Лизнув ласкающую её руку, собака развернулась и побежала следом за позвавшим её Шаманом, надеясь на сладкий ужин.
Далеко за песчаными холмами, вихляя между зелёных пальм и цветущих кустарников, извилистой голубой нитью впадает в Розовое море могучая Рея. У самого устья недалеко от деревянного причала, уходящего ступенями в самую воду, стоят со спущенными парусами несколько кораблей.
На берегу, пестрящем от разнообразия восточных товаров, идёт бойкая торговля. Приобретённые на севере меха и мёд с лёгкостью меняются на тонкие ткани и шерсть, сочные фрукты и сладкое вино и тут же грузятся на корабли.
У тюков с шерстью спорят два купца, в одном из которых без труда узнаётся хитрюга Торвальд. Он с сомнением трёт руками комок белоснежной шерсти и качает головой:
Зачем обманываешь? Волос то жёсткий, совсем не фригийских овец.
Купец обиженно разводит руками:
Э-э, дорогой! Зачем мне тебя обманывать? Неделю, как по холмам бегала, сам видел!
Так уж и сам? усмехается Торвальд.
Он сразу понял высокое качество товара, но слишком жалко было отдавать и такую же высокую цену. К тому же, природная, вскормленная с молоком матери, страсть к торгу давала о себе знать, и хитрюга демонстративно отвернулся от товара, делая вид, что у него пропал интерес.
Собеседник, не желая упускать выгодную сделку, хватает купца за рукав халата и сладко напевает:
Э-э! Дорогой! Только ради нашей дружбы
Однако, Торвальд со скучающем выражением, показывая всем своим видом о пропавшем к товару интересе, отворачивается от купца и , вроде бы как, хочет уйти. Но тот приобнимает его за плечи и сладко напевает на ухо:
Так и быть, только для тебя, по монете с каждых двух амов?
С каждого ама, настойчиво твердит Торвальд и делает вид, что собирается уходить.
Ну, хорошо-хорошо, уговорил, с неохотой соглашается торгаш, себе в убыток отдаю. Полтора ама и. оглядывается купец, этого раба в придачу, указывает он на Немого.
Немой, увидев уже давно забытое славянское лицо северянина, подбегает к Купцу и с надеждой смотрит на балта.
Ты снова хочешь надуть меня? возмущается Торвальд, зачем мне раб? У меня своих вон сколько!
Купец подзывает раба к себе, хлопает его по плечам и груди:
Смотри, какой крепкий! Он гораздо больше стоит, на больших торгах дороже продашь!
Торвальд приподнимает голову Немого за подбородок, смотрит в его ярко-голубые глаза:
Откуда ты? Славлич? Балт? спрашивает он мужчину, но тот жестами показывает, что не может говорить и купец с возмущением поворачивается к коллеге:
Ты что, бракованный товар мне подсовываешь? Он же немой!
Да я начинает озадаченный торгаш, но его прерывает грозный окрик одного из халибов, направляющегося прямо к ним:
Эй! Этот не продаётся! Давай его сюда!
Да, иди, иди, толкает Немого Торвальд и поворачивается к купцу:
И как не стыдно! Ну, вот как тебе верить? А?
Немой, грустно посмотрев в сторону купцов, вздыхает и медленно бредёт к окликнувшему его халибу. Последняя надежда, так неожиданно мелькнувшая в его серой жизни, так же моментально и испарилась, как холодная снежинка из забытого детства растаяла когда то на его тёплой ладони.
Ладно, сплюнув в сторону раба, машет рукой смущённый такой незадачей купец, давай с каждого ама. По монете. Но больше не проси! Не скину!
На палубы аккуратными рядами складываются тюки с шерстью и шёлком и закрепляются вокруг мачты верёвками. Колотун бьёт несколько раз в свой барабан и Капитан отдаёт первый приказ. Надуваются полной грудью поднятые паруса и, подгоняемые лёгким ветерком, корабли начинают заключительный отрезок пути до столицы Фрикии.
На одном из них в тёмном сыром трюме среди прочих рабов сидит Немой, поникший от мыслей о несбыточной мечте. Мохнатые ёлки, укутанные белоснежными шубами, зимним вихрем воспоминаний проносятся в его голове. Замёрзшие ягоды рябины кровавыми каплями нависают на заледенелых ветках заснеженных кустов. Бескрайние васильковые поля и кудри белоствольных берёз
Родина. Такая холодная и далёкая, но такая прекрасная и любимая. Как бы он хотел после жаркой мовны прокатится по мягким сугробам, ощущая приятные покалывания тысяч ледяных иголок по всему разгорячённому телу! А потом, со всего разбега, с головой окунулся в выдолбленную речную прорубь и проплыл под тонкой ледяной корочкой! А затем ощутить тепло маминых рук, заботливо укутывающих его в мохнатые шкуры.
Чего лыбишься? грубо толкает Немого сидящий рядом раб.
Немой открывает веки и видит обозлённые на весь мир глаза уставшего от жизни, закованного в цепи атлета.
Ему не понять. Да, не понять. Можно потерять свободу, родных, человеческий облик. Но оставить самое ценное, что есть у человека его человечность. Казалось бы, нечеловеческие условия должны были озлобить Немого, сделать его жёстким и грубым. Но нет. Наоборот. Они ещё больше закрепили его дух и желание остаться человеком. Человеком с большой буквы. И именно это и отличает сильного от слабого, а не величина мышц и не умение владеть мечом.
Чего лыбишься? повторил вопрос атлет, гневно сверкнув глазами. Ему явно хотелось выплеснуть на кого нибудь свою злобу от своего незавидного положения и сидящий рядом заросший худой раб очень хорошо подходил для этого.
Немой просто промолчал, отвернулся и закрыл глаза, которые не открыл даже тогда, когда почувствовал сильный удар атлетического соседа в свою ногу:
Ты глухой, что ли?
Белые облака и ласковое солнце, совсем не такое, как в этих проклятых песках
Эй! даже окрик надсмотрщика в сторону злобного раба не заставил Немого прерваться от своих прекрасных мыслей, у тебя будет возможность на арене доказать свою силу, щелчок кнута у самого уха атлета заставил его наконец то смириться и замолчать.
Глава 3
Вереницей идут рабы по каменным ступеням морского причала к сияющим своей мраморной белизной воротам, ведущим в город. Важно выпятив накаченную грудь, первым идёт атлет, явно любуясь своей фигурой и выставляя её на показ. За ним, оглядываясь на разгружающих товар балтов, семенит Немой, а дальше ещё несколько несчастных с рудников.
Живее, живее, слышит Немой, как торопит своих людей Торвальд, в скором приём у Владыки. Вы знаете, сколько я добивался этого? Быть представленным ко двору? Да осторожнее, ты!
Балты аккуратно выносят с палубы сундуки и грузят их на стоящие на пристани повозки с запряжёнными в них странными животными с огромными длинными ушами, похожими на маленьких лошадей.
Малыш и Дохлый, опираясь о борт корабля, внимательно наблюдают за процессом разгрузки.
А что, говорят тот Владыка, огромный, как та гора? кивает Дохлый в сторону дальних вершин.
А бес его знает! Может и так, хотя сомневаюсь. Это сколько же на такого жрачки надо? Нет. Враки всё это.
Вот бы посмотреть, вздыхает Дохлый.
Куда тебе! смеётся Малыш, ни рожи, ни кожи, а ту да же! Знаешь, сколько наш, кивает он в сторону Торвальда, этого приёма добивался? Нужные связи искал, тропинки прокладывал?
А тропинки то зачем? удивляется Дохлый и смотрит на собеседника.
Малыш на мгновенье замолкает, а потом разрождается громким хохотом и так бьёт кулаком в тощую грудь друга, что тот чуть не падает:
Вот ты!.. Темнота ты Это ж типа. Ну, вроде как да ну тебя! Подрастёшь- поймёшь, и, насвистывая весёлую мелодию, запрятав пальцы рук за широкий пояс штанин, в развалочку идёт к трюму, бормоча себе под нос, хотя куда тебе ещё расти? И так каланча каланчой. Ему б мозгов побольше. А то дурень дурнем.
И чего это он? Удивлённо пожимает плечами Дохлый и недоумённо чешет лоснящуюся лысину затылка, вроде ничего такого. И спросить то нельзя. Сразу кулаками машет.
По каменистым улочкам столицы на роскошных носилках, расписанных золотом, в сторону пристани едет красавица Айса, облизывая пухлыми губами сладкий сок надкусанного апельсина. Недалеко от ворот рабы ставят на землю носилки и помогают ей выйти на улицу. Обмахиваясь перьевым веером, женщина осматривается по сторонам и задерживает взгляд на веренице рабов, идущих через ворота. Отбросив в сторону недоеденный фрукт, который тут же подобрал подбежавший невесть откуда взявшийся мальчишка, Айса направляется прямо к ним, навстречу к бегущему ей навстречу надсмотрщику, придерживающему рукой бьющую по бедру саблю.
Ну? нетерпеливо спрашивает женщина, привезли?
Как и велели, госпожа, низко кланяется мужчина и ведёт её к стоящим поодаль рабам.
Хорош, улыбается Айса, похлопывая раба атлета по мощной груди, у владыки сегодня игрища, обращается она к надзирателю, думаю, он подойдёт. Отличный подарок ко двору!
Мужчина кивает головой и указывает на Немого:
Это тот самый, по железу.
Женщина равнодушно проходит мимо, небрежно бросив на ходу: