Колхоз в Белостоке назвали на польский манер «Червоный штандарт» -по-своему, вопреки воле начальства. Стремясь быстрее отрапортовать о завершении сплошной коллективизации, деревенские власти стали раскулачивать строптивых, шантажировать сомневающихся: отбирали наделы земли, приусадебные участки и огороды обрезали до самого крыльца, увеличивали планы сдачи зерна. А если были недовольные, «помогала» милиция. Прошли первые аресты: кого за «длинный язык» упекли, кого за нежелание вступать в колхоз.
В январе 1935 года Кривошеинским райотделом НКВД с помощью сельсоветских работников был собран необходимый компромат на ряд жителей села. Месяцем позже начальник Нарымского окротдела НКВД И. Мартон утвердил постановление об аресте и привлечению к суду семнадцати жителей Белостока и соседних Ново-Андреевских хуторов за то, что все они, якобы проводя антисоветскую и антиколхозную агитацию, добились развала инициативной группы по организации колхоза, а также на почве классовой ненависти имели договоренность убить председателя сельсовета и некоторых других активистов села.
С 1937 года «стали забирать по линии НКВД». В первую очередь взяли директора школы П.Д.Червоного, учителя И.П.Борисовца и завхоза школы Н.М.Карелина. Вместе с ними была арестована группа колхозников. Тогда же арестовали еще несколько человек, в том числе и члена исполкома сельсовета И.С.Назарука. Но самой страшной была ночь с 11 по 12 февраля 1938 года, когда были арестованы почти все оставшиеся мужчины в возрасте от 17 до 70 лет.
Свидетельствует один из «счастливчиков», вернувшийся из окружного отдела НКВД Павел Шумский: «12 февраля 1938 года в Белостоке забрали 68 человек, а потом пешком погнали в Кривошеино. 16 февраля уже днем милиция ходила по домам и забирала последних оставшихся мужиков. Взяли и меня вместе с другими. В деревне осталось всего три взрослых мужика В Кривошеине собрали этап около 250 человек и дальше, по замерзшей реке, до Колпашева пешком гнали, как скот. В Колпашеве загнали в большой деревянный дом и растолкали по камерам, вызывали на допросы, били Предъявили обвинение в краже подшипников к трактору, так как я в то время учился на тракториста. А через семь суток ночью меня и двух односельчан освободили. Сказали: если будем болтать о том, что здесь видели и слышали, то нас заберут снова и уже так легко мы не отделаемся»
Так были «побеждены враги народа» из села Белосток. Остались в нем только дети да женщины, ставшие вдовами задолго до войны. Никто из них так и не дождался своих мужей, отцов, братьев.
После ареста белостокцев оставшиеся жители полной чашей испили судьбу отверженных. Многое им пришлось пережить, как и десяткам сосланных в Белосток в годы войны латышей, немцев, молдаван.
Репрессии по так называемой линии НКВД женщин села, правда, не коснулись. Матерям и их детям предстояло долгие годы нести на себе тяжелое клеймо жен и детей «врагов народа».
Изучение архивно-следственных дел периода 30-х годов в отношении жителей села Белосток показало, что с 30 августа 1937 года по 12 февраля 1938 года было арестовано органами НКВД 88 человек. Цифра впечатляет, если знать, что в селе по итогам переписи 1937 года насчитывалось всего сто двадцать семь мужчин от восемнадцати лет до глубоких стариков.
Большинство арестованных обвинялись как участники националистической контрреволюционно-диверсионной повстанческой организации под названием «Польская организация войсковая». Все дела были липовые, сфабрикованные работниками НКВД. Подобные организации были «обезврежены» во многих районах как Западно-Сибирского края, так и Беларуси. Не найдя при обысках никакого оружия, в обвинении записывали, что эта организация должна была захватить оружие во время восстания. От каждого требовали признаться в совершении какого-нибудь вредительства или диверсии. Тем, кто пограмотнее, пришивалась «контрреволюционная пропаганда, подрыв авторитета Советской власти и колхозного строя, руководство террором».
Арестованные в августе 1937 года были расстреляны 5 ноября 1937 года. Те же, кто был арестован 11 12 февраля 1938 года, были уничтожены 9 10 апреля. «Судила» белостокцев не «тройка» НКВД Запсибкрая, а Особое совещание. Все бумаги о приговорах подписывало высокое начальство в Москве, очевидно, для большей убедительности и значимости сфабрикованных дел.
Все репрессированные жители Белостока были реабилитированы посмертно в годы хрущевской «оттепели».
Все репрессированные жители Белостока были реабилитированы посмертно в годы хрущевской «оттепели».
Невозможно поименно назвать всех репрессированных жителей белостока, как не знаем мы фамилий и имен палачей, подписавших приговоры о расстреле в Москве, как неизвестны нам и те, кто приводил эти приговоры в исполнение на местах. Где-то на стеллажах Центрального архива бывшего КГБ СССР в Москве находится на вечном хранении уголовное дело N 830458 в трех томах по обвинению жителей села Белосток. Откроет ли оно свои тайны? Будем надеяться.
Так вся ли правда сказана? И, главное, станут ли архивные разыскания ступенькой к прозрению?
Бухта скорби
Вместо предисловия
События, которые непосредственно послужили к написанию этой статьи, произошли в 1979 году в небольшом городке Колпашево на севере Томской области. Случилось все это в майские праздники.
Уже сами слухи вызвали неприятный осадок в душах местных жителей. Такое Кто-то, может, и схоронил бы сгинувшую невесть когда бедолагу, по округу облетела куда как более ясная команда: «Бандиты, враги народа, только в реку. Пусть себе плывут». Багром, веслом, палкой оттолкнут на стремнину несись дальше, к Нарыму, совсем рядышком туда, где отбывал ссылку Иосиф Джугашвили, прямой ответчик за содеянное, достоверно знавший, каких таких бандитов присылали по его указке в тутошние болота, тайгу, на погибель.
Потом были слова. Статьи, стихи, даже поэмы. Откровенная ложь тоже, разумеется, прозвучала. После первой публикации в 1988 году отрывков из «Колпашевского яра» В. Запецкого настал черед официальных перестроечных версий, одной из которых поделилась 11 мая 1989 года со своими читателями газета «Правда». Спецкор В. Чертков выдержал ее в духе партийности и социалистического реализма, но все-таки она позволила обычному советскому читателю, привыкшему по крупицам отыскивать существо и истину между строк, уловить картину уничтожения как хлебопроизводящего сословия страны в годы Большого террора, так и залежи его трупов десятилетия спустя. Статья же первого секретаря Томского обкома КПСС В.И.Зоркальцева, опубликованная в этой же газете 16 июля 1989 года пыталась окончательно завуалировать это существо и перенести ответственность на колчаковщину, бандитов, дезертиров и разбушевавшуюся реку.
Подвел черту сам бывший член Политбюро ЦК КПСС Е.К.Лигачев (в период с 1965 по 1983 годы первый секретарь Томского обкома КПСС И.К.). «Мне очень трудно назвать кого-либо ответственного. Ибо, во-первых, это произошло совершенно неожиданно. Это было настоящее стихийное бедствие в полном смысле этого слова. Вы на этой земле живете и знаете, что иногда делает половодье. И откровенно вам скажу, поскольку мы собрались для этого, мне, например, стало известно, что там были захоронены жертвы сталинских репрессий, именно после этого случая»
(Из выступления Е.К.Лигачева 6 декабря 1989 года на встрече с представителями научной, вузовской, художественной интеллигенции и студенчества г. Томска.)
Е.К.Лигачев жил совсем в другом времени и не мог поэтому предположить, что среди слушающих его в переполненном актовом зале Томского университета в тот декабрьский вечер 1989 года есть те, кто затратил годы, чтобы узнать о происшедшем в Колпашеве правду. В его биографии это был пусть неприятный, но эпизод. В их биографиях -духовное землетрясение, силу которого невозможно определить в баллах. Бывший кремлевский наместник, а затем и сам один из хозяев Кремля, он не думал и не мог думать, что эти люди пришли, что они уже здесь, что они знают лживость каждого его слова.
Как это было?
«Поселок Колпашево это бугор глины, усеянный от бед и непогодиц избами, дотуга набитыми ссыльными. Есть нечего, продуктов нет или они до смешного дороги. У меня никаких средств к жизни, милостыню же здесь подавать некому. Вспомни обо мне в этот час о несчастном бездомном старике-поэте, лицезрение которого заставляет содрогаться даже приученным к адским картинам человеческого горя спецпоселенцев. Скажу одно: Я желал бы быть самым презренным существом среди тварей, чем ссыльным в Колпашеве! Небо в лохмотьях, косые, налетающие с тысячеверстных болот дожди, немолчный ветер это зовется летом, затем свирепая 50-градусная зима» Так описывал Колпашево известный русский поэт Николай Клюев в письме к Сергею Клычкову в июне 1934 года.