А советская жизнь в 80-е катилась по инерции Не осознавая, куда можно скатиться и до чего докатиться
На площади Поэзии подошёл Андрей к бронзовому бюсту классика, спросил Николая Васильевича Гоголя Так ли? Рассуди.
Во-во, «на зеркало неча пенять, коли рожа крива»
У бога есть кривые зеркала,
А стёкла их небесный кислород.
«Прекрасен ты» душа твоя светла,
Черна душа, промолвят «Ты урод».
Без крыльев не подняться до небес,
Для смертных недоступна высота,
Оттуда корчит рожи умный бес
В одежде благородного шута.
Бог сможет отличить Добро от Зла,
Но нужно ли Всевышнему оно???
У бога дорогие зеркала,
Не каждому смотреться в них дано
Колосится Время. Спелостью наливается. Ждут его закрома нараспашку. Что посеешь то и пожнёшь. Праздность нищетой прорастет. Жестокость ядовитым анчаром распустится. Глупость рождает глупость. Мудрость создатель всего.
Посадил дед репку. С бабой по рукам ударили.
Знай наших селекционеров!
Репа брюссельская, лист к листу, чудо вырастет. Ганс Христиан, немец-огородник говорил. Дед на печь. Баба рядом. Внучка с Жучкой на гляделки, Мурка с мышкой по амбару пыль гоняют. А к нему уже Жук колорадский в пижаме полосатой:
Дачника пустишь? Садок вишнёвый у тебя замечательный.
Гостем будешь, проходи.
Дед на печи ворочается. Баба с печи шелуху плюёт. Внучка дитё нянчит. Жучка щенка кормит. Мурка с мышкой в жмурки играет.
Слышь, сынок, как там репа?! кричит дед.
Чего-то растёт.
Ну-ну.
Вот дед до ветру сходил. Потом баба туда пошла. Внучка недорослю сказку читает. Жучка мосёл катает. Мурка с мышкой по сусекам шарят.
Ну что, паря, чего там? Дед снова спрашивает.
Ой, прёт чего-то! Жук ему отвечает.
Репа это, деревня!
Смеётся дед. Бабу под зад ладонью хлоп.
А я что говорил. Тебе платок оленбургский справлю. Внучке бюстгальтер. Детворе леденцов.
А жучара-дачник с ним прощается:
Мне пора. Командировка закончилась. Зови родню, батя, богатство своё тяни. Один не управишься.
Собрал дед митинг и речь толкнул:
Мы репу на ВДНХ сдадим. Большие деньжищи выручим и Ганса-спекулянта в дураках оставим.
Когда смотрят, а там батюшки-святы! Репей огромадный вместо репки качается. Чудище динозавровое. Зелёный мундир ощетинил. Всем репеям, репей, генералиссимус. Дед Ганса сквернословит на чём свет стоит. Внучка огонь в масло подливает:
Это ихние империалистические штучки!
А баба со своей колокольни:
Это кара господня за то, что в пост сало ели.
Успокоились понемногу. По гороскопу разобрались, что в этот год только репейник и растёт. А дед решил к Гансу заглянуть. Погрызть одолжить. А у Ганса морда, что репа. Репа, что хата. Дед так и сел. Баба в корсет затянута. Внучка с Жучкой прогуливается по-учёному. Кот вискас лопает. А мышки не видно. Сам Ганс пиво цедит:
Иди, фатер, налью.
Хлебанул дед и побрёл назад.
Ну что? Все к нему.
Махнул он рукой.
Немец, он и в Африке, немец. С жиру бесится. Жена у него молодуха. Внучка не шалава. У собаки родословная на два листа. А кот не сметану жрет, а мышей ловит. А у нас всё дерьмо. Колется занозистая сказка
Андрей шлялся по городу, прошёлся по улице Сумской. Где рыдала Зеркальная струя слезой девственницы, встретил Шуру Тараканову. Первокурсница, как княжна, деликатно лизала мороженое. Поболтали. Поцеловались на скорую руку. Поцедили портвейна, поплевались семечками. И расстались.
Выдохнуло лето последнюю грусть. Лопнули её губы черешнями. Подвязало она золотую косу чёрной лентой и ушла, не попрощавшись. Снова, Молодой апрель, подшофе, под руку поведёт весну-распутницу. Окликнешь, обернётся, узнает. А сказать нечего друг другу Так уходит юность.
Прощай, шепнут глаза.
Пока.
Но снова ждёшь.
А потом, заехал Андрей к бабушке, в район Основы. Там, в прилегающих кварталах, с преимущественно одноэтажными жилыми домиками, расположен и её частный сектор. С маленьким яблоневым садиком и качелями из детства. Солнечный луч скользил по троллейбусному стеклу, впрыгивая в глаза. Город ещё хранил последнее тепло осени.
Бабушка Андрея, Елена Романовна, была из «бывших», не пролетарского сословия. Она закончила гимназию, а потом Смольный институт благородных девиц. По окончании института, как лучшая выпускница, получила золотой вензель, который самолично вручал ей последний император России Николай Александрович.
Прощай, шепнут глаза.
Пока.
Но снова ждёшь.
А потом, заехал Андрей к бабушке, в район Основы. Там, в прилегающих кварталах, с преимущественно одноэтажными жилыми домиками, расположен и её частный сектор. С маленьким яблоневым садиком и качелями из детства. Солнечный луч скользил по троллейбусному стеклу, впрыгивая в глаза. Город ещё хранил последнее тепло осени.
Бабушка Андрея, Елена Романовна, была из «бывших», не пролетарского сословия. Она закончила гимназию, а потом Смольный институт благородных девиц. По окончании института, как лучшая выпускница, получила золотой вензель, который самолично вручал ей последний император России Николай Александрович.
Но быть образованным в то время было неприлично и опасно. Елена Романовна это сообразила и одела красную косынку.
В стране царил хаос и хозяйственный упадок, товарный голод и инфляция. Проходила волна снижения зарплаты. А театрализованные агитационные бригады, на митингах, записывали в светлое будущее сознательных.
В составе такой агитбригады, была и комсомолка-активистка Елена, пропагандируя «передовой» опыт, грамотно «критикуя» недостатки.
И, будучи в Петрограде, видела самого товарища Кирова.
Уже в зрелом возрасте, преподавала в Харьковском вузе научный коммунизм, и трактовала «Моральный кодекс строителей коммунизма» не хуже заповедей Моисея. Елена Романовна понимала, что коммунистического рая гегемону не видать, как своих ушей. А партийная элита давно проживала в этом самом эдеме.
Моральные и реальные сокровища были уже экспроприированы.
Интересно было другое. Бабушка имела уникальную способность видеть уже сформировавшиеся события в ментальном мире, которые ждали своего проявления в мире физическом. Но об этом она помалкивала.
Мозг это не что иное, как биологическое информационное поле, подключаемое к информационному пространству общемировой сумме знаний. Человеку от природы, дано получать лишь часть данных из хранилища, но в случаях сильных стрессов происходит некое переключение, и у таких людей появляется расширенный доступ к этому информационному пространству.
А все гадалки говорят обтекаемыми фразами сбудется вы запомнили, растрещали всем не сбудется забыли
Так вот, когда по оплошности ей принесли похоронку на мужа, она ослепла. Зрение восстановилось через несколько лет, когда родилась дочка, мать Андрея, но она получила этот «дар».
Спросил её Андрей как-то, можно ли видеть будущее?
Каждый, так или иначе, видит его. Есть прогнозирование событий или манипуляции предсказаний. Будущее, в чистом виде, увидеть нельзя.
Закончилось лето. За ним наступила осень. А потом пришла зима, согласно статистике календаря.
И стало совсем холодно
Мохнатые снежинки белокрылыми малютками-мошками, настойчиво бьются о стекло, ломая хрупкие крылышки. Они безрассудно летят, пытаясь пробиться к теплу, и погибают, растаяв в летаргическом сне забвения. В одинаково-хаотическом безымянном множестве всe они снег. А каждая единственная, прекрасная хрустальная жизнь. И уже неповторима. И судьба её немыслимо закрученная траектория парения. Можно ли, предсказав, повторить её полeт, если существуют предсказания? А если нельзя предсказать её судьбу, можно ли отгадать судьбу другой жизни?
Земля Полбанко страна Заходящего солнца
«Нет худа без добра, сказала Лиса
зато ты попал в Страну дураков»
А. Толстой
Встряхнула вечность застывшим временем. Заструило оно сквозь пальцы, как песок. Млечный путь проявился пылью звёздных созвездий дорога к богу. Перевернул Создатель песочные часы. Время деньги.
Потянулся сонный сфинкс в пустыне. Подтянул стрелку пунктуальный Биг Бэн. Ударили в литавры золотые куранты со Спасской башни. Прокукарекало первым сентябрь село Кукарекино, с хрипотцой, голосисто, на зорьке. Прополоскал горло свежим рассветом лес.
Утром жёлтенький цыплёнок просыпается для всех.
Неба чистого ребёнок, дарит нам улыбку, смех.
Облака кудахчут рядом, пёстрой радугой плетень.
И под бога зорким взглядом взял и вылупился день.
Дымили пруды. Белая луна, бултыхнув вниз, заваривалась вкрутую. Золотистый чаёк воды растекался студенистою яблочной наливкой. Непросыхающий гусак шлёпнул козырно тело в воду. Набивая зоб всякой чепухой. Брызнула мелочью рыбёшка.