Пока Боке раздумывал, трое высоких мускулистых мужчин, притаившихся в десятке метров за широкими листьями, натянули громадные тугие луки и тщательно прицелились.
Древний подсознательный инстинкт, помогший выжить многим тысячам поколений акклебатиан, включил в голове Боке сигнал смертельной опасности.
Улетаем! скомандовал он Олюгоне и, шумно расправив могучие кожистые крылья, аккклебатиане оторвались от поверхности Ветви. Но в тот же миг спустились тугие тетивы луков.
Одновременно с тем, как правое предплечье Боке взорвалось пронзительной болью, он услышал рядом с левым ухом свист пролетевшей стрелы и яростный обиженный рев своей возлюбленной.
Олюгона беспомощно захлопала тяжелыми крыльями, неподвижно зависнув в вечернем воздухе, никуда не улетая и, внезапно перекувыркнувшись через голову, начала стремительно опускаться к поверхности болота по совершенно беспорядочной траектории. Боке бешеным движением, превозмогая острую боль, повернулся вокруг оси и увидел на краю Ветви трех высоких бородатых людей. Они уже не прятались, а спокойно перезаряжали луки. Стрела, торчавшая в предплечье Боке, сдвинулась с места и он, на секунду потеряв сознание от еще более острой вспышки боли, как и Олюгона, беспомощно кувыркнулся вниз головой. Но секунда пролетела стремительно, и вернувшийся в сознание опытный стрелок Боке из крайне неудобного положения, почти не целясь, выпустил по бородатым лучникам пол-обоймы. Первая же пуля вдребезги разнесла череп человеку, стоявшему ближе остальных к краю. Человек нелепо взмахнул руками и камнем рухнул с двухкилометровой высоты в Болото. Оставшиеся два его более счастливых товарища, которых пули миновали, в ужасе перед огнем, грохотом и внезапной страшной гибелью своего старшего брата, поспешили спрятаться среди листьев.
Теперь Боке предстояло заняться собой правое крыло оказалось почти полностью парализованным, из раны обильно лилась ярко-фиолетовая кровь, так что он быстро терял силы и высоту. Он ухитрился вложить пистолет обратно в кобуру, а затем левой рукой, крайним напряжением воли и остатков безвозвратно уходивших сил, выдернул стрелу из предплечья Вместе со страшным ревом, выражавшим ярость и боль, луженая глотка Боке испутила тоскливый отчаянный вопль:
О-о-л-л-ю-г-г-о-о-н-а!!!!!!!!! и страшный вопль этот далеко разнесся над вечерним Болотом, напугав и насторожив его многочисленных обитателей.
Олюгона уже не могла услышать своего друга стрела попала ей в незащищенный участок затылка и пробила головной мозг. Она умерла еще в воздухе и остаток своего последнего пути в Болото провела в штопорообразном беспорядочном падении. Высокий фонтан светящихся брызг послужил ей похоронным салютом.
Боке видел, как и где она упала, но ничем любимой уже помочь не мог. Горячие едкие слезы ручьем полились из глаз раненого акклебатианина, но он тут же победил в себе приступ непозволительного малодушия, сделал, насколько позволяло раненое крыло, круг почета над местом гибели Олюгоны и тяжело, и медленно полетел к берегу, совсем не представляя сумеет туда долететь или нет?
А, бородатые лучники, тем временем, быстро шагали по лиственному тоннелю, где в преддверии наступающей ночи загорались крепкие панцыри голубых светляков.
Бедный Голс! возбужденно говорил один из бородачей. Мы уже прошли весь путь и собирались вернуться домой. Надо же так не повезти!
Такова судьба многих жителей Деревьев, Мукрин! ответил другой, которого звали Аббаретом. Каждый из нас когда-нибудь погибнет. Не могу только понять кто это были и из какого оружия они убили беднягу Голса?
Это были не Желтоухие Гунаи?!
Нет, Желтоухие Гунаи не умеют летать, и мне кажется, что этих тварей вообще уже больше не осталось на Деревьях.
Почему ты так уверен в этом, Аббарет? спросил более молодой и менее опытный Мукрин.
Потому что мы прошли весь путь до самого низа и не встретили ни одного следа, а обычно Гунаи оставляют очень много следов, Аббарет замолчал и остановился.
Остановился и Мукрин воины дошли до основания Ветви, и стояли перед древней широкой, хорошо отполированной ступенькой, вырубленной много лет назад, и являвшейся первой ступенькой «Лестницы в Небо», многокилометровой спиралью опоясывающей величественный ствол Ракельсфага.
А кто все-таки были эти крылатые чудовища? негромко спросил Мукрин.
Остановился и Мукрин воины дошли до основания Ветви, и стояли перед древней широкой, хорошо отполированной ступенькой, вырубленной много лет назад, и являвшейся первой ступенькой «Лестницы в Небо», многокилометровой спиралью опоясывающей величественный ствол Ракельсфага.
А кто все-таки были эти крылатые чудовища? негромко спросил Мукрин.
Не знаю, как я тебе уже сказал скорее всего, они живут внизу за Болотом. Нас это уже не должно волновать. Лучше ни о чем не думай, а сосредоточься перед дальней и опасной дорогой! Аббарет с благоговением посмотрел на слабо освещенную светляками ступеньку, шепотом произнес короткую примитивную молитву и чуть громче добавил:
До конца ночи мы должны добраться до Красного Колодца, и жители Дерева начали свой нелегкий путь наверх к уютным и безопасным Родовым Дуплам, совсем не подозревая о том, что за ними уже наблюдала пара черных и блестящих, словно хорошо отполированные агаты, глаз, в которых не просматривалось никакого выражения, кроме беспредельной злобы и холодного жестокого любопытства
Планета Земля. Марина и Джон
Джон догнал Марину на ступеньках выхода из здания факультета. С Мариной пытался завязать оживленный разговор веселый Соколовский. При виде Джона он сразу поскучнел, даже невольно сделал шаг в сторону, затем еще один и, вообще, трусливо ретировался, оставив тем самым интересовавшую его девушку своему сопернику без боя.
Марина ты можешь мне уделить пару минут? бросив презрительный взгляд в спину торопливо удалявшегося Соколовского, спросил Джон.
Да конечно же, Джонни какой может быть разговор! радостно согласилась Марина, подарив при этом Джону взгляд, полный грустной, почти собачьей преданности.
Джону ее взгляд не особенно понравился, и он поспешил изменить настроение девушки:
Не смотри на меня, Марина, как на больного аналайской дизентирией меня не отчислили. Я улетаю на практику.
Куда?! и от непонятного волнения у нее, кажется, даже несколько сперло дыхание.
На одну чудесную и очень интересную планету под немного лирическим названием Плева.
Ты с ума сошел! после секундного замешательства вскрикнула Марина. Она даже вздрогнула и слегка побледнела. Джона неприятно поразила болезненная реакция девушки на сообщенную им новость, но, тем не менее, он нашел в себе силы почти беззаботно улыбнуться и сказать:
Я улетаю завтра, просто хотел тебя сегодня пригласить к себе домой на прощальный ужин познакомить с родителями.
Замешательство Марины и бледность при его предложении явно не прошли, но она совершенно обыденным тоном произнесла:
С удовольствием! продолжая, однако, беспокойно смотреть на Джона, на чьем лице, как в зеркале отражались все внутренние переживания, которые никак нельзя было отнести к разряду позитивных. Он и сам не мог отдать себе ясного отчета в том, что продолжало сильно угнетать его подсознание после продолжительной беседы с плевянским зоологом в деканате.
Когда они уже садились с Мариной в только что пойманное им такси, Джона, как обухом по голове, осенило: «А где же беседа с обещанными КМБ-шниками?!».
Когда они уселись в такси (до коттеджа Джона было полчаса езды) Марина сначала поинтересовалась у него, имея ввиду, знакомство с родителями:
А ты уверен, что это необходимо?
Ну а вдруг мы когда-нибудь вправду станем мужем и женой? кивнул Джон и весело улыбнулся, хотя никакой уверенности относительно их общего с Мариной будущего не чувствовал. Но, судя по реакции Марины, предположение Джона пришлось ей по душе. У неё заметно поднялось настроение, чья планка не смогла опуститься даже после давно рвавшегося наружу вопроса Джона:
А что ты знаешь про планету Плева?
Да так всякие разные студенческие байки, относящиеся к разряду обычных детских страшилок. Не бери в голову Джонни я просто расстроилась, что ты не полетишь со мной на Сайинландж и мне придется вместо тебя терпеть присутствие этого жлоба Соколовского!
Дальнейший остаток пути прошел в обычном шутливом студенческом трепе.
Их встретила мама Джона маленькая худенькая женщина лет сорока пяти с добрым интеллигентным лицом (отца пока еще не было дома). На высокую симпатичную Марину она посмотрела доброжелательным, но чуть-чуть испытующим взглядом.