Соседские дети имели обыкновение воровать для учителя табак, но слуги моего отца держали отцовский табак под замком в его кабинете. Вместо табака я крал для учителя замоченный турецкий горошек.
Мой брат Харидаса был очень зол на учителя. Он не в силах был смириться с дерзким поведением старших мальчиков, и однажды взял мачете и проник в дом учителя, в то время как тот, после еды, прилёг отдохнуть. По случайности я оказался рядом, отнял у брата мачете, выкинул его, и Харидаса убежал. Услышав наши голоса, учитель проснулся. В тот же самый день он написал прошение об отставке и покинул дом. В результате у нас появился новый учитель. Так сменились два или три учителя, и я, в конце концов, овладел письмом.
Наш метод обучения был следующим: утро начиналось с того, что мы вставали и громко повторяли таблицы умножения, сложения, таблицы ганда, таблицы каури и сона кас. Старшие ученики повторяли громким хором. Вначале старшие студенты вместе говорили: «Четыре каури образуют одну ганду». Затем мы, в младшей группе, немедленно повторяли за ними: «Четыре каури образуют одну ганду». Декламация продолжалась в такой манере. Когда она завершалась, мы садились и всё это записывали. Во время занятий письмом учитель часто замечал: «Проговаривайте, а затем записывайте».
Мы повторяли слово вслух, громко, а затем записывали его. Хор голосов порождал такой гул, что невозможно было отчётливо расслышать слова. По прошествии одного прахара16, трёх часов, наступал перерыв, во время которого мы ели рис. В это время мы быстрыми шагами возвращались домой и ели пор-бхат, разновидность варёного риса, а затем через полчаса шли обратно в школу, где вновь начинали читать и писать. В конце второго прахара, в полдень, школа закрывалась. Мы возвращались туда через половину прахара, полтора часа. Когда начиналась вечерняя сандхья, мы вновь повторяли таблицы, а затем школа закрывалась до следующего дня.
Вплоть до конца моего шестого года обучения все школьные уроки и всё обучение велось на бенгальском языке. Я изучал счетоводство. Я записывал Севак Шрипатх, но почерк мой был скверным.
В то время в доме моего деда по матери открылась английская школа. Учителем в ней стал француз по имени Дижор Барет из Чандананагара, также известного как Фарсаданга, «французский город». Сын брата моей матери, Махеша Бабу, Кайласа Датта, Махендра Бабу, Раджакумара Гангули и другие стали в ней заниматься. В конце второго прахара, когда «моя» школа закрывалась, я шёл в эту английскую школу и учил там английский алфавит.
Месье Дижор Барет поговорил с моим отцом и предложил, чтобы я и мой старший брат Калипрасанна поступили в английскую школу. Видя мои незначительные усилия, направленные на изучение английского, он стал испытывать ко мне большую симпатию. Хотя этот учитель был французом, он любил бенгальские обычаи и традиции, носил дхоти, наслаждался кхичари и тому подобными блюдами. Иногда я проводил время в его обществе. Мои братья были очень непоседливыми и просто уходили гулять. Порой я шёл с братьями, но, как правило, мне больше нравилось сидеть с этим учителем английского. В те дни, когда наш учитель уходил в Фарсадангу, к себе домой, с наступлением второго прахара, в полдень, я шёл с братьями играть в садах и в кхираки пушкарани. Зайдя в воду, мы одеждой ловили рыбу под названием кхалиса. Гуляя по садам, мы срывали и ели зрелые манго. Неподалёку от манговых деревьев находилось круглое здание, построенное моим дедом. Мы все играли под навесом этого здания.
У моего отца была коллекция гусениц, самых разных: кораби, аканда, кал касанда и другие разновидности. Он держал их в ящике и кормил листьями. Самой красивой была гусеница, питавшаяся листьями дерева ишу мул. Когда гусеницы вырастали и становились бабочками, отец отпускал их. Если я во время прогулок находил какую-нибудь гусеницу, то сберегал её и отдавал отцу.
В то время в саду жило множество пчёл. Мы разрушали улья и ели мёд. Мы поглощали мёд в огромных количествах, из-за чего наши тела нагревались, и мать догадывалась о наших проделках и наказывала нас. Я ещё сдерживал себя, но мои братья не знали никакой меры. Однажды пчёлы нас искусали. Мой старший брат Калипрасанна был хорошим мальчиком, но пчёлы покусали его так, что в течение нескольких дней он страдал от жара.
Игр в садах, на прудах и в амбарах было недостаточно для моих братьев, которые искали приключений на свою голову. Видя это, я покидал их общество и в полдень садился рядом со стражниками, охранявшими внешние ворота. Стражники были западными солдатами. Все они ели роти, приготовленные из цельных зёрен пшеницы атар, и цельные бати урхад дала, просто усаживались и ели на подстилках на земле у парадных ворот. После этого некоторые из них декламировали Рамаяну Тулсидаса. Хотя язык был незнаком, он звучал очень сладостно. Однажды, восхищаясь тем, как декламировал поэму наш солдат по имени Шритал Теояри, я попросил его разъяснить смысл стихов. Он рассказал историю о вороне-обманщице (бхушанти каке). История очень мне понравилась. Вечером я пересказал её матери и служанке. Мать была очень довольна и выразила признательность Теояри, передав ему через меня жевательный табак. Теояри привязался ко мне и угощал роти, дахлом и кхичари. Я ел все эти блюда и был очень доволен.
С самого первого дня посещения мной английской школы я изучал английский с учителем по утрам, а во второй половине дня я снова оставался с ним. С наступлением вечера мы расходились по спальным комнатам. Там собирались служанка г-на Гхоша, моя служанка, которую звали Шибу, и прочие «мудрые» женщины, с целью поболтать. Отдыхая, я слушал их рассказы о разбойниках, тиграх, романтические истории и т. п.
Иногда я просыпался поздно ночью и садился у окна. В четвёртый дозор (в 3 часа ночи) офицеры Наф и Саннаси проходили по двору и дорожкам вокруг имения с лампами в руках, делая перекличку стражи. Иногда я звал офицера Нафа через окно и задавал ему множество вопросов. Наф был очень стар, но всё ещё носил фонарь, палку, булаву и меч. В прошлом он был видным разбойником. Родом Наф был из владений моего деда по матери в округе Муршидабад.
Опасаясь возможного нападения разбойников, мой дед держал при себе многочисленных дварабанов, стражников с палками, стражников-мусульман и сипаев. Хотя он был окружён всеми этими стражниками, дед возложил на офицера Нафа и двух-трёх стражников задачу защищать внутреннюю территорию. В своё время, когда Наф был дакойтом-разбойником, однажды, в ходе очередной вылазки, он отрубил голову своему гуру, и с тех пор слово «Харибол» не сходило с его уст. Обычно я подзывал его к своему окну верхнего этажа и просил рассказать мне истории из времён его детства и юности. Мне было всего лишь шесть или семь лет, и я не понимал и половины того, что он мне рассказывал, но мне нравилось слушать эти байки.
Моя мать была дочерью очень богатого человека и не привыкла к тяжёлому труду. Поэтому бремя ответственности за физическую заботу о нас было возложено на плечи нашей служанки Шибу, которая смотрела за нами, как за собственными детьми. По утрам она подавала лёгкий завтрак, а затем отводила в школу. Позже в течение дня она приносила нам рис. В полдень она находила нас, где бы мы ни были, и следила за тем, чтобы мы пили молоко. Вечером она отводила нас домой, укладывала спать и сама ложилась рядом с нами. Ради нашего счастья она отказывалась от собственного счастья. Даже когда её родная дочь пожелала взять её домой, она отказалась покинуть нас.
Мне нравилось наблюдать за тем, как врачи изготавливают различные лекарства. Во внешнем дворе (нат мандире) богини Динадая Маи Кали врачи делали самые разные препараты на масляной основе и известные чандана, гурачая, махавишну и т. д. У нас работали два врача, Ишвара и Умачарана, из деревни Рагхунатхапур, которым мой отец платил за приготовление лекарств и заботу о членах нашей семьи. Они выполняли тяжёлую задачу по сожжению золота и окислению железа и других металлов с целью приготовления лекарств. Я наблюдал, как они делают препараты из кроличьего масла, шивагхриты и т. д. Они изготавливали лоха джвар, раздробляя драгоценные камни и смешивая их с железом. Их ученики также принимали участие в этом процессе и штудировали многочисленные медицинские трактаты.
В холле храма Динадая Маи Кали жил человек по имени Видья Вачаспати, заведовавший там школой. Он декламировал множество гимнов. Он готовил рис и блюда из турецкого горошка, предлагал Матери Кали и ел. У Вачаспати Махашаи было множество учеников. Они изучали грамматику, словарь и бхатти (бхартрихари). Я слушал их обсуждения таких стихов, как «равех кавех ким» и т. п. Иногда во второй половине дня я посещал этот храм и видел всё вышеописанное.