По окончании суровых испытаний Иоганнесу торжественно вручили грамоту в золотом окладе, подписанную Главой Единой Церкви Его Святейшеством архиепископом Фабиусом. В документе признавалось владение епископом Иоганнесом Паблиотти сверхъестественными способностями и удостоверялось причисление его к лику святых Единой Церкви. Глава комиссии, криво улыбаясь и глядя в сторону, поздравил новоявленного мученика и передал тому подарок от кардинала-епископа Малистони бутылку дорогого красного вина. Иоганнес тем же вечером передарил бутыль хмельного напитка наиболее зловредному члену комиссии. Через неделю после отъезда из монашеской обители тот скоропостижно скончался. Как поговаривали, от внезапного приступа почечнокаменной болезни. По получении известия о сем прискорбном событии Паблиотти стал вкушать пищу и напитки с превеликой осмотрительностью.
Толпы паломников устремились в северные леса Минестраля за благословением от «живого святого». По причине удаленности и неблагоустроенности монашеского скита большая часть верующих останавливалась на ночлег в монастыре святого Аполлинария. Это обстоятельство способствовало наполнению щедрыми пожертвованиями казны монастыря, что не могло не радовать его настоятеля аббата Юриуса Филистена. Предприимчивый глава обители, недолго думая, решил поставить доходное «святое дело» на широкую ногу. Он немедля отправил в скит для возведения жилых и подсобных помещений подводы со строительными материалами и инструментами, а также двух послушников.
С приходом весны послушники и наемные работники пристроили к старому срубу пару дощатых сараев для ночлега паломников, а во дворе под деревянным навесом выложили летнюю печь. Здесь же поставили длинный обеденный стол. Теперь паломники могли приезжать в удаленный скит с ночевкой. За срубом в огороде работники выкопали неглубокий колодец. Верный секретарь и помощник Иоганнеса иеромонах Амвросий Лузинелло поначалу громко возмущался по поводу последнего из-за уменьшившегося размера овощных грядок, но по прошествии малого времени смирился. Тем паче, скитникам теперь стало легче добывать воду для обеспечения растущего потока верующих. А когда соседний ручей мутнел после обильных дождей, колодец надежно обеспечивал жильцов скита и паломников чистой водой.
Жизнь в уединенном монашеском обиталище отныне протекала по строгому распорядку, расписанному с раннего утра и до позднего вечера. Каждый день начинался с прибытия очередной партии паломников. Прибывших гостей размещали по жилым помещениям. В назначенный час проходила общая молитва с епископом Иоганнесом, по окончании которой тот демонстрировал одно из своих «чудес». Затем монахи и паломники приглашались к обеденному столу для совместной трапезы. После небольшого отдыха поочередно следовали: вечерняя служба, непродолжительная проповедь епископа, ужин, сон. С утра все повторялось. И так всю неделю. Исключение составляли суббота и воскресенье, когда скитникам позволялось отдохнуть от посетителей. На тех же подводах, что доставляли по утрам паломников, отвозили обратно в монастырь переночевавших гостей. Тем же транспортом доставлялись продукты и предметы, необходимые монахам в повседневном быту. Пищу готовили послушники в летней кухне с расчетом на новых постояльцев. Благодаря этому трудностей с пропитанием не возникало.
***Сегодня поутру иеромонах Амвросий, как обычно, занимался размещением новоприбывшей партии паломников. Как и ожидалось, с наступлением теплых весенних деньков поток мирян, жаждавших лицезреть «живого святого», существенно вырос.
На севере Обитаемых Земель весна из года в год с запозданием вступала в свои права. Но вот уже несколько дней, как холода окончательно отступили. На вековых соснах появились молодые светло-зеленые побеги. Раскрылись созревшие шишки, рассеивая по ветру легкокрылые семена. Под покрытыми морщинистой корой деревьями зазеленела свежая трава. Отовсюду слышалась веселая птичья разноголосица, изредка прерываемая трелями соловья или брачной песней самца-кукушки.
Извилистая тропинка уводила совершавшего утреннюю прогулку Иоганнеса все дальше и дальше в лес. Епископу хотелось хоть на время скрыться от докучливых гостей и побыть в одиночестве. Поддавшись легкомысленному весеннему настроению, монах стал тихонько напевать:
На севере Обитаемых Земель весна из года в год с запозданием вступала в свои права. Но вот уже несколько дней, как холода окончательно отступили. На вековых соснах появились молодые светло-зеленые побеги. Раскрылись созревшие шишки, рассеивая по ветру легкокрылые семена. Под покрытыми морщинистой корой деревьями зазеленела свежая трава. Отовсюду слышалась веселая птичья разноголосица, изредка прерываемая трелями соловья или брачной песней самца-кукушки.
Извилистая тропинка уводила совершавшего утреннюю прогулку Иоганнеса все дальше и дальше в лес. Епископу хотелось хоть на время скрыться от докучливых гостей и побыть в одиночестве. Поддавшись легкомысленному весеннему настроению, монах стал тихонько напевать:
Я стану, стану великим магом,
И всех я превзойду.
А Розу, коварно меня предавшую,
Найду, удивлю, обниму
Гм, задумчиво протянул епископ, остановившись прямо посередине лесной тропы. Последнее слово явно выбивается из общего текста.
Действительно, обнимать девушку, выдавшую его сокровенные планы недоброжелателям, было как-то неправильно. Ведь именно из-за вероломства новициатки7 Розы, оказавшейся шпионкой короля Вендарии Дамиана Второго Справедливого, Иоганнеса сослали в эти дремучие леса полтора года назад.
На Его Преосвященство внезапно нахлынули грустные воспоминания. Он сошел с тропинки и присел на трухлявый пень, сиротливо торчавший на краю поляны. Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, Паблиотти вытащил из ножен на поясе золотой кинжал и принялся в очередной раз его разглядывать. Сей ценный предмет являлся одушевленным магическим артефактом и однажды сам выбрал ссыльного монаха своим хранителем. Подняв кинжал на уровень глаз, Иоганнес посмотрел сквозь круглое отверстие в его рукоятке. «Так я и не понял, зачем нужна эта прорезь, принялся размышлять епископ. Шнурок в нее протянуть затея неудачная. Повесишь потом кинжал на шею, а ножны, глядишь, и соскочат. Непонятно». Поддавшись вернувшемуся игривому настрою, Иоганнес поднес рукоятку артефакта к губам. Дуя в дырочку, он попытался насвистеть мелодию известной фривольной песенки.
Внезапно кинжал в руках епископа затрясся мелкой дрожью. Из отверстия в рукоятке вылетел рой крохотных сияющих золотом жучков с острыми, как иглы, жалами. Рассерженно гудя, опасные создания закружились перед лицом опешившего скитника.
Ой! тихо произнес тот.
Ему показалось, что при звуках голоса жало у ближайшего к нему светящегося жука немного уменьшилось.
Ой-ой-ой! чуть громче произнес испуганный епископ.
Насекомые замерли на месте, быстро махая крылышками, и как будто прислушиваясь. Их острые жала сделались меньше. И тогда Иоганнес запел дрожащим голосом:
Я стану, стану великим магом,
И всех я превзойду.
А Розу, коварно меня предавшую,
Найду, удивлю, обниму?!
Достигну славы огромной я,
И все склонятся пред мной.
Второго такого в мире нет,
Ведь я живой святой
Постепенно, под звуки голоса епископа, игловидные жала у золотых жуков уменьшились в размерах, а потом и вовсе исчезли. Их сверкающие тельца стали миниатюрнее, а крылышки, наоборот, выросли. Опасные создания прямо на глазах превратились в симпатичных золотистых мотыльков. Сияющие бабочки грациозно закружились над головой застывшего на пне монаха, а затем соединились в порхающую гирлянду. «Живой святой» заворожено следил за их чудесным превращением. Он затянул свою коротенькую песенку во второй раз. Мотыльки вытянулись в длинную сияющую цепочку. То отлетая, то снова возвращаясь к лицу инока, они как будто манили Иоганнеса за собой. Епископ поднялся с пня, и, не сводя глаз с парившей в воздухе вереницы золотых бабочек, двинулся в неизвестность. Многократно ныряя вслед за мотыльками в, казалось, непроходимые заросли кустарников, Паблиотти потерял счет времени. Пару раз он пробовал было остановиться. Но золотые светлячки тут же возвращались. Их становившийся угрожающим полет, а также появление острых жал подавляли краткие всплески строптивости у пленника. Помолившись святому Аполлинарию и положившись на судьбу, Иоганнес продолжал путь.
Окружающий лес мало-помалу менялся. Чем дальше углублялся в него епископ, тем выше и толще в обхвате становились деревья. Солнечные лучи уже с трудом пробивались сквозь их раскидистые кроны. После очередного ныряния в непролазные кущи, Иоганнес вышел на небольшую, поросшую травой поляну. Ветви деревьев здесь расступались в стороны, и вся лесная прогалина была залита ярким солнечным светом. В центре лужайки стояла в задумчивости маленькая девочка с изумрудными волосами. Ее длинные кудри охватывал венок из пушистых желтых одуванчиков. На крохотном личике выделялись огромные василькового цвета глаза, курносый носик и ярко-красные губы. Малышка была одета в нарядный сарафан светло-зеленого цвета, переливающийся серебристыми бликами в лучах солнца. Из-под длинного подола выглядывали тонкие босые ножки. «Как эта кроха оказалась одна в дремучем лесу?» успел подумать Иоганнес.