«Триптих Босха» музыкальная картина, рассказ о человеческих слабостях и заблуждениях во все времена вообще и в наше время (через 500 лет после написания этого алтаря), в частности. Первая часть Токатта левая створка изображает грехопадение человека, изгнание из рая; вторая, центральная створка Хорал метафора современного мира: за огромной телегой с сеном следуют Папа, император, его свита, приближённые к ним персоны, простолюдины Каждый пытается урвать из телеги свой клок сена. Лишь музыкант с лютней да поэт, да влюблённые, кажется, равнодушны к происходящему. Третья часть Гимн многочисленная нечисть тащит эту телегу с сеном прямо в ад.
Вот она, картина современного мира из XV века.
Художник расположил музыканта и поэта на самом верху этой высокой пирамиды, они равнодушные участники человеческой комедии. Но это не просто статисты, над ними ангелы, охраняющие их, защищающие от тщетности земной суеты. Ничего этим персонажам не нужно, никакого «сена»! Они познали истину. Им нет необходимости монетизировать свои чувства. Их Бог бесконечная природа, приносящая радость земного существования. Что может быть прекраснее!
Босх своим сюрреалистическим шедевром показал картину человеческого существования на земле. Я попытался хотя бы немного приблизится к великому мастеру в своей работе.
Триптих прозвучал на Первом Всероссийском конкурсе духовиков в Саратове в конце восьмидесятых, затем в моём авторском концерте в великолепном зале Саратовской государственной консерватории (благодаря поддержке заведующего кафедрой духовых инструментов консерватории прекрасному музыканту профессору Анатолию Дмитриевичу Селянину), затем на Международном фестивале «Европа-Азия», а затем его странствия состоялись и по другим городам России. В Варшаве инициатором его исполнения был известный тромбонист Юлий Петрахович, профессор Академии им. Фредерика Шопена. Мне также хотелось бы отметить исполнение этой музыки ансамблем профессора Анатолия Тихоновича Скобелева (Москва).
Думаю, в живописном оригинале триптихе Босха различие между духовным ощущением художника и духовным пониманием мира официальной церковью красноречиво. Рад буду, если слушатели это увидят и в моём «Триптихе Босха».
* * *
В 1930-м году на экранах наших кинотеатров появилась комедия «Праздник святого Йоргена», снятая знаменитым Яковом Протазановым (СССР, Межрабком). Замечательная игра Анатолия Кторова, Игоря Ильинского, Михаила Климова, Анатолия Горюнова и других прекрасных актёров сделала этот фильм популярным и любимым. Я смотрел его несколько раз с удовольствием. Прямолинейный юмор фильма и лёгкая ирония производили большое впечатление, оставались надолго в памяти. Но это было впечатление лёгкого и забавного скетча, направленного против невежества и суеверия. И, конечно, как и в иконостасе Босха против ничтожной человеческой слабости корыстолюбия. Какой же для меня стало неожиданностью, когда уже в шестидесятых годах я прочёл эту весёлую и озорную книжку. Но она оказалась не просто весёлой и забавной социальный смысл её оказался убийственным, а юмор жестоким и грустным!
Удивительно чётко я представил себе прочитанное на сцене музыкального театра.
Об авторе сведений было очень мало, только короткое послесловие. Позже, когда у нас появился интернет, я узнал, что человеком автор повести Гарольд Бергстед был дрянненьким, и даже заслуженно отсидел в датской тюрьме пару лет. Гений и злодейство, увы, часто бывает в нашей жизни вполне совместимо.
Написанная ещё в начале двадцатого века книга привлекла большое внимание в молодой советской республике. Но это в прошлом сейчас о повести Бергстеда у нас не принято вспоминать. А напрасно. Актуальной она будет ещё очень, очень долго. Вот её короткий эпиграф: «Поразмыслите о сем». Действительно, поразмыслить есть о чём. Повесть, безусловно, сатирическая, но смешного в ней мало.
Первая опера и её судьба
В эти, шестидесятые годы, думаю, я был достаточно хорошо подготовлен для работы над оперой: все новые профессиональные технологии запада нам, студентам композиторского класса Казанской консерватории, были хорошо известны спасибо нашим учителям и даже пробовались на практике. В этом отношении и культурный официоз коснулся нас не очень сильно. В конце концов, я понял, что самая большая ценность композитора свой собственный взгляд на мир, интуитивный голос своего «я». «Ещё много хорошего можно сказать в до-мажоре» известные знаковые слова Арнольда Шёнберга: понять их можно, следовать им трудно. В общем средства вторичны. Всё равно из какого материала ты возводишь свой дом из камня или из соломы главное, чтобы он был крепким и в нём было тепло и уютно.
В эти годы у меня уже были написаны несколько вокальных циклов (звучавших и на всесоюзном радио), фортепианная соната, большой четырехчастный квартет, трёхчастная симфония Свою первую оперу я написал на четвёртом курсе консерватории.
Я настолько увлёкся работой над оперой, что уже через сорок дней клавир-дирекцион был вчерне готов.
Вот её краткое содержание.
* * *
Глубокое средневековье.
В славный город Йоргенстад, известный своими праздниками в честь святого Йоргена, который триста лет тому назад был изгнан из города за разоблачение богатых коррупционеров, стекаются паломники. Предстоит очередной праздник, да ещё и выбор соборной невесты для святого, который, по слухам, обещал вернуться (через триста лет). С толпой паломников в город возвращается Микаэль Коркис по прозвищу Коронный вор, бывший исполнитель шекспировских ролей в бродячем балагане, а теперь простой бродяга. С ним его товарищ Франс Поджигатель, такой же бродяга и вор. Когда-то и Микаэль был изгнан из этого города, где он родился и вырос. Изгнан за то, что посмел сказать Главному Каппелану: ты мой отец! Что было, увы, правдой. Оба товарища в толпе паломников прикидываются: один слепым, другой калекой (на костылях). И Микаэля и Франса разыскивают стражники Курфюрста.
В поисках наживы друзья проникают в сокровищницу храма. Неожиданно, увидев приготовленный к праздничной церемонии плащ святого, Микаэль решает выдать себя за Йоргена. Микаэлю терять нечего: надоело бояться, надоело скрываться Он готов сыграть последнюю шекспировскую роль в своей жизни. На церемонии праздника Микаэль торжественно появляется на святой лестнице, куда не ступала нога обыкновенного смертного, и убеждает толпу в своей святости, совершая «чудо» «исцеляя» калеку в толпе. Конечно Франса. После некоторого колебания толпа признаёт Йоргена: Он пришёл! Сомневающегося Главного Каппелана, своего отца, Микаэль-Йорген бьёт посохом по голове, ещё больше убеждая паломников в своём истинном существовании.
Все вокруг ликуют: Он пришёл! Среди суеверных членов Капитула замешательство и страх. Что теперь будет!? Между тем, завистливый Франс пытается разоблачить Микаэля: это Коронный вор! Народ в замешательстве, но Микаэль уверяет: Коронный вор это Франс! Франса вешают. «Прости мне, друг, говорит ему перед смертью Микаэль, обстоятельства сильнее нас: или я должен повесить тебя, или меня самого повесят».
Наконец, Йорген-Микаэль требует отвести его в покои, где он встречается со своей соборной невестой прекрасной Олеандрой, дочерью Гроссмейстера, избранной святым отцами накануне. Между ними вспыхивает любовь. Но внезапно появившийся гонец приносит приказ Курфюрста: во что бы то ни стало поймать Коронного вора, примета которого красное солнце на груди. Услышавшая это, Олеандра падает в обморок со словами: я видела это солнце! Капитул вздохнул с облегчением, поняв всё.
Но как найти выход из такого положения, не скомпрометировав праздник, приносящий немалые доходы? Проще всего, конечно, всех осмотреть, но кто отважится, кто посмеет осматривать святого в толпе его фанатичных поклонников?! Мудрое решение принимает Гроссмейстер: «поскольку такой осмотр может оскорбить чувства верующих, мы полагаем, что своим отъездом ваше святейшество избавит нас от столь тягостной необходимости». Быстро решаются все вопросы, связанные с отъездом «святого». Тот прощается с огорченными паломниками и «своим» Капитулом. Паломники плачут, провожая его. «Не плачьте, я ещё вернусь, обещает Йорген-Микаэль, через триста лет!». Микаэль занимает своё место в отъезжающей карете, куда успевает вскочить и Олеандра. Счастья и радость на лицах паломников! Они видели Его! C умилением машут платочками и члены Капитула. «Тот, кто Йоргена признает, бед и страхов не узнает, звучит заключительный хорал.
Так почти по-голливудски заканчивается это странное и довольно трогательное действо. Поразмыслите о сем!
Нет предела человеческой глупости. Нет предела человеческой доверчивости. Нет предела человеческой надежде на счастье и справедливость!
* * *
Поначалу судьба оперы складывалась удачно. Возможно, здесь уместна поговорка: слухами земля полнится. Я получил заинтересованное письмо из Ленинградского Малегота с предложением показать оперу художественному совету театра. Это был любимый театр моего отца. Когда-то с ним в этом театре мы переслушали почти весь его репертуар. До этого я показывал оперу только своим любимым профессорам Альберту Семёновичу Леману, Генриху Ильичу Литинскому и Назибу Гаязовичу Жиганову. Все они дали опере довольно высокую оценку, предрекали ей интересную сценическую жизнь, а Литинский, будучи в некоем высоком редакционном совете, настойчиво советовал предложить оперу Большому театру. Всё же я, заваленный своей педагогической работой в консерватории, решил не спешить и дождаться вызова в Малегот. Через какое-то время вызов состоялся, и я, как и предполагалось, показал оперу худсовету театра, который её одобрил. Геннадий Пантелеймонович Проваторов, главный дирижёр театра, возглавляющий худсовет, попросил у меня партитуру, обнадёжил: ждите, это наша опера. При следующей с ним случайной встрече я увидел мою партитуру в его руках и окончательно успокоился. И стал ждать.