворства.
Собственная нравственная нечистоплотность это знак презрения к самому себе. Стыд и честь как платье: чем больше потрёпаны, тем беспечнее к ним относишься (ах, да оно старое, изношенное, бог с ним, не буду штопать, говорит себе человек, не желая исправлять свою нравственность).
Не на то надо смотреть, где человек родился, а каковы его нравы, не в какой земле, а по каким принципам решил он прожить свою жизнь.
Крепнет нравственность, когда дряхлеет плоть.
«Знатное происхождение без добродетели ничто. Славе наших предков мы сопричастны лишь в той мере, в какой сами стремимся походить на них. Блеск их деяний, что озаряет и нас, налагает на нас обязанность воздавать им такую же честь, идти по их стопам и не изменять их добродетелям, если мы хотим считаться их истинными потомками» сказано одним из больших мудрецов.
Коль нанесли тебе сердечную обиду,
Плати забвеньем так гордость нам велит;
Не можешь позабыть тогда хоть сделай вид,
Не унижай себя. (не возмещай обиду мщеньем).
Коль девушку ведут неволей под венец,
Тут добродетели нередко и конец.
Ведь может быть супруг за честь свою спокоен
Лишь при условии, что сам любви достоин.
И если у мужей растёт кой-что на лбу,
Пускай винят себя не жен и не судьбу.
Коль жены думают лишь о своих мужьях,
Им вовсе ни к чему рядиться в пух и прах.
Нравственные правила нуждаются в доказательствах, следовательно, они не врожденны. Основа всякой добродетели и всякого достоинства заключается в способности человека отказываться от удовлетворения своих желаний, когда разум не одобряет их.
От правильного воспитания детей зависит благосостояние всего народа.
У каждой добродетели есть родственный порок; так и у каждого наслаждения есть соответствующее с ним бесчестье. Поэтому необходимо отчётливо провести разделяющую их черту, и лучше на целый метр не дойти дальше и остановиться, нежели зайти за черту хоть на миллиметр.
Родители, поощряя капризы детей и балуя их, когда они малы, портят в них природные задатки, а потом удивляются, что вода, источник которой они сами отравили, имеет горький вкус!
Нравы портятся легче, чем исправляются.
И нравственность это есть наука об отношениях, существующих между людьми, и об обязанностях, вытекающих из этих отношений.
К сожалению, есть люди, которые относятся к нравственности, как некоторые архитекторы к домам: на первый план ставится удобство, а последствия такого удобства не видят.
Между тем, «без глубокого нравственного чувства человек не может иметь ни любви, ни чести, ничего, чем человек есть человек», сказал Белинский.
В науке нет другого способа приобретения, только в поте лица, трудом; ни прорывы, ни фантазии, ни усилия и стремления «всем сердцем» не заменят труда. Чтобы воспитать нравственность необходим терпеливый труд.
В природе ничто не возникает мгновенно и ничто не появляется на свете в совершенно готовом виде.
«Нравственность либо условна, либо оплачивается на месте» как сказал Ежи Лец. То есть какой мы вырастим плод то и получим!
«Различие между ядами вещественными и умственными в том, что большинство ядов вещественных противны на вкус, яды же умственные, в виде дурных книг, к несчастью, часто привлекательны».
«Нравственность есть отношение силы разума к силе чувства. Чем сильнее чувство и чем ближе к нему разум, тем больше человек в его человеческом деле. Есть чувства, восполняющие и заменяющие разум, и есть разум, охлаждающий движение чувств».
Наука о нравах всегда менялась. И возникала Неприязнь, к тому или иному человеческому поступку.
Конец.Неприязнь
Но при всём нашем знании и протекающей ежедневно информации, льющейся из всех современных гаджетов, окружающую нас действительность мы видим в своём воображении поверхностно, стереотипно:
Капитализм это такой толстый пузатый «тип-человек», который своими пальцами-сосисками копошится в куче золотых монет, сложенных в его кладовке в подвале на полу пирамидой.
Рабочий класс это такой красивый спортивный могучий парень, с накаченными мышцами, в блузе с закатанными рукавами, с молотом в руках.
Деревня же составляет три типа. Это прежде всего худощавый босой в рваных штанах «бедняк». А есть в сёлах и деревнях средний класс «мужик-пахарь», это чуть получше упитанный и обутый в лапти «работяга-тракторист». И есть в сёлах «кулаки-мироеды-фермеры», которые в жилетках поверх рубахи, в картузах и лаковых сапогах нанимают «бедняков» и «мужиков», а прибыль тратят на себя, строя двухэтажные имения-особняки, обнесённые трёхметровыми заборами.
Это всё вызывает неприязнь к капиталистам и кулакам-фермерам. «Старорежимный, держиморда»!
Власть предержащие совершают много ошибок-преступлений против людей (человечества), против народа. Нужно сказать без церемоний всю правду.
Ошибок много, но, собственно, главная из них это общий дух, который царит во всех их проявлениях, во всей их «деятельности». То есть, главное отсутствие любви, отвращение к людям, какое чувствуется во всём. На этом отвращении от властей построена вся система жизни общества.
Отвращение к человеческому голосу (к гласу народа), к лицам, к затылкам, шагам одним словом ко всему, что составляет человека. Поэтому у всех дверей стоят сытые, грубые полицаи, чтобы не пускать к начальству неприлично одетых людей. Гордость и преобладание царит во всём.
Власти смотрят на всех людей по-наполеоновски, как на мясо для пушек. Но у Наполеона была хоть какая-нибудь идея, а у нас, кроме отвращения, ничего!
Все что есть, десятки миллионов рабочих, здоровых и сильных и красивых людей служат богатеющим государственным управителям. Разница между их жизнями огромна, в тех же прибылях, например, и зарплатах: у всякого у власти стоящего миллионы, а у простого народа зарплаты копейки, и прибылей ноль!
Поэтому, молодые люди, вступающие в большую взрослую жизнь, все стремятся хоть и к маленькой, но власти над другими, а ради этого готовы на любую уже подлость.
Иной молодой человек не прослужит и трех лет, как становится лицемером, подлипалой, ябедником, всё ради повышения по чину. И в угоду богатому начальству, такие мало-мальски управленцы пытаются содрать «с одного вола три шкуры» для себя и для других, (себя же нельзя обойти). Так построена система на самоедстве. Простой народ не считается людьми-личностями. Да и тех же «князей», «графов», едва они оступятся, такие же карьеристы готовы заклевать, как хищники птицы заклёвывают и выгоняют больных из своей стаи.
И что больше всего возмущает, что имея миллионные состояния прибылей властями ничего не делается для людей, которым они, якобы, служат; только словами говорится о добре, а добро всё делается «на показуху», для обмана народа. Обманывают сами себя и обманывают вышестоящих нижние чины власть предержащих.
Благотворительность, которую богатые, якобы, творят, они считают чем-то серьёзным и полезным, а не «кукольной комедией». На самом-то деле, всякая благотворительность это игра в «любовь к ближнему», самая откровенная игра. Потому что «акции благотворительности» проводятся одноразово и в отдельных единичных местах. А в остальной повседневности по-прежнему продолжает твориться серая действительность. Вот, к примеру, «дома престарелых» посещают благотворители, богатые «графы и графини» подарили они чистые новые одеяла и простыни из «голландского полотна». После отъезда благотворителей и одеяла, и простыни исчезают: низшие «приютские чины» растаскивают «подарки» благотворителей. Это только в одном учреждении, куда соизволят ехать благотворители, а в сотнях других «Домах престарелых» всё остаётся по-прежнему: и штукатурка с потолков сыпется и кормят старух и стариков «овсянкой» овсом как лошадей, животных, фрукты бывают разве что по праздникам. Пока не сгорит «Дом престарелых» вместе со стариками проблемы таких учреждений никто и не видит