Трупик, толкаемый моей ногой, раскачивался на двери. Часами ранее ногой толкал мою спину он. Парадокс.
Я сидел наготове, направив ствол в сторону прикрытой двери. Тот, кто ее откроет, в первую очередь, будет стрелять по чучелу, приняв его за живого. Так и случилось. Дверь резко распахнулась, и автоматная очередь изрешетила уже мертвое тело. А два моих выстрела с полулежачего положения, прострелили черепушки шустрых бойцов. Вот такая неожиданная ожиданность случилась с ними.
Осталось доиграть пьесу до конца.
Все, концерт окончен, все чисто, босс мертв, раздалось в наушниках моим голосом.
Рустем ждал. Из-за машины, крадучись, передвигались двое. Брат встретил их, расстреливая из-за автомата последних бойцов в упор. Кто-то мог еще затаиться, поэтому мы выжидали еще около получаса. Поспешишь в гроб угодишь. Но все оказалось чисто. Это были не омоновцы, а наемники, которые выполняли самую грязную работу на разные организации.
Болгарин, сидя на заднем сиденье, подписывал дрожащей рукой папку с документами. Вид из моего джипа открывался на живописное русло полноводной реки, по которому шли яхты и пароходы. Красота.
Ну, жить-то не передумал? спросил я Болгарина, когда тот подписал последний документ. От моих слов мужчина дернулся.
Спокойно, я не хочу тебя убивать, я улыбнулся. Пойдем, выйдем, подышим воздухом.
Я вышел наружу, как бы «случайно» оставляя пистолет на своем сиденье. Рустем, усмехаясь, вышел следом за мной.
Болгарин вышел из машины, направляя пистолет в мою сторону.
Если опустишь пушку, останешься жив, ровным голосом пообещал я.
Сдохни, нажимая на курок, ответил Болгарин.
Камила
Ильнур протянул мне бокал с чаем. Я, благодарно качнув головой, приняла напиток. Уставившись невидящим взором прямо перед собой, я начала медленно пить теплую, сладкую жидкость. Вот уже как два часа я была дома, и все это время сидела так боясь уйти в спальню и остаться в одиночестве. Потому что мне было страшно, что что-то случится. Очередная потеря.
Надо поесть бы, Камил, произнес ласковым голосом Наиль.
Да, я вздрогнула, в холодильнике пельмени есть, сварите себе.
Да мы-то поедим, но и тебе надо покушать и племяшку нашу покормить, сказал Ильнур, окидывая меня внимательным взглядом.
Я что-то не хочу, я откинулась на подушку так спину тянуло меньше.
Через не хочу, черноглазый красавец перевел взор на брата, Наиль, свари на четверых.
Мы ели прямо в комнате здесь было наиболее комфортно для меня. Пельмени были вкусными, но я смогла съесть лишь треть. Не было ни сил, ни желания. Ела ради дочери. Она должна жить. Вот что стучало в моем воспаленном разуме.
Я в очередной раз бросила взгляд на свой телефон. Да, я ждала смс от Тимура. Простых слов. Хотя бы одно словечко. Сердце наполнилось тревогой. Все ли в порядке с моим любимым? Жив ли ты, мой родной? Слезы подступили к моим глазам.
Не выдержав, я обратилась к братьям:
Тимур или Рустем не звонили?
Рустем звонил, одаривая меня сверкающей улыбкой, произнес Ильнур, у Тимура что-то с телефоном, передавал тебе хорошенько есть и не волноваться, он приедет, как обещал.
Я с подозрением посмотрела на брата.
Не веришь? он выразительно изогнул брови. Вот приедет спросишь у него сама.
Я благодарно улыбнулась Ильнуру. Я хотела верить ему.
Я обняла тимурину подушку и глубоко вздохнула, втягивая в себя аромат моего мужа. На миг, мне почудилось, что он обнимает меня. Такая сладкая, но нужная иллюзия. Я так скучала по любимому, я считала секунды до нашей встречи.
Лежать на спине было неудобно малышка сдавливала мои органы, и я частенько стала испытывать нехватку воздуха в таком положении. Я перевернулась на правый бок, утягивая подушку за собой. Мой взгляд уперся в темную стену. И снова, мысли об умерших, стали оживать во мне.
Папа. Я не могла до конца принять этот факт, что его больше нет. Я просто не верила. Неужели мое позитивное ожидание будущего оказалось выдумкой? Я тяжело вздохнула, вспоминая слова отца. Папа с энтузиазмом обещал мне, что будет гулять с внучкой в парке, что будет очень-очень рад ее появлению. В моей памяти всплыл тот момент, как отец купил на свои заработанные деньги пакет фруктов для меня, когда я лежала в начале беременности на сохранении. Как заботился обо мне как никогда раньше. Тогда я думала, что мы оказались сильнее того пьяного прошлого, что мы одержали победу. Папа, ты ведь обещал!
Я зарылась лицом в подушку рыдая от нахлынувшей духовной боли. В те минуты я была снова одинока, и лишь моя малышка, толкающая меня изнутри, напоминала мне, что это не так.
Моя малышка.
Каково моей сестре, потерявшей дочь? Носить все 9 месяцев под сердцем и потерять ребенка? Я еще сильнее заплакала, сострадая ее горю. Мне снова стало страшно за свое дитя.
Пусть моя дочь живет. Господи, пусть живет, молясь всей душой, шептала я.
Среди ночи я проснулась от того, что у меня скрутило живот. Может, несварение желудка, наверное, пельмени были жирными. Или, просто от нервов?
Но, когда я в шестой раз посетила туалет, ощущая все нарастающий, схваткообразный, пока еще терпимый дискомфорт, до меня дошло у меня начались роды.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Камила
Ильнур и Наиль «сдали» меня в роддом. Обернувшись, я заметила, какими были выражения на их лицах обеспокоенными, растерянными.
Все будет хорошо, скривив лицо от нахлынувшей боли, произнесла я на прощание. Уже не смея смотреть на братьев, я направилась в приемное отделение. После одной, крайне неприятной процедуры, меня, одетую в широкую, но такую короткую сорочку, которая едва прикрывала мою попу, повели прямо в предродовое отделение.
Запах лекарств, холод, исходящий от стен, насмешливые разговоры медсестер, приглушенные стоны рожениц, и осознание того, что, кроме меня, никто не пройдет этот путь, все окутало меня с головы до ног.
Схватки в очередной раз напомнили о себе, и я вцепилась в кровать. Пытаясь дышать, как учили на видео, я наивно надеялась, что мне это поможет.
Но ближе к рассвету все изменилось схватки сталь столь сильными, что мое горло и легкие разрывало от крика. Я окинула предродовую палату затуманенным от боли взглядом две женщины, что были здесь, уже благополучно разродились. Я же продолжала находиться в подвешенном состоянии, не понимая, когда же придет и мой час встретиться с ребенком.
Я снова закричала, хватаясь за железную кровать столь сильно, что на моих руках вздулись вены.
Боль была слишком сильна, а я, судя по всему, слишком слаба. В короткий момент передышки между схватками, я устремила затуманенный взор в окно там начинался рассвет.
Тимур, где же ты, еле выдохнула я, а потом, боль снова накрыла меня, заставляя еще сильнее закричать
Сквозь звуки телевизора, показывавшего передачу «смак», которую смотрели где-то там, послышались женские голоса. Они стали различаться все громче и громче. Наконец, нарушив мое затянувшееся одиночество, в палату зашли врач и медсестра. Последняя прикрепила к моему каменному животу датчики.
Ктг хорошее, изрекла рыженькая медсестра, окидывая меня теплым взглядом. Она отошла в сторону и очередная схватка скрутила меня столь сильно, что я снова закричала.
Что уж, так больно? вопросила врача, ощупывая живот своими прохладными пальцами. Боже, прохлада была сейчас самое приятное потому что мое тело горело от боли.
Больно, не узнавая свой осипший голос, ответила я.
Ой, а с мужиком спать не больно, а рожать больно, в голосе врача сквозило осуждение, Ирина! Давайте капельники поставим, пусть женщина отдохнет.
Прохладная жидкость потекла по моей правой руке.
Это промедол. Сильная вещь, его применяют военные, так что, поспишь, отдохнешь, а потом на кресло, рожать.
Врач и медсестра снова ушли. Я прикрыла глаза, окунаясь в забытье. Я честно надеялась, что промедол подействует. Но мое желание проконтролировать ситуацию, не упустить чего-то важного, не позволили мне ни уснуть, ни забыться сном, ни, тем более, отдохнуть. Я снова горела в агонии боли.
Когда на пороге замаячили люди в яркой медицинской одежде (и я поняла, что они с реанимации), я готова была побежать за ними (насколько это было вообще возможно в моей ситуации). Я знала они пришли за мной. А это значило лишь одно впереди ожидало кесарево сечение. Но мысль об операции не пугала меня. Лишь бы дочка родилась живой. Лишь бы эта боль закончилась. Сквозь приглушенный гул я услышала старческий, женский голос:
Вы чего девчонку мучаете? Неужели нельзя было поставить капельник? Так, Ирина, давай попробуем.
Все закрутилось завертелось вокруг меня. Люди из реанимации исчезли. Я каким то образом оказалась уже в родовой палате. Минута, две Усилия, вздох, снова усилия, и молитва, которую отбивало сердце: «Господи, помоги».