Обезьяна и Адам. Может ли христианин быть эволюционистом? - Александр Валерьевич Храмов 3 стр.


Тем не менее до 1930-х годов история развития жизни на Земле не рассматривалась как часть глобальной истории Вселенной. Да, на отдельных планетах организмы могут возникать и развиваться от простого к сложному. Но сами планетарные системы то появляются, то гибнут, как мыльные пузыри. Сегодня жизнь существует здесь, завтра метеориты принесут ее зародыши в другой уголок космоса, но по сути ничего не меняется. «Вселенная в сущности всегда была такой же, какой она является сейчас. Материя, энергия и жизнь меняли лишь свою форму и местоположение в пространстве»[12],  писал в 1908 году Сванте Аррениус, нобелевский лауреат по химии.

Только когда в 1929 году американский астроном Эдвин Хаббл открыл космологическое красное смещение[13], стало понятно, что Вселенная постоянно расширяется и, следовательно, имеет начало. Если галактики продолжают разлетаться в разные стороны (в ближайшие 10 миллиардов лет расстояние между ними удвоится), значит, когда-то все вещество во Вселенной находилось в одной-единственной точке сингулярности Большого взрыва. Вскоре после него космос представлял собой довольно скучное место, заполненное лишь водородом и гелием. Постепенно при взрывах сверхновых из них синтезировались более тяжелые химические элементы: железо, фосфор, сера все, без чего не могут обойтись живые существа. Звездная пыль, обогащенная тяжелыми элементами, рассеивалась во Вселенной, следующее поколение звезд вбирало ее в себя и продолжало синтез. Вселенная как бы готовилась к появлению жизни.

Современная космология дописала недостающие первые главы книги природы, превратив ее в полноценную историческую хронику. Органическая эволюция на нашей планете стала восприниматься как продолжение куда более длительного процесса развития материи. Выстроилась единая цепочка событий, начинающаяся в момент Большого взрыва и заканчивающаяся появлением человека на Земле. То есть к библейской истории, которая открывается словами «в начале Бог сотворил небо и землю», прибавился параллельный нарратив. Как пересекаются эти две истории одна, записанная древнееврейскими и греческими буквами, и другая, зашифрованная в генетическом коде, окаменелостях и реликтовом излучении?

2. Почему Библия?

В XVIXVII веках, когда наука только зарождалась, для европейцев на первом месте стояла книга откровения, так что первым естествоиспытателям приходилось оправдываться за повышенное внимание к книге природы. В наши дни дело обстоит противоположным образом. Книга природы одна на всех, а вот Библия в глазах современного западного человека, завороженного мультикультурализмом, из Книги книг превратилась в один из томов на полке с литературой по религии и мифологии. Вопрос о «согласовании» первых глав Книги Бытия с научными данными, над которым в первой половине XIX века ломали голову чуть ли не все видные английские геологи, вроде Адама Седжвика и Уильяма Баклэнда[14], в глазах современной секулярной общественности выглядит анахронизмом.

К тому же некоторые версии языческой космогонии, кажется, даже более соответствуют современной эволюционной картине мира, чем представления древних евреев о личностном Боге-Творце. Так, согласно учению жрецов египетского города Гермополь, возникновению мира предшествовал бескрайний хаос. В нем плавала восьмерка великих божеств, Огдоада в них надо видеть скорее не активных творцов-демиургов, а проявления самой первичной материи. Эти божества каким-то образом активируют хаос, и из него вырастает холм с яйцом на вершине. Оттуда вылупляется бог утреннего солнца Хепри, и он-то приступает к творению остального мира. Ну чем не концепция самоорганизации материи? Почему же надо «согласовывать» с наукой именно космогонический миф евреев, а не мифы их соседей египтян и вавилонян, не говоря уже о всех прочих народах?

Да и сама Библия настолько сильно укоренена в предшествующей мифологической традиции Ближнего Востока, что это дает лишний повод сомневаться в ее исключительности. Как считают современные библеисты, древнейший текстуальный источник, легший в основу Пятикнижия, и в особенности Книги Бытия, так называемый J-документ, где Бог именуется Яхве и наделен антропоморфными чертами, был составлен, самое раннее, во времена Соломона и Давида, в X веке до н. э. Многие ближневосточные сказания относятся к более раннему времени. Например, вавилонская космогоническая поэма «Энума Элиш» датируется второй половиной 2-го тысячелетия до н. э.  предположительно, она была написана в годы царствования Навуходоносора I (11251104 до н. э.) или еще раньше. Не говоря уже о более ранних контактах, за время вавилонского плена (598539 до н. э.) еврейский народ мог немало позаимствовать из мифологии своих поработителей.

Да и сама Библия настолько сильно укоренена в предшествующей мифологической традиции Ближнего Востока, что это дает лишний повод сомневаться в ее исключительности. Как считают современные библеисты, древнейший текстуальный источник, легший в основу Пятикнижия, и в особенности Книги Бытия, так называемый J-документ, где Бог именуется Яхве и наделен антропоморфными чертами, был составлен, самое раннее, во времена Соломона и Давида, в X веке до н. э. Многие ближневосточные сказания относятся к более раннему времени. Например, вавилонская космогоническая поэма «Энума Элиш» датируется второй половиной 2-го тысячелетия до н. э.  предположительно, она была написана в годы царствования Навуходоносора I (11251104 до н. э.) или еще раньше. Не говоря уже о более ранних контактах, за время вавилонского плена (598539 до н. э.) еврейский народ мог немало позаимствовать из мифологии своих поработителей.

Христианские апологеты первых веков, такие как Тертуллиан и Климент Александрийский, часто обвиняли эллинских мудрецов в плагиате по отношению к Моисею, чьи писания, как считалось, превосходили по древности Орфея и Пифагора, но позднее схожие подозрения сгустились уже над самим Пятикнижием. Это произошло в конце XIX века, когда археологи обнаружили в Междуречье древние глиняные таблички с клинописью. После расшифровки стало ясно, что многие ветхозаветные образы имеют параллели в шумерской и аккадской литературе. Самым известным примером такого параллелизма является история о потопе. Как и в библейском повествовании о Ноевом ковчеге, в шумеро-аккадском эпосе о Гильгамеше говорится о благочестивом человеке Утнапишти, который в специально построенном корабле спасся с семьей и зверями от колоссального наводнения, посланного богами, прогневавшимися на род людской.

Но нас больше интересуют первые три главы Книги Бытия. В библейском рассказе о сотворении мира тоже содержится немало реминисценций к ближневосточной мифологии. Например, в Библии процесс творения описывается как разделение неструктурированной первичной массы: «создал Бог твердь, и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью» (Быт. 1: 6). Такие же образы мы находим и в ближневосточных религиях. Например, в уже упоминавшемся эпосе «Энума Элиш» повествуется о том, как бог Мардук рассекает тело поверженной им праматери Тиамат на небо и землю. В финикийских мифах речь идет о разделении мирового яйца на две половины. В египетской мифологии бог воздуха Ша вырывает небо Нут из объятий земли Геба.

В Библии, как мы помним, говорится о сотворении человека «из праха земного»  но похожим образом действует и бог Эа в «Энума Элиш»: чтобы создать людей, он примешивает к глине кровь убитого Мардуком чудовища Кингу. Египетский бог плодородия Хнум вылепливает людей из глины на гончарном круге. Отсылки к библейскому рассказу о грехопадении также можно найти в мифологии других народов. Как известно, в Библии речь идет о змее, поддавшись искушению которого Адам и Ева лишаются доступа к древу жизни. Похожие мотивы присутствуют и в легенде о Гильгамеше. Этот герой добывает со дна моря цветок бессмертия и вечной молодости и возвращается с ним домой. Остановившись, чтобы искупаться, Гильгамеш оставляет цветок на берегу и его утаскивает в нору змея.

На самом деле, нас совершенно не должен шокировать тот факт, что Библия говорит на языке мифологии своего времени. Никого же не смущает, что первое начало термодинамики французский инженер Карно сформулировал на примере паровых машин начала XIX века. Мифологические образы вавилонян были хорошо знакомы евреям так почему бы Моисею или тем анонимным «яхвисту» и «элохисту», которым, по мнению библеистов, принадлежит авторство Пятикнижия,  было не воспользоваться этими образами для передачи общего смысла Божественного откровения? Разве библейские авторы должны были оперировать понятиями высшей математики или отвлеченной философии? Но тогда бы Книга Бытия с высокой вероятностью не пережила своих создателей ее бы просто не поняли и забыли.

Нетрудно заметить, что создатели Библии, используя элементы шумеро-аккадской мифологии, встраивают их в совершенно иной контекст. Для вавилонян процесс создания мира состоит в усмирении хаоса и враждебных сил. Чтобы сотворить небо и землю, Мардук должен сначала победить Тиамат и ее армию чудовищ. Библейский же Бог воздействует на полностью послушную ему материю рассказ Библии о творении абсолютно бесконфликтен. Библейская бездна (tehom), над которой носился Дух Божий (Быт. 1: 2),  это деперсонифицированное вещество, не имеющее ничего общего с первичным океаном, с которым вавилоняне отождествляли Тиамат. В угаритских текстах упоминается о победе богини Анат, жены Ваала, над драконом (tannim). Но мифические морские драконы tanninim (в синодальном переводе «рыбы большие», Быт. 1: 21) превращаются в Библии в безобидные творения Божьи. Наконец, Солнце и Луна, которые обожествлялись народами Ближнего Востока, в библейском тексте играют сугубо функциональную роль «светильников» (Быт. 1: 15) для измерения времени.

Назад Дальше