День в каком-то подвале, просипел Юрчик.
Он заставил ее вывернуть шею, нашел губами губы, коротко куснул.
Так что, нашла в себе силы спросить Настя, все? Все кончилось?
Не-а.
Как?
Потом объясню.
Юрчик развернул ее к себе. Оказалось, у него есть силы и на второй раз. Этот второй раз получился едва ли не ярче, чем первый. Настя вся ушла в сладкое движение, казалось, куда-то в сторону, отделяясь от тела, норовит съехать голова.
Вот вот так, выдохнул Юрчик.
Он прижался к ней. Ягодицы, бедра еще работали, но с каждым толчком все медленнее, медленнее. Непослушными, дрожащими пальцами Юрчик убрал мокрые волосы у Насти с лица.
Снова живой, сказал он.
Я вижу, сказала Настя.
Они поцеловались. Юрчик выключил воду. Настя потянула полотенце с крючка. Они, как пьяные, принялись выбираться из ванны, потому что оказалось, что вдвоем в ней ужасно тесно. Ноги разъезжались. Не ноги вата. Это было смешно.
Вместе с паром, вытираясь одним на двоих полотенцем, они вывалились в коридор.
Сейчас бы пожрать, сказал Юрчик.
Есть торт, сказала Настя.
И все? Хоть бутерброд с чаем.
Тю! Это быстро.
Пока Настя в чем мать родила соображала легкий салат и резала колбасу на блюдечко, Юрчик успел одеть чистые трусы и майку. Появился в кухне с Настиным халатом, накинул ей на плечи.
Чтобы никто в окно не подсмотрел, сказал он.
Кому там смотреть? фыркнула Настя. Ночь уже, все спят. И все-таки не первый этаж.
Ну, Юрчик сел на стул и ухватил колбасный кружок, тут ты не права. Как раз ночью такие психи и активизируются.
Откуда знаешь?
Сам такой.
Юрчик зажевал колбасу. Настя покивала:
Понятно. Я подозревала. Лопай, боевой конь.
Она подвинула ему миску с наспех настроганным салатом: помидоры, капуста и огурец, сбрызнутые оливковым маслом.
Скорее, я боевой пони, сказал Юрчик, склоняясь над миской.
Настя рассмеялась. После душа Юрчик посветлел лицом, посвежел, по сравнению с тем мрачным, грязным, задавленным Юрчиком, что кулем ввалился в квартиру, они расходились как небо и земля. Захотелось даже проверить, не лежит ли прежняя версия в ванной. Или даже не версия, а кожа. Ну, как в сказке про Василису.
Слушай, спросил Юрчик, расправляясь с салатом, у тебя какие-то личные сбережения есть?
Вопрос уколол.
В смысле?
Мне могут понадобиться, сказал Юрчик как бы между делом.
Если с твоими, то тысяч сто будет, сказала Настя, запахиваясь в халат и садясь напротив. Я не умею копить.
За спиной, нагреваясь, чуть слышно зашипел чайник. Юрчик вздохнул. Какое-то время, дожевывая, он двигал челюстью. Потом вдруг поднял пустые, неподвижные, остановившиеся глаза.
А у родителей?
Юрчик!
Прости, ты права, скривился он. Нечего в это дело, конечно, твоих родителей втягивать.
У Насти заныло в левом боку.
Что случилось-то вообще?
Да эти помнишь? дебилы малолетние, с которыми я Лехе помогал, один еще куртку мне порезал
Ну!
У этих сучат, видишь, нашлись покровители, Юрчик, досадуя, бросил вилку в миску. Не разберешь теперь, где мент, где вор, вор мента покрывает или мент вора. И вообще, кто где. Сплелись так, что хрен поймешь.
Он стиснул в замок пальцы и показал их Насте. Усмехнулся.
Представь, отловили едва покурить вышел. Даже, наверное, не заметил никто. За шкирку и в микроавтобус, ну, через боковую дверь. А там колено в хребет, пластик на запястья и харей в пол. Лежи, мол, не дергайся. Классика.
Били? спросила Настя.
Не, вежливо обошлись. Фейс не попортили, по почке всего раз съездили. Ну, еще по лодыжке получил. И в грудину схлопотал по глупости. Это фигня.
А потом?
Юрчик повел шеей, словно ему жал невидимый воротник.
Потом? Привезли куда-то за город, хрен знает куда, кинули в подвал. Или это что-то типа бункера было? Не знаю, в общем.
Предлагать торт стало как-то неловко.
Погоди, Юрчик вскочил и выбежал в прихожую.
Там закопался в скомканной одежде, кучей лежащей на полу, выловил что-то то ли из кармана, то ли из подкладки, принес в кухню с собой. Серая кроличья лапка вновь легла на стол.
Опять выручила? спросила Настя.
Ага, сказал Юрчик, погладив лапку. Реально думал, что все. Пол-дня в подвале, еще, зараза, холодно, мыши пищат, и никто ничего, глухо, темно, понятно, решил, допрыгался. Нет, грехов особых не набрал, но кто разбираться будет? На лапку одну надежда и была. Он осекся. А ты ты ведь тоже
Опять выручила? спросила Настя.
Ага, сказал Юрчик, погладив лапку. Реально думал, что все. Пол-дня в подвале, еще, зараза, холодно, мыши пищат, и никто ничего, глухо, темно, понятно, решил, допрыгался. Нет, грехов особых не набрал, но кто разбираться будет? На лапку одну надежда и была. Он осекся. А ты ты ведь тоже
Я тебя на водителя променяла, сказала Настя. Он врезался, и я подумала: пусть он, вместо тебя.
Значит, и ты, Юрчик притянул ее к себе, поцеловал в лоб. Спасибо. Спасибо. Эти потом бункер открыли, посмотрели, как я, не наделал ли в штаны, и спрашивают: что надумал? Морды такие ну, пустые, мертвые. Равнодушные. То есть, что привалить, что выпустить одна беда. Я, конечно, сначала в несознанку: за что, пацаны? Ну, они уж разъяснили. На пальцах. Чая дай.
Ой, прости!
Настя сняла закипевший чайник, выставила Юрчику большую кружку.
Три пакетика, сказал Юрчик.
Три?
И сахару побольше.
Сколько ложек?
Я сам.
Настя поставила на стол сахарницу. Юрчик долго возился с пакетиками, потребовал еще один, потом вбухал в кружку пять ложек сахарного песка и, качнув головой, добавил шестую. Чай у него получился темно-коричневый, почти черный, густой. Юрчик отхлебнул и, видимо, остался доволен.
Ты говорила, торт у тебя там, кивнул он на холодильник.
Хочешь? спросила Настя.
Давай.
Юрчик был настроен решительно.
Настя мельком взглянула на часы почти час, без пяти минут. Пока в ванной кувыркались, пока салат С какой головой она завтра пойдет на работу?
Вот.
Бисквитно-кремовый монстр, вызволенный из холодильных недр, почему-то показался ей испуганным. Капельки шоколада на пампушках смотрели на Настю с ужасом меня правда сейчас начнут есть?
Ого! Юрчик потер ладони.
Ленточки были споро перерезаны ножом, а прозрачная пластиковая крышка отправилась на подоконник.
О, он еще и порезан! обрадовался Юрчик.
Как это мило с его стороны, не смогла не добавить Настя.
Юрчик, уже набив рот, затряс пальцем. Проглотил кусок, как удав. Все губы в креме.
Погоди. Это же из фильма какого-то!
«Тот самый Мюнхаузен».
Точно!
Как торт?
Вкусно, сказал Юрчик, облизывая пальцы.
А тебя совсем отпустили? спросила Настя.
Четверть миллиона принесу и свободен.
Сколько?
Двести пятьдесят тысяч.
Насте показалось, что ей дали поддых. Господи, подумала она с ужасом, где мы найдем столько денег?
У нас же нет
Она задохнулась.
Юрчик, ухвативший лоснящимися пальцами второй кусок, пожал плечами.
Это еще очень по-божески, Настюш. Кроме того, что мы, не наберем такую сумму? Да раз плюнуть. Сто у тебя есть. Сотню я по своим сусекам наскребу. Это уж как пить дать. Остается сколько? Сущая ерунда, пятьдесят тысяч. Кто-нибудь сможет дать тебе в долг с рассрочкой? За полгода мы точно все вернем.
Мне?
Юрчик, жуя, кивнул.
Мне никто не даст, сказал он. У меня контингент не тот. Или таким процентом обложат, что сразу вешайся. И кредит в банке мне, как ты понимаешь, по статье не светит. Так что на тебя одна надежда. Даже лапка моя здесь нам не поможет. У тебя есть у кого перехватить? Родителей мы в расчет не берем.
Пятьдесят тысяч?
Больше точно не понадобится.
И ты больше
Все! сказал Юрчик. Нахрен мне такие приключения. Завязываю окончательно.
Я не знаю, сказала Настя, садясь. Я спрошу на работе.
Надо завтра.
Завтра?
К вечеру. А ты думала, чего меня отпустили? Я сказал, что за такой срок найду.
Господи! вырвалось у Насти.
Да чего? Прорвемся, Юрчик потащил третий кусок. Ты торт ешь. Вкуснотища, самая настоящая. Давно таких не ел.
А если я не найду? спросила Настя.
Ну, значит, принесу двести тысяч и попрошу дать время до пятницы. Или до следующего понедельника. Там люди прагматичные.
Ну, да.
Настя нацелилась ложкой на кремовую пампушку и вдруг всхлипнула.
Ну чего ты, чего? бросив укушенный кусок, Юрчик взял ее лицо в липкие ладони. Ничего же пока не случилось.
Настя покивала.
Я тебя защищу.
Утром они разъехались собирать деньги.
В голове у Насти засела тяжелая, свинцовая боль. Видимо, и нервы, и недосып. Кое-как она добралась до офиса, едва замечая, куда ступает и что происходит вокруг. Хотелось то ли сдохнуть, то ли стошнить. Она не могла ни работать, ни думать, и, наверное, часа два лишь пялилась в пустую страничку текстового редактора на экране монитора. Почувствуй себя зомби, так это называется. Коллеги проплывали мимо, как пятна, а если останавливались, то Настя махала на них рукой. Как ни удивительно, это помогало от них избавиться. Чуть легче стало только к обеденному перерыву. Во всяком случае, она сообразила, кому можно позвонить.