старшего сына держала на руках грудного ребенка.
Мужики разом соскочили с дрожек, женщины сидели, испуганно уставившись на такое скопление народа. Тарас понял, что людям что то стало известно,с повелевшим лицом подошёл к амбара,взглянул на видевшие замки и сразу поднял выше голову.
Ну, чего набежали? Ломайте, коли хотели, ломайте, а я
посмотрю!
Ты открой немедля, а то расшибу! Коль пришли тута, знать,
не твоя забота, зачем и чаво, заорали громко мужики.
А ну, кто смелый расшибай! Вона, вали, чаво тебе надыть
забирай, чаво стоишь, подзуживал Тарас с улыбкой, чаво потеряли в чужом амбаре? Хлебца надыть забирай, у меня много,
сожрешь сдохнешь, облопасся!
Долго бы пререкались с наглым Тарасом люди, но на выручку
пришла его жена. Она подошла, отвязала от шнурка на поясе юбки
ключи и отперла оба замка.
Идите; смотрите, чего хотели, смотрите, сама подошла к
мужу, взяла за руку, силой завела на крыльцо дома, быстро отперла дверь, и не заметили люди, как в дом вошли все они до единого, она снова накинула замчище, а ключ к поясу сунула внутрь,
ближе к телу. Народ кинулся в амбар, перерыли все до дна, но ни
одной живой души и ни единого нигде звука. Кто-то постучал по
полу ногами: звуки отдавались совершенно глухие значит, там
сразу земля, пустота отдается звонко.
Нигде ничего. Посмотрели на жену Ивана и стали один по одному выходить из амбара.
Пока в амбаре копошились люди, Марья, толстая, широкоплечая, высокая баба жена Тараса под стать самому Тарасу, завела во двор лошадей, распрягла, привязала у стойки.
Тарас насмерть переполошился, выглядывал из окна из дальнего угла избы, а оба брата забежали в кладовку, схватили ружья,
припасы, один залез на чердак, другой в кладовке сел на корточки,
ожидая нападения.
Все вышли. Остались только Иван с женой.
Пойдем, Лена, пойдем, родная!
Мать оттолкнула Ивана, сама не тронулась с места. Уйти она не
могла: как же так, ведь она ясно слышала! Неужели ей померещилось? Она оглянулась кругом ничего. Народ понемногу уходил
со двора. В амбаре такая тишина муха пролетит, услышишь. И
вдруг снова, как еле слышный писк, опять стон!
Ваня-я, слышишь? еле слышно прошептала она, слышишь?
Иван услышал,сам услышал,явно: стонет,поёт кто то,да так близко, так жутко. Теперь он упал на колени стона не стало.
Он долго лежал на полу, плотно прижавшись ухом к пыльному
полу, и опять кто-то так сильно заныл, и, чувствуя свое, родное, оно отдалось прямо в сердце, Иван взвыл сам.
Люди, милые, сюда, выскакивая, закричал Иван, и снова
бросился в амбар. Все гурьбой ринулись обратно, давя друг друга.
И снова нет ничего.
Здесь она, здесь, стуча каблуками по полу, кричал Иван.
Кто-то кричит: «Тащите лом, ломать будем! Лом тут как тут.
Топор уже был в руках у одного.
Руби, ребята, скомандовал Иван. Кромсай! Чаво тут, здесь она!
На крик вошла хозяйка:
Не трожь, харя этакая, пшеницу выпустишь под пол! Она
широка расставила руки, согнулась до пояса и, отталкивая мужиков, толкая головой кого попало, нещадно раскидывала,
исходя диким криком.
Валяй отсюда, жаба толстопузая, рявкнул Иван, размозжу,
размозжу тебе башку, тварь эдакая!
Один из мужиков стукал ломиком по стенкам, и вдруг стена от
сарая загремела с каким-то отзвуком пустым, гулким, отдаленным.
Стойте, еще раз застучал он снова, там что-то есть
сюда-а, скомандовал он.
Все ринулись к стене, стали чиркать огня ничего нет.
Не дам! закричала Марья и начала отталкивать мужиков от
стены.
Но мужики скрутили ей назад руки и держат: «Стой; сволочь!».
Тут тайник толкали стену, она не подается никуда. Кто-то
увидал внизу железку с крючком, наклонился, зацепил пальцем,
потянул на себя. Бревна в ширину двери со скрипом отошли на
тяжелых скобах, и вниз пошла широкая лестница.
Братцы, да тут тайник лаз, сюда за мной! Кто-то увидал
железный фонарь на стене, схватил, подтащил спичку, и огонь загорел, стекло поставили на место и удивились, что и фонарь для
этого тут висит. Значит, и правда там что-то есть.
Кто-то из людей заметил, что сзади подкрадывается Игнат, первый сын Тараса, с большим ножом. Еще немного и он проткнул бы Ивана,который только на минуту повернулся к жене с ней сделалось совсем плохо.
Один мужик ударил палкой по руке с такой силой Игнату, что
тот выронил нож и взвыл от боли. Другой скрутил ему руки, двое
держали, едва могли удержать. Одна старуха притащила веревку,
и они впятером его скрутили и держали.
Подростки следили за окнами.
Закрой, Митька, окно, крикнул один Митька, мальчишка,
нырнул и прихлопнул ставнем окно, из которого вылез Игнат и
выглядывал Тараска.
Тащи его сюда, братцы, собаку, он один делал ход в пещеру.
Он зарывал ему и знать, как открыть!
Окстись, чумовой, кака пещера? зарычала Марья, все еще
вырываясь, безбожник окаянный, креста на тебе нету! Чего творят глядите!
Мужики с фонарем, с Иваном вместе, спустились в подземелье, откуда несло сыростью, какой-то вонью.
Темень кругам, холодный воздух. Несколько человек во весь
рост, там была большая яма, широкая и глубокая, В углу была накидана солома, видать, не свежая, на ней какое-то черное тряпье,
и в углу к стене сидела девочка. Осветили фонарем, она закрыла
лицо руками и страшно заскулила. Руки были очень грязные, вместо платья черные рваные лохмотья. Волосы клочками свисали до самого пояса и по лицу.
Люди при виде такого чуда опешили. Сначала подумали, что
это зверек, но нет руки человечьи! Ног нет она держала их под собою.
Люди смотрят, но подойти не решаются, а отец и сказал:
Таня, Танюшечка, иди, иди сюда, но он не верил, что говорил, он просто так сказал, и вдруг она опустила руки, посмотрела:
Мама, тихонько вымолвила.
Иван кинулся: «Таня, Танечка,» но девочка страшно испугалась и забилась снова. Иван уцепил ребенка и кинулся наверх, все за ними.
Ой! многоголосье пронеслось при свете, когда Иван вынес
ее на руках во двор. Все закричали. Мать упала без сознания, женщины плакали, причитая, мужики косо смотрели на Игната и его
мать. Вот-вот налетят и растерзают их.
Девочка кричала.Билась,боялась,как воробушек,всех.Иван передал ее большой женщине, и другие окружили ее, прижали, начали ласкать, уговаривать, гладить. Она немного притихла. Мать
отлили водой, подняли, отвели, начали уговаривать, чтоб взяла себя
в руки все образумится, вымоешь отойдет, и подвели к Тане.
Танюшенька, доченька моя!
Но она косо на нее посмотрела и протянула ручонки,
которые были угольно черного цвета, с худыми впадинами глаза и комьями волосами немытые, слипшиеся.
Мать прижала к себе девочку и горько зарыдала, ей подтянули много голосов.
Между тем Иван подошел к Игнату и начал бить, и остальные
тоже. Только захрюкал здоровый Игнашка. Высокая женщина
закричала:
Не смейте! Он невиновен! Тараса ищите, но виновен и он,
значит, должен отвечать!
Дом на замке. Они бросили избитого связанного Игната и кинулись к дому.
Где та жаба? заорал Иван, кидаясь в амбар, а Марья забилась в яму и заложилась с внутренней стороны.
Василий вылез через окно, вывел задами жеребца и скрылся
в тайге, только видели ребятишки его. Ребятишки не успели дядькам сказать, а его хвост простыл. Заложили амбар: сдыхай, собака,теперь ты, и засунули большую палку в скважину, где вставлялся замок.
И все исчезли из постылого двора.
Тарас прятался с семьей в доме, замкнутом Марьей, порядком опозоренный.
Понесли домой худую, черную девочку. Мать шла еле живая,
переставляя отяжелевшие ноги, и выла, как раненая волчица,
а бабы ей дружно подвывали. Все сбежались смотреть на Иваново горе.
Подумать надо нашлась, шептались старухи.
***
Десяти лет умерла у Рябининых Даша. Сильно простыла и не
поднялась. Тяжело перенесли утрату дочери отец и мать с
Петькой .Чуть позже, родился в их семье Андрей, но боль по дочери не давала покоя.
В конце этого двадцатого года появление мальчика не очень обрадовало. Через четыре года родилась девочка. Долго раздумывать не стали,снова назвали Дашей.Пусть сказала
мать ,может заменит нам вторая Даша любимую доченьку.
Сразу ее недолюбливала, все жалела старшенькую. Ходила
вяло, кормила нехотя. Да больше плакала о девочке. Но вторая девочка незаметно росла, поднималась, крепла.
Хлеб убирали вдвоем с Петькой. Приехав на поле, мать ложила маленькую Дашку в редванку и связывала четыре ветки над
редваном, концы же их к редвану тряпицами. Сверху накрывала
большой тряпицей. Воздух под тряпицей был прохладнее, продуваемый со всех сторон. Дашка спала, изредка просыпаясь, требуя