Нюрнберг. На веки вечные. Том второй - Братья Швальнеры 14 стр.


 С чем это, по-вашему, может быть связано?

 С тем, что начальство всех мастей  начиная от ОКВ и заканчивая высшим эшелоном СС  везде и всюду, постоянно требовало больше и больше крови и невинных жертв. Такова была идеология, следование которой если официально и не входило в должностные инструкции, то было залогом успешного продвижения по службе и получения новых и новых наград. В своих речах и выступлениях они требовали этого постоянно. Да, быть может, в отличие от Гитлера и Геббельса, не писали об этом книг и статей  но только потому, что толком писать и не умели. Речь же и поступки этих людей говорят сами за себя и свидетельствуют об их постоянном и обязательном требовании уничтожать мирных людей только потому, что они  представители иной, не арийской расы. Невыполнение этого требования было чревато негативными последствиями

 А вы, что, были против такой идеологии?  уточнил Руденко.

 Скажем так, я не всегда был ее проводником. Так, в августе 1941 года Гиммлер приехал ко мне в Минск и попросил организовать для него массовый расстрел партизан. Я был против мероприятий подобного рода, и тогда Гиммлер обратился с этой же просьбой к приехавшему вместе с ним начальнику полиции рейха Артуру Небе.39 Он быстро собрал зондер-команду и организовал публичную казнь. Когда мы с ним наблюдали за ее осуществлением, он спросил у меня о причинах моего отказа. Я ответил ему, что, на мой взгляд, акции подобного рода делают из наших солдат абсолютных варваров и невротиков. Гиммлер задумался, вгляделся в эту картину и, вникнув в правоту моих слов, расчувствовался до такой степени, что ему стало плохо.40 Однако, сути проводимой им и его товарищами из Берлина политики это не изменило.

Руденко прервал его рассказ:

 Обращаю внимание суда на то обстоятельство, что материалами следствия собраны данные, подтверждающие эту историю, это факт!

Допрашивая очевидно выгодного свидетеля, Руденко, к удивлению наблюдавшего за процессом Даллеса, выступал не как обвинитель, но как адвокат. В таком его поведении, как считал разведчик, явно крылось что-то неладное

Прокурор меж тем продолжал:

 Принимая во внимание, что ваше поведение шло несколько вразрез с требованиями идеологии и ее проводников  главарей рейха,  многие из которых сейчас на скамье подсудимых, скажите, не повлекло ли это для вас каких-либо неприятностей по службе?

Свидетель замялся.

 Нельзя сказать, чтобы это были неприятности в классическом смысле. Но до войны я был депутатом рейхстага, а меня оттуда сняли и кинули после сравнительно тихого и сытого Бреслау в Минск  якобы для борьбы с партизанами, хотя я не полицейский, а кадровый военный.41 Сами решите, можно ли это классифицировать как неприятность

Руденко понимающе покачал головой.

 Вернемся все же к идеологии главарей рейха. Только ли Гиммлер вернее, считаете ли Вы, что речь Гиммлера, в которой он потребовал уничтожения 30 миллионов славян, отражала его личное мировоззрение, или это мировоззрение, по Вашему мнению, являлось вообще национал-социалистским?

Бах-Зелевски как по писанному протараторил:

 Сегодня я считаю, что это явилось логическим следствием всего нашего национал-социалистского мировоззрения.

 Сегодня?  уточнил глава советской делегации обвинителей.

 Сегодня,  кивнул его собеседник.

 А какое мнение у Вас было в то время?  в вопросах такого рода в исполнении Руденко Даллес увидел обыгрывание той части спектакля, которая отвечает за правдоподобность слов допрашиваемых. Делать из матерого гитлеровца и палача здесь борца за справедливость было бы излишне, а потому все же маленькое черное пятнышко он решил примерить на себя добровольно  ну или потому, что знал, какова может быть месть могущественного советского обвинителя.

«Да, кстати,  подумал Даллес,  а почему советского? Он ведь арестован американскими оккупационными властями Видимо, жест доброй воли друга Роберта другу Роману Хотя, почему, если арестован, на нем нет робы? Почему он сравнительно прилично одет? Надо бы адресовать этот вопрос главе нашей делегации обвинителей»

Размышления его прервал ответ Бах-Зелевского:

 Тяжело прийти немцу к такому заключению. Мне многое потребовалось для этого.


Эрих фон дем Бах-Зелевски

Эрих фон дем Бах-Зелевски


В целом, этот тайм явно выигрывал Руденко. Последний его удар был решающим.

 Господин свидетель,  уточнил он,  как могло случиться, что несколько дней тому назад выступал здесь свидетель Олендорф, который, давая показания, признал, что он с эйнзатцгруппой уничтожил 90 тысяч человек и что это не согласуется с национал-социалистской идеологией?

 Ну, у меня другое мнение по этому поводу. Если десятилетиями проповедуют, что славяне являются низшей расой, что евреи вообще не являются людьми,  неминуем именно такой результат Что до мнения других свидетелей, я за него отвечать не могу. Хотя бы потому, что, если человеку самому приходит в голову вдруг, ни с того, ни с сего уничтожить 90 тысяч человек, его явно нельзя рассматривать как нормального и уж тем более  как полноценного свидетеля в уголовном процессе.

Допрос окончился. Когда Бах-Зелевски уходил, проходя мимо скамьи подсудимых, Геринг схватил его за рукав и воскликнул, вскакивая с места:

 Господин председатель! Почему он не на скамье? Почему не с нами? Неужели он не виноват?!

Аналогичные мысли гуляли в голове Даллеса. Никитченко спокойно и формально ответил ему:

 Подсудимый, предоставьте обвинению самому решать, кого и куда сажать. Пока речь идет о вас, а не о нем.


Когда слушание закончилось, Даллес и Джексон встретились на пороге Дворца правосудия. Утомительный судный день и нервное перенапряжение в свете событий последних дней дали обоим право на перекур (родным «Кэмел»! ) и непринужденный разговор двух земляков, оказавшихся на чужбине  без посредников и посторонних глаз, без погон и шевронов, просто, по-свойски.

 Что скажете, Аллен?  спросил прокурор от США у своего товарища.  Какие ваши прогнозы? Чем все это закончится?

 Вы спрашиваете меня о прогнозах?  усмехнулся Даллес.  Вы, юрист?

 Да, но вы-то  разведчик. Должны знать больше остальных

 Форменное заблуждение. Я, например, совершенно не понимаю, что только что произошло с этим Бах-Зелевски. Почему палач спокойно покинул зал заседаний? Не одному же Герингу в зале бросилась в глаза эта вопиющая несправедливость

 Возможно,  Джексон окинул собеседника нервным взглядом с головы до ног и выкинул сигарету.  Но вопрос задан не по адресу. Это вам надо спросить у русских!

Даллес хотел было прояснить последнюю фразу, но было поздно  прокурор показал ему спину и зашагал в сторону отеля, где сегодня вечером обещала состояться очередная грандиозная пьянка.

20. За все надо платить

Июль 1962 года, Москва, здание Генеральной прокуратуры СССР на Большой Дмитровке


Генеральный прокурор СССР Роман Руденко вызвал к себе на прием заграничного корреспондента «Комсомольской правды», 30-летнего Юлиана Семенова. Принимал его лично  очень уж щепетильный предстоял разговор.

 Ты в Мюнхен ездил недавно, если я не ошибаюсь?

Семенов, привыкший к тому, что вопросы подобного рода обычно задают в КГБ, удивился:

 Да. А почему вас это интересует?

 Ну ты не забывай, что я  генеральный прокурор. Меня все интересует. Особенно, если учитывать, что целью твоей поездки было освещение процесса над Эрихом фон дем Бах-Зелевски, верно?

 Сами же все знаете,  улыбнулся журналист.

 Я-то знаю,  вздохнул Руденко,  а вот ты, кажется, недопонимаешь некоторых политических моментов важности этой фигуры. Тебе известно, что он в качестве свидетеля в Нюрнберге показания давал?

 Известно, Роман Андреевич,  загорелся Семенов.  Я потому туда и поехал. Он ведь тогда сухим из воды вышел, хотя это вызвало недоумение у всех присутствующих, включая Геринга. Так ведь?!

 Смотри, какая осведомленность. Ну допустим

 Мне такая трактовка кажется неслучайной. Тут явно прослеживается рука империалистических разведок. Человек командовал войсками СС и полиции на территории РСФСР и Белоруссии, его руки даже не по локоть, а по плечи в крови, а он спокойно уходит из здания Дворца правосудия! И потом еще 15 лет никому совершенно нет дела до него и его роли в войне и уничтожении мирного населения, заметьте, нашей страны. И тут вдруг, 15 лет спустя, его арестовывают и судят  но не за то, что он утопил в крови оккупированные восточные территории, а за то, что в 1934 году, в «Ночь длинных ножей», в Кенигсберге чуть ли не случайно убил какого-то эсэсовца!42

Назад Дальше