Аррану было спокойно и скучно, потому что на съезде его Парламента большинство составляли люди доверенные и предсказуемые, кто родня ближняя и дальняя, а кто купленная подмога, и потому регент не соизволил взволноваться на стук отворяемых дверей и топот десятков ног, решив, что, наконец, прибыл Ангус, которого поджидали еще с полудня. Сейчас говорили о Спорных землях и бесчинствах Мангертона.
Что за адов котел воров эта Долина морщась, подвел черту лорд-правитель. Желал бы я видеть рядом с собой человека, лорды, могущего сварить в нем порядочную похлебку.
Граф Арран сказал это, ни к кому, в сущности, не обращаясь, но ответ на свое пожелание получил мгновенный и весьма для него неожиданный.
Лояльность Приграничья, лорды, вы получите только в одном случае когда вернете мне моё.
Повисла долгая пауза. Кое-кто из лордов уронил боннет и полез за ним под лавку, иные начали перешептываться, молодые прелаты перекрестились
Посредине зала совета стоял, в окружении своих мрачных бойцов, Белокурый граф Босуэлл собственной персоной. Сказать, что здесь, в Парламенте регента, его не ждали значило не сказать ничего, и вот он возник, черт, словно из-под земли. Ходили, впрочем, разговоры, что два года назад пропавший красавчик объявился недавно при дворе вдовы Стюарта кое-кто видел его Бинстонов на Солуэе, кое-кто слыхал, как воют похоронные волынки на стенах Хермитейдж-Касла. Но одно дело слухи, а явление самого Босуэлла во плоти, как есть, произвело эффект, подобный воспламенению черного пороха.
Худшее для регента было в том, что Босуэлл не просто стоял посреди зала он ведь еще и говорил:
Покойный король, Царствие ему небесное, будучи удручен темной ночью души, возвел на меня неправое обвинение в измене ныне я требую рассмотрения дела и возврата мне моего достояния по закону и старинному праву Шотландии!
Как, по-вашему, вполголоса поинтересовался мастер Томас Эрскин у соседа, графа Ротса, у кого достанет духу ему возразить, при условии, что его аркебузиры окружили зал снаружи?
Не у регента-правителя точно, хмыкнул Ротс, но я бы не стал отдавать ему обратно Долину на эту рожу взгляните-ка, Эрскин! Ни один из Хепбернов никогда не отличался покладистым нравом там, где можно урвать жирный кусок.
Граф Арран и вправду молчал. Настроение у него испортилось и приняло форму некоторой тревоги. Черная фигура Босуэлла посреди зала мешала его уютной, стройной картине мира, словно песчинка в глазу сколько ни смаргивай, никуда не денется. Перед Арраном стоял человек, который одним своим возвращением в Шотландию вынимал из кармана регента пару тысяч фунтов ежегодно не считая собственно платы за лояльность, и это соображение так явственно пронеслось в глазах верховного лица государства, что Босуэлл улыбнулся. Более того, известная увертливость Босуэлла не обещала его верности Аррану даже и в случае возврата земель и доходов, и от этого соображения у Джеймса Гамильтона уже сейчас начинали ныть зубы. Крайтон и Хейлс, Хаддингтон и Нанро, Бинстон и Ваутон последние куски самой жирной земли Лотиана уплывали из рук регента благодаря одному только появлению этого черта на родине но прежде, чем он подобрал слова для должного ответа, в тишине прозвучал мягкий низкий голос:
Какая приятная неожиданность, граф А мы уж и ждать вас отчаялись!
Босуэлл острым взором выхватил из числа людей, собравшихся подле регента, точно трутни возле пчелиной матки, знакомое лицо и улыбнулся старому врагу широко, как старому другу.
Джордж Дуглас Питтендрейк, младший брат графа Ангуса, недавно перевалил за половину пятого десятка, но внешне был все тот же обаятельный проходимец, что и в Лондоне, что и во времена юности Белокурого, когда им первый раз выпало померяться силами. Старое вино вражды в новых мехах пьянило не хуже свежего мартовского ветра. Глаза, темные, словно маслины, поблескивающие опытом и умом, черты лица правильные, но без тяжеловесности Ангуса, длинная челюсть Дугласов, мягкий сытый рот, сложенный в приятную усмешку. Сколько лжи изливалось из этого рта не хватит всей воды Тайна смыть, и сколько ненависти мерцало в этих хитрых глазах не утолить и за семью семь казней египетских.
Отчего же? медленно спросил его Хепберн, улыбаясь. Или вам солгали о моей смерти, дражайший сэр Джордж? Так те люди не желали вам добра велите скормить их псам. Мне выпало добираться домой намного дальше, чем вам вот и все.
Отчего же? медленно спросил его Хепберн, улыбаясь. Или вам солгали о моей смерти, дражайший сэр Джордж? Так те люди не желали вам добра велите скормить их псам. Мне выпало добираться домой намного дальше, чем вам вот и все.
Недурной намек для собравшихся, среди которых было довольно и ненавистников Англии, и родственников тех, кто сейчас, после Солуэя, пребывал в плену намек, где именно братья Дугласы провели время своего изгнания, кем именно были так тепло приняты. Ропот и смешки в публике были ответом Босуэллу о, это же Шотландия, где союзники первыми готовы осмеять тебя за спиной. Но совсем молодой человек лев, вышитый на плаще, пышный боннет, венчающий тонкое, узкое лицо, нервная линия рта стоявший по левую руку от Джорджа Дугласа, смотрел на Босуэлла так, словно одним взглядом лил тому в кровь гадючий яд:
Мы-то хоть были на виду, а вот вы по каким клоакам отсиживались, граф?
У шлюх Венеции, отвечал Белокурый с присущим ему изяществом речи, приобретал политический опыт. Питтендрейк, это кто?
И спросил ведь с такой брезгливостью, словно Джон Лайон был чем-то средним между мышиным пометом и харкотой чахоточного. Лицо лорда Глэмиса побурело от бешеной крови, шурин, граф Марискл, схватил молодого человека за кисть руки, препятствуя обнажить палаш тут гневно окликнул Лайона и граф Арран тоже.
История всегда повторяет себя самое в виде комическом либо трагическом.
Первый раз прибыв ко двору Джеймса Стюарта, Босуэлл походя получил оскорбление от Ангуса, сейчас же на него лаял того самого Ангуса припадочный племянник.
Бойкий! заметил Босуэлл, смерив Глэмиса с ног до головы скептическим взглядом, и небрежно кивнул. Я к вашим услугам.
Но Марискл оттер возмущенного зятя плечом в толпу, а Питтендрейк мягко промолвил:
Приношу извинения, граф, за дерзость моего племянника его семья так пострадала от рук покойного короля, что всякого, кто прежде славился благоволением монарха, он принимает за собственного, личного врага а ваша-то верность Джеймсу Стюарту была широко известна!
Не устоял проехаться по прежней, столь противоречивой карьере Босуэлла Белокурый испытывал острое наслаждение от этих бесед с Питтендрейком, полных подножек и обманных финтов как от пролога к удару дагой. Подлинная вражда, подлинная ненависть будет послаще женской ласки порою. Он прибыл вовремя. Три сословия признали Джеймса Гамильтона, графа Аррана, правителем королевства и наставником королевы Марии Стюарт. Арран и его восемьдесят семь ближних лордов приняли решения, которые изменят лицо государства, Дугласам и Глэмису вернули все достояние, было разрешено читать Библию народу, несмотря на противодействие большей части клира, а также в общих чертах обсуждалась английская помолвка королевы. Кардинал Битон в заточении, на католические службы наложен интердикт и Ральфа Садлера Босуэлл опередил разве что на пару дней. И прибыл вовремя в тот самый момент, чтоб начинать драку из нижней позиции, подгрызая брюхо любому верхнему, и выжирать их, верхних, и побеждать. По правде говоря, он и сам отличный приз в этом соревновании, ибо последний, кто официально покамест никем не куплен.
Смерть Джеймса Стюарта дала лордам Шотландии уникальную возможность для самовыражения. У покойного короля были свои слабости и недостатки, однако глупцом его не назвал бы никто. Граница и горы все имели основания возрадоваться с известием о его смерти проживи Джеймс дольше, кто знает, не удалось ли бы ему и вовсе искоренить самовольство строптивых подданных? Он знал, как управляться с этой сворой молодых щенят и зрелых волков, он держал их на коротком поводке кого в тюрьме, кого в изгнании, кого под своей временами очень тяжкой рукой, в зависимости от гонора, от личной опасности, от уровня власти. Но теперь теперь они были сами себе господа и господином был каждый, каждый хотел урвать свой кусок, каждый продавался тому, кто дороже купит, каждый норовил предать вчерашнего союзника и нанести свежий удар в спину. Каждый был против всех и за себя, только за себя.
То были годы величайшего искушения душ человеческих.
Еще один Джеймс, еще один немножечко Стюарт. Если быть точным, уменьшенная копия Стюарта то же длинное лицо, рыжина волос, та же слабая линия рта. Босуэлл рассматривал милорда регента так, как если бы видел его впервые. Каково это всю жизнь быть наследником престола с тем, чтобы и теперь остаться в стороне благодаря новорожденной девчонке? Ничего похожего на покойного Финнарта, и кровь Битонов в нем выступает сильней, чем Гамильтонов, и эти большие влажные глаза напоминают так ненавидимого им на словах? кардинала. От Гамильтонов в нем разве ухватистость, свойственная всей фамилии: Финнарт был расчетлив, Клидсдейл прижимист, Арран просто чертовски жаден. Кого еще он не учел? Третий полубрат регента, Джон, приор Пейсли, на днях спешно возвращается из Франции ну, с тем можно навести мосты через зятя. Более того, так навести, чтобы предаться Гамильтонам всей душою, искренне и страстно