Это тот самый, по железу.
Женщина равнодушно проходит мимо, небрежно бросив на ходу:
К ювелиру его, который на площади. А этот, одобрительно кивает она на следующего раба, вполне подойдёт для моей прогулочной галеры. И этот тоже.
Один из охранников отвязывает Немого от остальных и толкает по дороге в сторону города.
Я буду выступать перед Владыкой, кричит ему в след атлет, и добуду свою свободу мечом! А ты так и сдохнешь рабом!
Немой поворачивает голову и грустно улыбается зазнавшемуся рабу: «Пусть боги помогут тебе», и, почувствовав сильный толчок в спину, ускоряет ход.
Проходя через разноцветные стёкла, солнечные лучи оставляют на мраморном полу мерцающие блике. Вьющиеся по колонам лианы с огромными цветами собираются зелёным ковром под высоким куполом дворца. Толстые стены сохраняют прохладу и свежесть, а цветущие растения распыляют тонкой волной нежнейшие ароматы. Гулким эхом раздаются далёкие шаги закованных в латы воинов и весёлый смех придворных дам. Журчание фонтанов и шелест заблудившегося в покоях ветра смешивается со звуками струн арфы и щебетом порхающих между цветов птиц.
Распахиваются широкие, покрытые золотым узором, двери и группа балтийских купцов неуверенной походкой заходит в тронный зал и тут же пестрящее разнообразие красок бросается в глаза поражённых роскошью северян. Привыкшие к серым блёклым холщовым одеждам и природной скромности своего края, их глаза на мгновенье жмурятся от игры цветов шёлковых одеяний и блеска драгоценностей, сверкающих всеми цветами радуги и опускают взгляд на мраморный, сверкающий от разноцветных зайчиков, пол.
Наши гости, видимо, шокированы? приводит купцов в себя могучий баритон Владыки, гулом раздающийся в круглой зале.
Лёгкий смешок перерастает в мощные раскаты и, повторяемый эхом, заполняет весь купол здания, выплёскиваясь в многочисленные коридоры. Кажется, даже колонны содрогаются от раскатистого гула и вот-вот пустятся в пляс.
Разбуженные шумом птицы суетливо взлетают с верхушек лиан, пестря мелкими крылышками и встревоженно щебеча.
Вдруг наступившая тишина заставляет купцов оторвать от пола взгляд и удивлённо оглядеться вокруг.
Мужчины, женщины, снова мужчины, снова женщины. Боги мои, сколько же их здесь? Торвальд останавливает взгляд на статном мужчине с поднятой ладонью, Владыке, затем переводит его чуть ниже, к лежащему у ног Владыке на золотой цепи зверю с длинной зубастой пастью, покрытому чешуёй.
Мне сказали, вы привезли диковинные дары с севера, продолжает Владыка, но пока что вы сами вызываете удивление не только своим видом, но и поведением.
Простите, сир, встаёт на колено Торвальд, но я и мои, показывает он на купцов, друзья так поражены великолепием твоего двора, что потеряли дар речи.
Я вижу много сундуков, встаёт мужчина с трона и спускается по мраморным ступеням к гостям. Что за сокровища ты прячешь в них?
Слегка поклонившись, Торвальд открыл сундук и мастерски встряхнул шкурку чернобурой лисы, распушив каждую её шерстинку:
Дары севера. Меха мягкие и пушистые, словно волосы твоих прекрасных женщин!
По залу разносится гул одобрения, вызванный такой похвалой. Однако, Владыка, небрежно взяв шкурку, проводит по ней рукой и бросает следующему за ним рабу:
Зачем мне меха? В моей стране вечное солнце! говорит он, надеясь смутить хвастливого купца.
Но тот, ничуть не смущаясь, распахивает второй сундук:
Солнечный камень, и, запустив руку внутрь, загребает пригоршню сверкающих камней, медленной струйкой высыпая их обратно.
И, к его величайшей радости, глаза Владыки начинают жадно блестеть. Наклонившись над сундуком, он выбирает один, самый большой камень, с застывшей внутри него крылатой мошкой и внимательно рассматривает его. Ему кажется, что каждая прожилка на крылышках насекомого, каждый волосок на её мелком тельце вот-вот оживут и она, открыв жёлтые глаза, взмахнёт и вылетит из своего заточения.
Что это? удивлённо спрашивает сир.
Это? Наклонив в знак уважения голову, купец протягивает ладонь и берёт камень в свою руку. Это самый редкий экземпляр, повелитель. Тысячи лет назад эта мошка попала в ещё жидкую каплю смолы и не смогла выбраться. Годы и вода затвердили её, и теперь она может стать единственным, уникальным ювелирным украшением, достойным самой прекрасной женщины на свете.
Я прикажу сделать из него перстень для моей жены, громко провозглашает Владыка, рассматривая это сохранённое веками чудо.
А это, указывает Торвальд на следующий короб, особый дар.
Он встаёт рядом с самым большим сундуком и подзывает к себе двух купцов. Те осторожно отпирают переднюю стенку ящика. В темноте слышится шуршание и тихие звуки. Стоящие вдоль стен люди с любопытством вытягивают шеи, стараясь рассмотреть, что же внутри. Владыка хочет наклониться, но Торвальд знаком останавливает его и тихонько стучит по крышке. Ещё чуть-чуть и на пол горделиво ступает мохнатая рыже-белая лапа, затем появляется рыжая мордочка с чёрным носом и с ушами, увенчанными кисточками. И вот величественная большая кошка с пятнистой спиной, прикованная за одну заднюю лапу золотой цепью к коробу, выходит и, свирепо скаля острые зубы, оглядывается по сторонам.
Рысь. Дикая северная кошка, коротко представляет её Торвальд и, поклонившись, отходит чуть назад.
Владыка восхищённо обходит вокруг рычащего на него зверя и, повернувшись к замершим от удивления и страха придворным, громогласно выносит вердикт:
Она прекрасна!
Она прекрасна, прекрасна, прекрасна, как прекрасна, шепчутся между собой восхищённые люди.
Она прекрасна, повторяет Владыка, обращаясь к купцам и в этот момент Торвальд, чувствуя себя на вершине славы, понимает, что не зря столько лет терпел унижения, исполняя прихоти придворных Владыки, добиваясь тем самым быть представленным ко двору. И уж теперь то он своего не упустит и звонкие монеты золотым дождём польются из их карманов в его закрома.
По колыхающимся волнам золотой нивы ковыля медленно бредёт Старик с кривым посохом в руке.
Так же, как и много лет назад, когда нашёл он странное дитя в пещере и упокоил его мать, легка поступь его усталых от долгой ходьбы ног, ясен пробивающий темноту взгляд голубых глаз, светла дума мыслей его.
Брат говорил ему избавиться от этого ребёнка. Он что-то увидел тогда в ней. И это пугало его душу. Но Старик настоял на своём и отнёс младенца в племя славличей. «Они добрые, сказал он тогда, и вырастят её в доброте и послушании. И, какое бы ни было заложено в ней зло, если таковое и есть, оно искорениться само по себе до её зрелости».
И вот теперь её украли.
За несколько месяцев до полного очищения.
В том, что это были иирки, Старик не сомневался. Только они способны на такое коварство. Да и внезапное исчезновение из племени Ратибора явно указывало, что тут не обошлось без его вмешательства.
И это то и беспокоило старца. Ещё слабое, не окрепшее сознание девушки под влиянием нового, дикого и злобного племени, могло вспомнить своё предназначение и перевернуть с ног на голову устоявшийся столетиями мир.
А, может быть, наоборот? Её светлая душа изменить их гниющую натуру?
Брат был сильнее его. Он мог видеть сквозь время. Что увидел он тогда в голубых глазах младенца?
Старик остановился, провёл ладонью по верхушкам пшеницы. И колосья, вытянув тяжёлые от крупного зерна головки, с новой силой потянулись вверх, наливаясь спелой силой и соком.
Наклонившись, Старик сорвал пару колосков, потёр их между ладоней и вдохнул ароматный запах созревающей пшеницы. Взмах руки- и светящимися крапинками зёрна, подхваченные ветром, полетели вверх, уносясь в небесные дали.
Появившаяся ниоткуда тёмная птица схватила одно из них и быстро проглотила, устремляясь за другими. Старик недовольно сморщился, и хотел было уже наказать плутовку, но увидел, как следом за ней появилась вторая, третья, четвёртая
Кто то задел развевающийся на спине плащ и, обернувшись, Старик увидел пронёсшеюся мимо него тень оленя, ещё не успев внимательно рассмотреть которую, он почувствовал прикосновение с другого бока.
Тень волка пронеслась и скрылась в ночной мгле далеко впереди.
Шорох травы у ног.
Колыхание пшеницы
Один за другим мимо Старика бежали, скакали, ползли тени лесных тварей всех видов.
Стайка птиц пронеслась над его головой и Старик резко выбросил руку вперёд.
Одна из них, беспомощно махая крыльями, остановилась в воздухе, словно почувствовав петлю на своей шее, и, притягиваемая невидимой силой, стала медленно приближаться к Старику.
Ты, птица говорливая, откуда летишь, какие вести несёшь и куда путь держишь? тихо шептал старец, притянув её ближе.
Быстро порхая у его уха, пташка торопливо чирикала, поглядывая на улетающих соплеменников и, как только он отпустил её, стремглав бросилась их догонять.