Он проводил всех вниз по узкой каменной лестнице и отпер массивную дверь хранилища одним из ключей с внушительный связке. Сперва, хранилище не впечатляло: тёмное, сырое помещение с тяжёлым воздухом, в углах сложен хлам, деревянные ящики громоздились один на другой разноуровневыми башнями, похищая скупой свет. Марк Всеволодович Волданович всматривался в полумрак через круглые очечки.
Знаю, на первый взгляд тут бардак, проговорил Иоанн, словно извиняясь, Но я проделал колоссальную работу. Освежил свои знания по хранению святынь, неплохо потратился, потрудился, но хранилище стоит вложенных в него сил. Мы отремонтировали весь подвал, я приобрел специальный увлажнитель воздуха, повесил батарею. По мере возможности слежу, чтоб условия хранения соответствовали допустимым нормам.
Гости продолжали топтаться у входа. Отец чуть смутился, он ожидал всплеска восторгов немедленно, сию же минуту.
Нужно подойти к стеллажам, пояснил Иоанн, Все самое сокровенное лежит по полкам и за стеклянными дверцами шкафов.
Марк снял одну икону с полки и стал внимательно осматривать её. Восхищение не заставило себя ждать. Марк брал в руки иконы одну за другой, подолгу рассматривая каждую. Вскоре он стал расхваливать красоту столь бережно охраняемых вещей. Где-то приметил богатство и роскошь, где-то, напротив, подчеркнул скромность и мягкое исполнение, кое-что запоминалось тонкостью реставраторского мастерства. Ни у кого не возникло сомнений, что все иконы и распятья сильно намолены, стало быть животворяще. Всё большое семейство Волдановичей успело подивиться изяществу, богатству коллекции и трудоемкой работе по её восстановлению. Иоанн слушал с улыбкой сдержанной хвастливости.
Иоанн, это же изумительно. Натурально клад!
Большая часть здешних икон считается произведением искусства. невероятно довольным голосом поведал батюшка, Старинные книги, свитки ценны сами по себе. А как болело мое сердце, когда я только находил поврежденные святыни в обломках монастыря! Увы, многие утрачены. Древо сгнило, бумага погорела или изгрызена жучками даже думать страшно, до чего доходит людское попустительство, черствость. Это нужно быть совсем закостенелым духом, чтоб дать погибнуть столь поразительным произведениям искусства.
Волданович в сочувствии покивал и тут же погрозил пухлым пальчиком:
И ведь ни словом не обмолвился, а скрывал от меня такое великолепие столько лет.
Густая борода скрыла улыбку, но по блестящим скулам батюшки было понятно, как переполняет его радость.
Придя сюда, вы и сами заметили, что место пока не готово. Я все мечтаю довести хранилище до ума прибраться тут, оштукатурить стены. Придать вид. И не хотел раньше времени пускать гостей, но уж сегодня не сдержался. Иоанн погладил бороду и грудь, что говорило об особом расположении духа, А теперь и помощник имеется, он посмотрел на диакона, Полагаю, мой юный друг, с вашим участием работа спорится.
Кирилл протиснулся вперёд. Мямля и запинаясь, он начал изумляться:
Батюшка Иоанн, это такая честь! Я и мечтать не мог служить под вашим началом, а уж быть введенным в узкий круг приближенных к хранилищу для меня выше всех похвал, Кирилл разволновался и старался накрутить во фразы побольше благодарности.
Довольный Иоанн посмотрел на Сашку:
Хоть у кого-то достанет прыти мне помочь, почти без укоризны бросил он сыну.
Я рад за вас обоих, отец, буркнул тот.
Конечно, наипрекраснейшие иконы висят теперь в храме прятать их тут, вдали от глаз прихожан, было бы жмотством, батюшка отвлёкся от Сашки и неспешно побрел за остальными на выход, Кое-что я позволил себе держать дома те иконы, что не имеют большой ценности, но особо милы моему сердцу.
Волданович радушно улыбался, окидывая последним взглядом подвал и проговорил:
Пора бы нам и честь знать.
Иоанн вызвался проводить гостей до ворот. Кирилл тоже было сунулся уйти, но батюшка задержал его для личной беседы с глазу на глаз. Чтоб поговорить о будущей службе и о взглядах на мир вообще. Диакон удалился в дом.
Пушистые туи вдоль каменной дорожки монастыря уютно темнели в сумерках вечера приятная зелень среди заиндевевших земель холодного апреля. Тёмные тучи плыли медленно, низко и будто гудели от тяжести. Почва вновь поддалась ночному морозу и уже поскрипывала под ногами от инея. Поддувал ветер. Огромный каштан у боковых ворот зловеще трещал при каждом новом порыве. Когда-то, когда он был ещё зелёным и упругим, под его тенью гуляли монахи, а шаловливые поварята подбирали в траве колючие плоды. Теперь дерево скоротало свой век каштан погиб старым раскидистым великаном и скрипел в ожидании топора. Он высох весь, за исключением одной широкой ветки, что ещё разрождалась редкими листами. Отец давно просил спилить каштан, а Сашка все пытался втиснуть его в плотную череду весенних домашних работ.
Холод быстро пробирал, Регина поежилась. Они с Сашкой чуть отстали от прочих. Она окинула взглядом каштан:
У вашего дерева есть особая красота, она задумчиво наклонила голову. Оно обаятельно, словно старик, который ещё не утратил жажды жизни.
Очень кстати ты напомнила, что каштан пора спилить.
Нет-нет, Регина взяла Сашку под руку, я хочу нарисовать его. Такая тяга к существованию, такая отвага не должны пропасть. Я постараюсь отобразить на холсте контраст меж сухим потрескавшимся стволом и последней живой веткой. Это символ бесстрашия и надежды!
Сашка пожал плечами:
Все равно из каштана уже не выйдет ничего путного, он готов.
Он прекрасен в своём стремлении.
Крайне сомнительное представление о красоте, усмехнулся Сашка.
Сейчас не важно, что ты об этом думаешь, главное, не приближался к каштану, пока я не нарисую его.
Тогда приносит краски завтра.
Саша! Регина устало закатила глаза, Нужно подождать, пока не распустятся листья, иначе это просто сухая коряга.
Его истинная ипостась.
Ты зловредный
Сашка заспешил:
Сделаю все, что ты хочешь!
Покуда добрались до ворот, все продрогли, поэтому Волдановичи быстро попрощались и направились к дому. Иоанн проводил их взглядом, пока Сашка запирал висячий замок боковых ворот.
Это ужасное дерево пугает прихожан, Иоанн заложил руки за спину и смотрел на каштан со странным прищуром, Как давно я прошу тебя избавиться от него, Александр? С прошлого лета. А ты не чешешься.
Не переживай, отец, скоро ему крышка.
Под размашистый шаг Иоанна, они скоро вернулись к крыльцу. Уже на ступенях к дому отец настороженно остановился:
Ты слышишь? он поднял вверх палец, Сашка навострился, Прислушался. Стоны и треск, похожий на рычание Будто умирающая птица бьётся в лапах хищника, дерево трещало на ветру. Это каштан, он молит о пощаде. Он просит топора.
Ох, отец, нельзя ли обойтись без драмы?
Кирилл вернулся в дом раньше остальных. Он снял со стены икону Божьей Матери и принялся долго, пристально её рассматривать. Лика убирала со стола в это время. Она старалась двигаться бесшумно, чтоб не привлечь внимание диакона, потому что сама украдкой поглядывала на него. Лика силилась разгадать, что же в Кирилле такого, что мгновенно делает его отвратным. Ответ не являлся. Она осторожно осмотрела его худощавую фигуру, волосы, забранные в тугой хвост, который спускался ниже плеч и вился на концах. Невзначай, она бросала взгляды и на его лицо. На нем виделся интерес -диакон был полностью поглощен иконой. Он медленно водил взглядом по полотну, часто и подолгу останавливался на какой-нибудь детали, порой водил по тяжёлой рамке кончиками пальцев. Что же было в нем? Лика не могла разуметь. Лицо грызуна? Выражение? Жиденькие усы? Усики явно ни к месту. Нет, не отдельная деталь создавала впечатление, а весь диакон целиком, он испускал энергию гидры или рептилии гибкий, вкрадчивый, всего за один вечер влюбил в себя Иоанна. Лика мотнула головой, чтоб отогнать глупые мысли. В сущности, она ничего не знала об этом человеке, так что выводы исходили из пустых предубеждений. Ей стало совестно, что судит о Кирилле несправедливо. Она тихонько подошла и через его плечо тоже взглянула на полотно.
Неопалимая купина, старинная вещь.
Кирилл вздрогнул. Икона выскользнула у него из рук и ударилась об пол. Тотчас с сухим треском лопнула рамка белая расщелина расползлась от угла к середине, порвав замысловатый узор багета. Диакон охнул и застыл.
Прости, не хотела тебя пугать, думала, ты слышишь, что я иду, Лика поспешила поднять икону. Её можно заклеить, без тени уверенности сказала она, глядя на волокнистую трещину. Главное, стянуть покрепче, тогда ни следа не останется.
Они стали разглядывать рамку. Казалось, Кирилл вообще не дышал. Он побледнел, застыл, в Лике шевельнулась жалость.
Всё обойдется, мы отыщем новый багет, даже лучше прежнего. В подвале у нас таких навалом.
Батюшка мне не простит, севшим голосом пробормотал Кирилл. На миг Лика испугалась, что он разрыдается.
Нет, ну что ты! Отец мягкий человек и ты ему нравишься. К тому же это всего лишь рамка, сама икона цела.
О, икона бесподобна, Кирилл благоговейно провел по ней пальцами, Работа кропотливая и тонкая, а само полотно узора будто тканное, хоть и написано кистью. Как старательно прорисованы лица святых. Неопалимая купина