Эй, на той стороне, мы сдаемся, Желудь, почти с ненавистью, посмотрел на командира, но через мгновение гнев сменило понимание понимание неизбежного. Не стреляйте, нас только двое, выкрикнул Бранд, помахав рукой.
«Только бы успели», подумал он и швырнул пистолет в сторону врага.
Выходите по одному, гаркнули с той стороны, погрозив автоматами, руки за голову.
Бранд на одной коленке выпрыгнул из бруствера и сверху кивнул Желудю. Тот, выматеревшись, скинул с себя разгрузку и вылез из окопа.
А тебе что, особое приглашение нужно? скомандовал офицер противника, тыкнув в Желудя пистолетом, руки в гору.
Ладно-ладно, сплюнул Желудь, но руки убрал.
«Только бы успели, только бы успели», как заповедь произносил про себя Бранд и когда в очередной раз он обернулся в сторону башни, то почувствовал, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди от радости. Башня, до того момента мертвая, вдруг вспыхнула всеми цветами радуги.
Да что это такое? выкрикнул командир противника и передернул затвор.
Командир, выдохнул Желудь, успев прикрыть Бранда, и принять на себя пулю офицерского пистолета.
Желудь, прошептал Бранд, спускаясь на колени вместе с умирающим товарищем. Желудь, только и смог произнести он, почувствовав, как предательски к горлу подкатывает комок.
«Успели», лишь одна мысль не отпускала его, кощунственно заслоняя смерть друга.
***
Силовую установку давно не запускали, задумчиво произнес Иван.
Танели с пистолетом в руке придирчиво обошел все помещения агрегатной.
Чисто, Иван, выкрикнул он, у нас получится?
Да, наверное, Иван, задумчиво почесал подбородок. Танели, я запущу установку, а ты найди станцию, она должна быть несколькими этажами выше. Ищи помещение со знаком, Иван пальцами нарисовал в воздухе замысловатый значок, похожим на антенну со стрелками.
В ответ Танели кивнул и кинулся на лестничную клетку.
«Ну, что, смахнем с тебя паутину», улыбнулся Иван и щелкнул первый автомат.
Есть, Иван, перегнувшись через перила, выкрикнул запыхавшийся Танели, нашел.
Сейчас, ответил Иван, и, выдохнув, перевел основной рычаг в верхнее положение. Помещение осветилось неоновым светом, закрутились бобины записывающих устройств, а на лестничных клетках вспыхнули лампы дежурного освещения, идем, у нас мало времени. Станция допотопная, скривился Иван, не уверен, что она работоспособна.
Не проверим не поймем, произнес Танели.
Давай попробуем, вздохнул Иван и открыл приборную панель. Внешних повреждений нет. Сейчас подам питание и попробую настроить частоту.
Как ни странно, станция ожила сразу. В динамиках раздался шум, кратковременно прерываемый короткими, едва различимыми выкриками в эфире.
Частоту помнишь? спросил Танели.
Подожди, Иван поднял руку вверх, подожди. Он постепенно стал поворачивать ручку настройки, не меняя КВ диапазон, мне кажется, это уже не важно. Вот, он слегка довернул ручку настройки и прибавил звук.
«Всем, всем, всем. Всем враждующим сторонам, дезертирам, бандам и отдельным преступным элементам. С вами говорит представитель временного правительства. Приказ правительства и совета повстанцев, заключивших перемирие: на всем театре военных действий установлен режим прекращения огня и всеобщая амнистия. Для координации действий противоборствующих сторон к вам будут направлены эмиссары с особыми полномочиями. За поддержанием порядка и соблюдением условий перемирия будут следить специальные отряды, составленные из бойцов спецподразделений. Любое сопротивление будет воспринято как прямое нарушение приказов объединенного правительства и будет караться смертью. Все не подчинившиеся будут задержаны и переданы в распоряжение персонала специально созданных лагерей. Повторяю».
Танели, тихо произнес Иван, переведи на громкую связь, вон тот переключатель.
Сейчас, Танели как в тумане нажал кнопку, одновременно вытаскивая из-за пазухи пистолет.
«поддержанием порядка и соблюдением»
«Неужели все, подумал Танели, неужели конец, как во сне он покрутил на ладони пистолет и с остервенением швырнул его в угол комнаты. Иван сидел на корточках, прислонившись спиной к стене, и закрыв лицо руками, мелко вздрагивал, давясь слезами. Танели пытаясь успокоить, взлохматил на голове Ивана волосы. Тот лишь отмахнулся и глубоко вздохнув, вытер лицо, задрав голову к потолку».
Танели, тихо произнес Иван, переведи на громкую связь, вон тот переключатель.
Сейчас, Танели как в тумане нажал кнопку, одновременно вытаскивая из-за пазухи пистолет.
«поддержанием порядка и соблюдением»
«Неужели все, подумал Танели, неужели конец, как во сне он покрутил на ладони пистолет и с остервенением швырнул его в угол комнаты. Иван сидел на корточках, прислонившись спиной к стене, и закрыв лицо руками, мелко вздрагивал, давясь слезами. Танели пытаясь успокоить, взлохматил на голове Ивана волосы. Тот лишь отмахнулся и глубоко вздохнув, вытер лицо, задрав голову к потолку».
Это все, Танели, мы справились.
Танели механически кивнул и вышел на смотровую площадку, плюнув на все еще исходящую от засевших в соседних зданиях снайперов угрозу.
«Не одни мы устали от этой резни», он провел ладонями по лицу и взглянул на небо. Ветер гнал низкие, почти касающиеся антенн башни тучи, смешивая их с дымом жженой резины, догорающей уже облупившейся краски на искореженных машинах и самопальных печек из бочек, разбросанных по всему городу. На площадь, которая с высоты была как на ладони, обрушился косой ливень, необычно сильный для этих мест, заглушая звук громкоговорителей шипением затушенных костров.
«Неужели все», фраза сидела в мозгу, как назойливая заноза.
Смогут ли люди без того, чтобы не утолить жажду насилия, впитанным с молоком матери? Сейчас все устали. Все хотят мира и спокойствия. Но пройдет время. Не смогут. Наверное, он тоже не сможет, потому, как просто не помнит другой жизни, кроме каждодневного, ежечасного, ежеминутного выживания. Что дальше? Он прислушался к себе и ничего не почувствовал. Ничего, кроме пустоты и мерзкого, металлического привкуса во рту.
Танели, неожиданно ожила рация с голосом Александры, ты жив? Не молчи, ну скажи хоть что-нибудь. Тане, он, покрутив в руках рацию, выключил ее, так и не ответив. А тучи совершенно неожиданно рассосались, и на площадь упали первые лучи всходящего, утреннего солнца. А внизу, прислонившись к командиру, умирал Желудь. Боли уже не было, глаза застилала пелена, лишь пальцы все еще механически скребли по земле, словно цепляясь за тающую жизнь. Желудь. Неунывающий, бесстрашный Желудь. Последний убитый солдат. Последней войны.
Часть первая. Знак зверя
«Страх оружия есть признак неполного
умственного и эмоционального развития».
(Зигмунд Фрейд)
Когда в дверях раздался шум поворачивающегося ключа, в груди у Вики привычно сладко и волнительно заныло. Сколько времени они уже вместе, а радостное чувство ожидания мужа не проходило, лишь становилось взрослее и глубже. Отбросив в сторону книгу и откинув плед, она выпорхнула в коридор. Игнат, на ходу сбросив обувь, подошел к ней и, обняв, поцеловал.
Игнатик, что это? испуганно спросила она, посмотрев на его одежду защитного цвета, запачканную кровью. Он лишь махнул рукой, и, сбросив куртку, поднял ее на руки. Она улыбнулась, растрепав его кудрявые волосы, и охнула, когда он понес ее в комнату, целуя на ходу.
Игнатик, помыться бы тебе надо, выдохнула она, как кошка, потеревшись носом о его шею, от которой несло потом, кровью и еще какими-то незнакомыми таежными, почти неуловимыми дикими запахами леса.
«Что-то с ним происходит», думала Вика, сидя на кухне. После бурного, почти звериного акта любви, Игнат заснул как младенец, а она еще некоторое время лежала рядом, подперев голову, поглаживая его шею, с цепочкой от медальона, который он никогда не снимал. Проведя пальцами по шрамам на плече Игната, Вика вспомнила путешествие в пещеру Седого Джонни, так много изменившее в их жизни. Их детская клятва никогда не расставаться, переросла в клятву, данную ими богу перед лицом священника.
Когда Игнат, засопев, все же свалился из дремоты в глубокий сон, она осторожно выбралась из-под одеяла, и, накинув халат, на цыпочках вышла на кухню. Жутко хотелось выпить чай и покурить. Смятая пачка тоскливо ожидала на шкафу, словно надеясь, что когда-нибудь ее пальцы все же притронутся к ней. Сколько она уже не курила? Может, с того дня, когда узнала о беременности? Нет, точно нет. Смяла пачку она в то утро, когда неожиданный приступ тошноты поднял ее на ноги. Тогда она едва успела добежать до кухонной раковины. С тех самых пор Вика на дух не переносила сигаретный дым. Вздохнув и щелкнув зажигалкой, она глубоко затянулась, прислушиваясь к собственным ощущениям. Тошноты не было, лишь странно закружилась голова, и помутнел взгляд. Вика бессмысленно уставилась на плиту, рассматривая пузырьки в уже закипающем чайнике.