Белокурый. Грубое сватовство - Илона Якимова 5 стр.


 Ну, почему ж кое-кто знал. Хей и Клидсдейл, к примеру

 Твои рейдеры не в счет.

 И те, кто не поленился прочесть штандарты на Солуэе

 Там была пятиконечная звезда Бинстонов.

 И все прочие, кому достало ума отступить от моих земель, прослышав о возвращении хозяина  Скотты. Старина Уолтер, чтоб вовремя примкнуть к сильным и справедливым, неоднократно пытался выведать, за кого будет стоять Босуэлл

 И за кого он будет стоять?

 Пока не понял.

 Ясно,  Гордон усмехнулся, приподнял бокал в адрес собутыльника.  Значит, за себя, как обычно.

 Ну, это как водится. И  да, мне очень пригодился ваш тартан, в пути и по возвращении.

 Всегда пожалуйста, ты же на четверть  наш

Собственно, их кровь была перемешана до полной путаницы  с тех пор, как Стюарты изрядно потоптались по каждому знатному роду Шотландии, все кругом были друг другу кузены. Аргайл и Сазерленд оба приходились родней Хепберну через Джорджа Гордона.

 И далеко ты скитался?

 И не спрашивай как-нибудь расскажу тебе отдельно.

 У сассенахов?

 У них тоже, посмотрел, как Большой Гарри подбирал себе новую жену было весьма занимательно. Он ей через полгода голову отрубил, но я уже этого не дождался. Отправился на континент  Дания, Фландрия, Франция, Италия даже до Венеции добрался.

 А правду говорят,  и глаза Хантли блеснули,  что у них там шлюхи венецианские  особенно умелые, а?

Сияющая улыбка Фаустины мелькнула в памяти золотым видением и пропала.

 Шлюхи как шлюхи,  пожал плечами Босуэлл.  Но дороже наших, это точно. Да, кстати я же теперь  протестант.

 Кровь Христова!  Гордон даже слегка протрезвел.  В самом деле?! И как тебя угораздило, Патрик?

Босуэлл окинул кузена совсем не хмельным взглядом, потом засмеялся, похлопал того по плечу:

 Ладно, Джорджи, не пугайся так я пошутил.

 Ну и шутки у тебя, родич ты смотри, при королеве не пошути так.

 А что, это сильно уронило бы меня в ее глазах?

 Сам думай, коли у нее  по четыре мессы в день.

 Н-да,  пробормотал Босуэлл.  Это создает определенные трудности


Если случился в ней трепет чувств, то только от внезапности, поначалу. Королева-мать была поглощена своим благочестием и своими заботами, и не только не предложила Босуэллу остаться жить во дворце, но и вообще никак не отметила его появление среди придворных. Она не призвала графа к себе для беседы, не стала расспрашивать Ситона или Хантли  не произошло ровным счетом ничего вообще. Если ее и снедало беспокойство от неизвестности планов Босуэлла, оно никак не проявило себя  и несколько дней спустя граф Хантли решился напомнить государыне о Белокуром.

 Вы недобры к моему кузену, Ваше величество.

Мария де Гиз подняла взгляд от вышивания напрестольного покрова в церковь Архангела Михаила, чей вычурный шпиль виднелся в окно покоев  ее пальцы работали точно и споро, пока душа блуждала в воспоминаниях, пока королева размышляла.

 Вот как, граф? К которому? И почему вы так решили?

 Я полагал, что граф Босуэлл  леди Флеминг на другом конце комнаты встрепенулась, прислушиваясь, наблюдая за лицом королевы,  мог бы встретить и более теплый прием здесь, в Линлитгоу. Он так спешил предложить вам свою верность

На слове «верность» со стороны леди Флеминг донеслось насмешливое восклицание, однако добрая дама воздержалась от вмешательства в разговор.

 Верность  самое ценное, что требуется мне и моей дочери теперь от наших лордов,  согласилась королева,  и то, чему я более всего обрадовалась бы от графа Босуэлла. если бы имела основания верить в искренность его намерений служить нам. Покамест, Хантли, признаюсь честно, я не знаю, как принимать вашего кузена при дворе, не нарушая правил приличия и доводов здравого смысла. Его вольномыслие, его дерзость и непокорство, так огорчавшие моего покойного супруга, его слава неисправимого распутника

 Что ж, проказы юности, Ваше величество с тех пор он смирил свой нрав.

Королева быстро улыбнулась:

 А обвинение в государственной измене тоже отнесем к проказам юности, добрый друг мой?

 Кого только не пятнало подобное обвинение, госпожа моя, во времена оны!

 Но и мало кому оно подходило с большим основанием, чем вашему кузену, мой друг,  веско отвечала королева.

Королева быстро улыбнулась:

 А обвинение в государственной измене тоже отнесем к проказам юности, добрый друг мой?

 Кого только не пятнало подобное обвинение, госпожа моя, во времена оны!

 Но и мало кому оно подходило с большим основанием, чем вашему кузену, мой друг,  веско отвечала королева.

Если бы можно было защититься от себя самой этими словами  она защитилась бы безусловно. Хантли отступил и умолк.


Прибыв в Линлитгоу и посетив дворец, Белокурый в дальнейшем повел себя как нельзя более осмотрительно. Он не досаждал королеве своим вниманием. Выбрал дом в городе, не в самом благородном месте, к слову сказать, и образовал там себе берлогу, а во дворце показывался не чаще, чем раз-другой в неделю. Без собеседников Патрик не скучал  Хантли наезжал пьянствовать к нему почти ежедневно, привозил с собой Ситона, Аргайла и последние сплетни. Так, после своего приветственного визита Босуэлл вернулся во дворец только к воскресной мессе. Королева, уже успевшая перевести дух с первой встречи, прождавшая его дня три, затем уверившаяся, что граф, представившись ей после изгнания, вероятно, вернулся к себе на границу, по дороге в церковь принимая поклоны вельмож, вдруг среди прочих вновь увидела его  коленопреклоненного по-прежнему, а после, поднимаясь с колен, он выслал ей тот же взгляд, долгий, пристальный, властный на нее никто не смотрел подобным образом, даже покойный Джеймс и вновь Мари ощутила, как перехватывает дыхание, как жидкий огонь разливается по жилам. Но прошла мимо как ни в чем не бывало. Он же вступил в церковь за ней следом и встал сзади, поодаль. Всю службу королева не могла отделаться от ощущения, что он смотрит на нее, и того, что чувствовала себя обнаженной под этим взглядом. Молитва замирала у нее на устах, и сердце пропускало удары. Но когда обернулась к выходу по завершении службы  Босуэлла там уже не было.

 Кой черт тебе это надо?  негодовал Хантли, которого Патрик не имел желания посвящать в свои планы.  Приехать в этот паршивый городишко и жить не во дворце?! Да что ты себе позволяешь?

 Меня никто не приглашал во дворец, да и что мне там делать?  возражал Белокурый.  Все, что мне нужно знать, ты и так расскажешь Пить? Это куда сподручней дома. В карты я играть не люблю. Если кто из дам невыразимо соскучился по мне за два года, так снизойдут и сюда. И обвинения в измене никто не отозвал, кстати

 Ну, так отзовут! Ты подавал прошение в Парламент?

 Прошение? Кузен, ты что-то путаешь, Босуэлл просить не умеет!

И оба захохотали.

 Джордж,  в заключение беседы небрежно спросил кузена Белокурый, и глаза его характерно блеснули,  а чем тут у вас вообще занимаются скучающие люди? Расскажи-ка подробнее


Дворец Холируд, Эдинбург, Шотландия


Шотландия, Эдинбург, март 1543


Март в Мидлотиане  это время черного снега, грязи, нечистот, всплывающих в быстрой оттепели, мерзлых луж и торчащих из сугробов красноватых, голых ветвей ракитника. Март в Мидлотиане  это время от постоя до постоя, время тяжелого, словно саван, плаща, вымокшего насквозь под ледяным дождем, и сырых сапог, время хлопьев снега, залепляющих глаза в поздней метели. Март  это адово время, когда только лютая воля и крепкий виски держат тебя в пути. И никто, как Патрик Хепберн, не радовался сейчас этому едкому марту, ибо он снова был в Мидлотиане, снова в седле.

Солнце Италии померкло в его внутреннем взоре. Тот, кто вернулся, утаил в сердце теплый отблеск, но забыл имена и лица. Тот, кто вернулся, видел цель и рвался к ней, не считая усилий и утрат. Вороной пал под ним еще по дороге в Стерлинг, загнанный больше от лихорадочного возбуждения всадника, чем по необходимости, гнедая кобыла, подарок зятя Клидсдейла, роняла с губ клочья пены, дышала с хрипом, но держалась в колее, пока граф Босуэлл гнался за своей судьбой. Почтовые голуби опережали его и приносили в ответ не вести, но всадников  десяток, два, три, четыре десятка, все больше и больше таких же злых и голодных, как и он сам  пока по камням Хай-стрит в Эдинбурге не прогрохотали копыта коней двух сотен кинсменов, не запрудили волнами площадь перед Парламентом, где Джеймс Гамильтон, второй граф Арран, верховный лорд-правитель и регент королевства Шотландия, двадцатишестилетний молодой человек, которого Генрих Тюдор считал глупцом, Ральф Садлер  хитрецом, а Дэвид Битон  подлецом, восседал во главе лордов возле пустого кресла, символизирующего отсутствующую королеву-младеницу Марию Стюарт, и выслушивал присных.

Назад Дальше