Чётные предпочтения сознания прямо декларируются утвердившимся типом русских храмов, классическим «восьмериком на четверике», И если верно, что государь Иван Васильевич Четвёртый приказал выколоть глаза зодчим Храма Покрова на рву, то не по потому, что гадательно не хотел появления наилучшего, а потому, сто они допустили НЕСЛЫХАННОЕ его «русско-чётному» сознанию преступление: на «8-рик» основания водрузили 8 +1 глав (последняя, центральная, для симметрии). Царю-Русаку, пусть и православному христианину, это было НЕВЫНОСИМО. И это не авторские домыслы: когда при оформлении домовых столпных церквей в Архангельской слободе возникло затруднение, как 12 апостолов разместить в 8 гранях столпа, Иван 4-й поступил не как начётчик-христианин, а как Царь Русский повелел дополнить 12 апостолов 12-ю русскими земскими святыми и вписать 24 образа в три ряда по 8-граннику столпа единым апостольским чином. Это грех НО РУССКИЙ ГРЕХ!
В этом ключе начинала оформляться ещё одна догадка: Храм Покрова на Рву создавался ДВУМЯ ЗОДЧИМИ, т.е. имя Барма Постник, произведение современных «индивидуально-единичных» пристрастий «переучившегося брата» не Одно, а Два Имени «Рекла»/уличного прозвища/, как то исходно вычитывалось из первоисточников (околоисторическим балалайкам: русская историческая практика употребления «двух рекл» при одном лице почти не знает, и будут ли знать-чтить-вписывать дьяки ДВА РЕКЛА/ПРОЗВИЩА для мужичонки рукомесленника?).
«Чётность» как единство мироощущения и внешней декларации имело характер безусловной догмы; и очень долго: вот столь известная Церковь Преображения в Кижах с её 22 главами Как? Почему? Из-за обилия глав и главок отследить «Чёт» «Нечёт» стороннему наблюдателю просто в голову не придёт, тем более, что 22-я завершающая главка по тесноте уже испомещена над входом на гульбище в отдельности от всех но то, что не заметит сторонний, знают зодчие 1714 года и не берут греха на душу. Существенно, что «чётность» в данном случае заявлена предельно выразительно как «двоичная», не «четверичная» или «восьмеричная», подводящая под единство чётного сознания ДВА нечётных класса по 11 объектов. Строители 1764 года соседней 9-главой Покровской Церкви от этого сознания были вполне свободны, следуя декларации Нечётной Троичности Христианского Сознания, т.е. в продолжение заложенного Храмом Василия Блаженного в 16 веке, а не Пращурову, Национально-Русскому, от Начал
Впрочем, противостояние Христианской Троичной Нечётности, попирающей старорусскую «чётность» начинается уже с 10 века, с момента принятия христианства, и первым актом такого рода явился Владимиров манифест попрания старорусских начал, когда «Рюриков» Двузубец был заменён «Владимировым» Трезубцем мероприятие настолько несуразное и возмутительное Древнерусскому сознанию, что вполне православный христианин Святополк, принявший власть по праву старшинства, т.е. вполне законно (что подтверждает факт ПРИНЯТИЯ ЕГО НА ПРЕСТОЛЕ прочим Владимировым Семейством, и убийство на территориях, контролируемых Ярославом Мудрым едущего к тому брата Глеба о чём, так много повествуют скандинавские саги), немедленно восстановил к Национально Исторический Двузубец Ярослав, подлинная чума древнерусской государственности, разорвавший её на уделы для своих сыновей вернулся к проклятому Трезубцу, залитому кровью вырезанных им прочих ветвей Владимирова Семейства Отчистили Шельму, Уродца-Хромца 11 века, в «Мудрые» лишь многоучёные «западенцы» 2-й половины 18 века за семейные связи с титульными свинарниками европейских королевских дворов
Подлинным памятником вбивания Троичной Христианской Нечётности в «упёрто-чётные» русские головы 12 века стоит над Волховом Георгиевский храм Свято-Юрьева монастыря, три главы затащенные на квадратное основание, в полное соответствие с каноном об единосущной троице одинаковые видом и размером и в полный раздрай целого: как бьющее в глаза несовпадение 3-х глав 4-угольнику основания, разрушающий какой-либо эстетизм сверх качественного ремесленничества частей Право, это наилучшая иллюстрация отторжения Низом навязываемого идеологического Завершения Недалёкая у истока Волхова языческая «чётная» 8-гранная Перынь решительно побеждает даже в форме 4-угольника а потом и залезет на него «восьмериком на четверике»
В конечном итоге с 13 века утверждается какое-то неканоническое «нечётное 5-главие», вполне эстетическое, взаимо-уравновешенное, но к какой идеогеме привязывающее? Смысл Троицы сливается с центральной выразительно объединяющей Главой Центром, всеохватывающего Православия, но вырастающего из 4 угловых глав4 стороны света? Оно восходит, или они его поднимают, или сходятся к нему? То, что 4 грани/главы, а то и все они вместе воспринимались как нечто автономно-самобытное свидетельствуют совершенно языческие, «елинские» по терминологии древних книжников, узоры, символы и рисунки на стенах Дмитровского собора во Владимире-на-Клязьме, впрочем и многочисленные сюжеты такого рода в других местах. Вот древнерусские граффити в Новгородской Софии разве они не свидетельство, что стены уже нечто иное, не чисто божественно-христианское это действительное «двоеверие» алтаря и стен, «1» и «4»И второе как-то ближе, божески-людово, рядом, бок о бок, чуть с грязцой, слегка с кощунством, с лешачинкой и домовым
Но так ли это?
Нельзя не обратить внимание на какой-то молчаливый катаклизм, охвативший христианское зодчество нарождавшейся Великой Руси к середине 16 века: в прямой конфликт вступает многоглавое храмостроение, восходящее к традициям Новгородской и Владимирской Руси, уже утвердившееся при Иване 3-м в образцовых кремлёвских храмах Аристотеля Фиоравенти и Алевиза Нового и вдруг полный неудержимый разрыв, одностолпный шатровый взлёт Коломенского Вознесения на фоне художественного пира 9-главого Храма Покрова на Рву.
Древнерусские храмы не пошли по пути монолитного единства Святой Софии Константинопольской, замкнутой единым куполом; разошлись с ней после кратких опытов Десятинного и Софийского храмов в Киеве Вознесение в Коломенском одновременно и возврат в исходное византийское лоно, и нечто новое, открывшееся во времёна Ивана 3-го и Василия 3-го, мольба-упование, вдруг отозвавшаяся брезжущим светом, в который ещё не верят, боятся спугнуть И очень, очень хорошо помнят-несут уже посильную неимоверную, прежде ломавшую, тяжесть бывшего. В историческом контексте именно Единосущное Вознесение явилось созвучным устремлениям «мира», его выражением; на целое столетие 15321630-х годов отодвинуло канон 5-главых храмов, и вверху, и, что много значимее для оценки умонастороений эпохи, в низах, и такие незабываемые бело-синие обыденки церковки-столпницы Гжели прямо свидетельствуют о национальном не одном только социальном порыве в иное, горнее, обнимающее всех
Диво Покрова на Рву осталось только ослепительно переливающейся остановившейся вспышкой, неповторимое и нереальное, как и подлинное Чудо Покрова Богородицы о 6 веке в Царьграде-Канстантинополе
Храм Василия Блаженного это какая-то ликующая сказка, прорыв души, беснующаяся скоморошина знаковый момент исхода Руси Великой из того истончающегося изживания Руси Старой, освобождения от всего с ней связанного, и Лазорево-Святославова и Разверзающе-Владимирова; и вдребезги разнесённого осколками несбыточного копытами Батыева коня; что теперь забугрилось в новое, незнаемое, но уже сбросило то, что висло-гнуло веригами, что разом свалилось с плеч и пропало с души ТО БЫЛО НЕ С НАМИ И не гнев ли на эту историческую забывчивость породил тёмное предание о выколотых глазах Бармы и Постника, песенно сброшенных в новую реальность русский кабак Самообычный итог грядущей русской запредельности?
Василий Блаженный остался только ослепительно яркой ликующей вспышкой, безумной скоморошиной на сказочном пире бога? Богов? И такой же двуликий: безудержно-радостный наружу тяжко-тёмный, уходящий в позвоночно-бессознательное вьющихся безоконных лазов-коридоров К келейкам страстотерпцев-схимников? Пыточным застенкам Малюты Скуратова? Радость мига и тьма неизгладимо-подсознательного того, что было и того, что будет Он понёс далёче, как не принимаемый третий, экстатические крайности, не уловленные ни Владимиро-Суздальской соразмерностью, ни Коломенским единослившимся порывом миг ослепления открывшимся сказочным раем выскочившего из подземелья раба. Во всегдашней инаковости надорванного чувства всему вокруг сущему но столь же неотъемлемой от безмерности открывающегося нового социального сознания, сливающегося из захваченных осколков переломов души и пароксизмов воли исполосованного шрамами этноса. Миг торжества Отвалило!, но будет просыпаться ноющей болью к дождю, или пронзительно подсердечной к вдруг прорвавшемуся воспоминанию: Чур меня! Где ты рай! Закатилось не вернуть!