Господи! Что она слушает! Настя убавила звук.
Яна!
Она подошла к ванной комнате. Не было никаких сомнений в шелестящем шуме воды то и дело проскальзывают тихие, сдерживаемые рыдания.
Янка!
Настя повернула дверную ручку. Заперто не было. Одежда лежала на полу. Съежившаяся, голая подруга сидела на дне ванны и ревела, пряча лицо в ладонях. Сдвинутая душевая головка била холодными струйками в стену.
Яна.
Настя подхватила подругу под мышки, вытаскивая ее из ванны. Яна не сопротивлялась, Яна повисла на ней, содрогаясь всем телом.
Настя-а! Я такая ду-ура!
Тише, тише.
Все бро ты одна не брос
Рыдая, Яна глотала слова. По щекам ее плыла тушь. Волосы слиплись.
Давай-ка мы в комнату, сказала ей Настя.
А за-ачем?
Яна, вскинув голову, посмотрела на нее отчаянными глазами.
Потому что я не хочу здесь мокнуть, сказала Настя.
Я Темку предала, выдохнула Яна.
Если любит, простит.
Кое-как завернув ревущую подругу в полотенце, Настя увлекла ее в комнату и посадила на диван перед телевизором.
Сиди. Сейчас чаю налью.
Спа спасибо тебе, Нас
Яна, дрожа, щелкнула зубами.
Так вот и простудиться недолго, крикнула Настя уже из кухни.
Вспыхнула синим огнем газовая конфорка. Стукнул чайник. Может, водки с перцем смешать для профилактики?
Ну и п-пусть!
Яна всхлипнула. Настя вернулась к ней с медом в хрустальной розетке.
Сейчас вскипит чайник
Я не люблю мед, Яна наклонилась вперед, обхватив себя руками. Вообще ничего не хочу. Умереть хочу.
Настя села рядом.
Знаешь, как я выкарабкалась, когда мне было совсем плохо? спросила она и, не дождавшись ответа, продолжила: Я как-то сама к этому пришла. Помнишь, я неделю на звонки не отвечала?
Яна кивнула.
Отпуск?
Ага, отпуск! Это я тебе так сказала. А на самом деле лежала здесь, в квартире, и смотрела в потолок. Ничего есть не могла, килограмма три скинула. Тоже хотела сдохнуть. Ревела, жалела себя, мысленно придурка этого раз двести казнила. Как в «Алисе в стране чудес». Отрубить ему голову!
Надо было яйца, сказала Яна.
Ну, это тоже. А потом, на пятый или шестой день, знаешь, я как-то подумала: разве мне плохо? Нет, понятно, плохо, но есть гораздо больше людей, которым сейчас намного хуже, чем мне. У кого-то умирает ребенок, кто-то умирает сам, кому-то негде жить, кто-то попросту глубоко несчастен, ограблен, избит, убит. Дети в Африке, как скелетики
Яна фыркнула.
Дети Африки
Настя приобняла ее.
Я серьезно, Ян. Они там есть, в Африке. И как бы с высоты тех проблем я посмотрела на свою беду. Она оказалась такой крохотной, такой мелкой, такой пустой. Ты жива? спросила я себя. Жива. У тебя есть руки, ноги и голова? Есть. Крыша над головой, родители? Да. Тогда тебе дано больше, чем многим на этом свете. И ты еще ревешь?
Ну, случился в твоей жизни некий Бесемеев. Ты можешь это изменить? Нет. Ты уже прожила это, так и оставь это в прошлом. Если не можешь изменить, просто запомни на будущее. Если можешь и хочешь, не реви, а действуй. И, знаешь, поняв это, я выкинула придурка из головы. Где он? Что он? Меня это совершенно не волнует и не беспокоит. Разошлись, как в море корабли.
А мне что делать? спросила Яна.
Погоди.
Настя сходила на кухню, заварила зеленый чай в чашках, принесла их в комнату. Затем пришла очередь бутербродов с сыром.
Я думаю, тебе надо определиться, сказала Настя, поставив блюдце перед подругой.
С чем? невесело спросила Яна.
С тем, оставишь ты это в прошлом, или попытаешься исправить сделанное.
Подруга перевернула ногтем сырный ломтик на бутерброде.
Как исправить? В прошлое не вернешься, слова и дурь обратно в голову не затолкаешь. Артем меня на порог
Говорила она все тише и тише.
Ну-ка! Настя чуть не грохнула кулаком по столу. Бери хлеб.
Что?
Хлеб бери! повысила голос Настя.
Яна поймала бутерброд в пальцы.
Теперь сверху ложку меда.
Настя
Клади!
Меда было прихвачено на кончике ложки, но Яна послушно размазала его по сыру.
Теперь кусай.
И что?
Кусай.
Яна откусила от бутерброда.
Жуй, сказала Настя.
Яна со вздохом задвигала челюстями.
И пей, Настя подвинула к подруге чашку.
Но ведь об этом должны думать сами жильцы, проклюнулся вдруг голос из телевизора. У них есть это право! А когда они, простите меня, начинают кричать, что их обманули, мне хочется посмотреть им в глаза
Жуй, сказала Настя.
Яна со вздохом задвигала челюстями.
И пей, Настя подвинула к подруге чашку.
Но ведь об этом должны думать сами жильцы, проклюнулся вдруг голос из телевизора. У них есть это право! А когда они, простите меня, начинают кричать, что их обманули, мне хочется посмотреть им в глаза
Настя с пульта выключила звук.
Ну, как? спросила она подругу.
Та шмыгнула носом.
Ты про вкус?
Я про то, что когда ты начинаешь что-то делать, слезы кончаются сами собой.
Яна обмахнула мокрую щеку тыльной стороной ладони.
И что? Думаешь, стоит позвонить Теме? она с надеждой посмотрела на Настю. Ну, если действовать. Если я хочу оставить Солодовского последовал судорожный вздох. Глубоко в прошлом.
Это зависит только от тебя, сказала Настя.
Я столько всего
Яна замолчала, губа у нее задрожала, глаза вновь заволокло влагой.
Ну-ка, хлеб, мед! прикрикнула Настя.
Я так растолстею.
Подруга затолкала в рот остатки бутерброда.
Ты посмотри в себя, мягко сказала Настя, спроси себя, сможешь ли ты с Артемом сможет ли он с тобой
Яна зажмурилась.
Я не знаю.
Настя и предположить не могла, что ей придется тормошить, убеждать и поднимать настроение всегда уверенной, быстрой, целеустремленной и бойкой на язык подруге. Может, вот он, поворот судьбы?
Яна, сказала Настя и замолчала.
Экран телевизора попал в поле зрения, и взгляд прикипел к картинке. Там, за белым забором и высокими крапчатыми березами, стоял приземистый особняк в два этажа с надстроенной мансардой, и над крышей его выхлестывали языки пламени.
Настя?
Тише. Смотри.
Настя кивнула на телевизор.
Ой, это что? спросила Яна.
Не знаю, горит где-то.
Похоже, где-то на окраине.
Может быть.
В животе у Насти стало тепло. Вот и то, подумалось, о чем она просила для Юрчика. Пальцы сами включили звук.
мы находимся поблизости от дома отдыха в Сиберово, прорезался голос репортера, дальше нас не пускают
На экране мелькнули несколько приткнувшихся к забору пожарных машин. Около них суетились пожарные в брезентовых робах, разматывали рукава шлангов. Створки массивных въездных ворот были выломаны с «мясом», правда, площадка перед зданием не могла похвастаться размерами и позволила загнать ближе всего один автомобиль. В стороне ломиком вскрывали канализационный люк.
Сейчас мы попробуем пробраться во двор, сказал репортер, мы ведем передачу онлайн и заранее просим
Картинка дернулась, застыла, сменилась диктором в студии.
К сожалению, связь прервалась. Напомним, что наши коллеги Сергей Шадурский и Олег Мараков сейчас находится в Сиберово, где горит недавно открывшийся после капитального ремонта дом семейного отдыха «Лукоморье». Весь персонал и большинство отдыхающих были экстренно эвакуированы из здания, но, как нам стало известно, в мансардных номерах, отрезанные огнем, находятся еще несколько человек.
Настя поймала себя на том, напряглась до того, что заболела шея. Яна же вся там смотрела, приоткрыв рот.
А люди, люди где? спросила она.
В мансарде, сказала Настя.
Так лестницы нужны!
У пожарных должен быть подъемник.
Репортаж продолжился без предупреждения. Студия пропала, и в телевизоре вновь возник дымный день.
Мы нашли брешь в заборе, сказал репортер в камеру, и сейчас стоим вместе с эвакуированными людьми метрах в тридцати от здания, в глубине парковой зоны. Он повернулся, едва не чиркнув по объективу ежиком волос и сунул микрофон какой-то стоящей рядом полной женщине в халате. Вы можете нам сказать, что послужило причиной возгорания?
Нет-нет, замахала руками женщина, отворачиваясь от камеры. Я ничего не знаю. Отстаньте от меня!
Она пошла за березы.
А вы?
Микрофон поплыл в другую сторону, окончив свое движение перед лицом мужчины, щека которого наспех была заклеена пластырем. Уголок пластыря смялся и загнулся.
Так чего? шевельнул бровями мужчина. Говорят, проводка. Свет сразу вырубило. А кроме проводки разве в номере кто что поджег.
Рядом вдруг раздались крики.
Оператор сноровисто поймал в объектив руки, указывающие на крышу дома отдыха, а потом и саму крышу.
Кажется, мы видим, как люди выбираются на узкую террасу, мгновенно сориентировался репортер.