Игорь велеречиво вставил:
Глупо жить бедным, стыдно умирать богатым. Карнеги, чем заслужил подозрительный взгляд Леши.
Почапали на откаточный штрек. По нему шел мощный ленточный конвейер, Леша перед ним остановился, оглядел ребят, оценивая, не без сомнения пояснил:
Поедямтя на конвейере. Этого няльзя, но пешком говенно. Так шо будьтя внимательны, делай за мной.
Действительно, штука чреватая. Спортивный Витька управлялся ловчей, а Игорю досталось. Запрыгнул нерасторопно и, стукнувшись о кровлю так что сбило каску, чуть с ленты не сверзился; побило валиками конвейера, оттого что, пропустив подушку угля, лег на голую ленту; спрыгнул до такой степени неловко, что обрушился рожей в «шулюмку», жидкую угольную пыль. Забавно, яростно вскочил, оглушенный всем напряжением путешествия, потеряв координацию и соображение. Только в ответ на ободрительный смех Леши, что помог подняться и похлопал по спине, пришел в себя.
Находились возле пересыпа. Уголь пересыпался на конвейер квершлага, выработку идущую почти перпендикулярно штреку. Леша сухо спросил:
Ну, дальше ек жо?
В Игоре всплеснулась жуть, с остановившимся сердцем вслед за Витей согласно мотнул головой. Леша улыбнулся и пожалел:
Не можно, здесь увидуть.
Впоследствии Игорь приноровился, собственная ловкость на контрасте с первым приключением даже нравилась. Впрочем, раз на сходе угодил одной ступней в щель досок, другая еще оставалась на ленте, застрял и ноги пошли на разрыв. Получилось чувствительно.
По квершлагу шли пешком. В районе околоствольного двора зашли в опрятную камеру, где шумели громоздкие механизмы, на скамье вдоль стены сидели человек шесть. Леша сразу забыл о подручных и углубился в разговор. Вскоре появился тщедушный на вид трудящийся, все встали и двинулись за ним. Перетаскивали шпалы тяжелая вещь. Впрочем, смена незаметно кончилась.
В душевой, когда сидели голые на скамьях и терзали после шестичасового воздержания курево, Игорь ощутил даже с некоторым недоверием чудовищное наслаждение. Так и распространилось оно в такие минуты на будущее.
Возвращались домой заполночь: первая вахта выпала на третью смену, с восемнадцати до двадцати четырех часов. Снулое солнце сидело невысоко над горизонтом и озаряло панораму робким светом. Тени бежали сноровисто и длинно, вскоре растворялись, будто выдохнувшись, так и не оформив фигуры. Тундра парила не терпким, наивным ароматом, дышал праведный, надежный покой. Впрочем, ноги и шею жгло от всепроникающей мошкары.
Друзьям повезло. Лето, обычно бедное, напрасное, нынче удалось ражим. Вечное, усталое солнце к полудню начинало пыжиться, медленно, с натугой карабкалось к зениту и, убедившись в бесплодности попыток, застывало на полпути, раскалялось от досады, услаждало природу не жгучим, хорошим светом. Небольшая, но юркая речка, бегущая по окраине города, обмелев, разбившись на ручейки и выпростав песок, сочинила многие пляжи. Один особенно был насыщен и пестр. В изобилии носилась ребятня, плескалась в мелкой и прохладной воде. Молодежь присоединялась. Семьи, группы. Люди надежно, с сознанием права располагались на обширных кусках материи с супами, пюре и котлетами, со сменами белья для детей.
Танька, паразитка, еще раз залезешь в воду, отстегаю, слышалось.
Глянь, мужики, Топорков Топорков, слухай историю!! По реке плывет топор до станции Кукуево, ну и пусть себе плывет, железяка ржавая!!
Га-га-га!
Ох-ха!
Слышьте, то не Петька из чистяковской бригады? Никак феминюшка с ним новая
Первые девять дней Игорь с Витей работали в третью и четвертую смену. Свободное время проводили на пляже. Нередко подключались и девочки. Соня училась в колледже и сейчас была на каникулах, вторая трудилась по непонятному графику. Волей-неволей Игорю приходилось держать амплуа ухажера Марины, подружки Сони. Не сказать, чтоб она была совсем дурна, но наблюдалось несколько несуразностей. Брови делала тонкими, тщательно щипля их. Тонкий, крупный нос и фигурные щеки делали эту акцию лишней. Подбородок с кокетливой, если б на другом лице, ямочкой мало шел небольшим и острым глазам. Постепенно ее неказистость затерлась, начали утверждаться положительные черты, допустим, вполне ладное сложение. Однажды сходили в кино вдвоем, правда, с подначки Сони.
Через неделю практикантов перевели на поверхность, здесь платили совсем крохи. Формальный повод застали спящими на рабочем месте. Фактически как ни странно, Витя не понравился главному инженеру. Дело в том, что Ивана с Санькой взяли в лаву на должность ГРОЗ. Ванька грозно и напористо вращал очами:
Через неделю практикантов перевели на поверхность, здесь платили совсем крохи. Формальный повод застали спящими на рабочем месте. Фактически как ни странно, Витя не понравился главному инженеру. Дело в том, что Ивана с Санькой взяли в лаву на должность ГРОЗ. Ванька грозно и напористо вращал очами:
Идите к главному. Мы начальника ВШТ сколько увещевали. Работайте, кричит, не вякайте. А к тому пришли так и так, есть положение. И в дамки.
Главного инженера вылавливали два дня. Накалили себя чудесно, слова изобрели веские. Главный, седовласый гражданин лет за сорок с непроницаемым лицом, сидел, уткнувшись в бумаги.
Здравствуйте, с достоинством завел Витька.
Ну?
Надо в лаву идти работать, нескладно сообщил практикант.
Хм, студенты, констатировал тот. Кому надо?
Нам, кому еще. Так и практика кончится.
Главный хмуро воззрился, помолчал, снизошел:
А нам?
В смысле?
Нам надо, чтоб вы работали в лаве? любезно пояснил Главный.
Не будем ля-ля, есть договоренность, вскипел Витька.
Брови начальника поползли вверх, но тут же опали, явилась озлобленная физиономия.
Договоренность?! Он смачно сматерился. Вы что там, в институтах, с ума съехали? Прохрипел: Тут частное предприятие. Пошли вон.
На поверхности прикрепили к молодому рабочему тоже был наказан за небольшую провинность. Через пару дней ребята не жалели о случившемся. В обязанности входила забота о рельсах под козловым краном и погрузка леса для отправки в шахту. Работа легкая, надзора не существовало, занимались преимущественно тем, что копили загар и отгоняли друг от друга комаров. Однако самая большая прелесть состояла в общении с Егором.
Это был двадцатипятилетний атлет с грустной улыбкой. Бархатный блеск кожи составлял диссонанс с невзыскательным обликом, паче того профессией. Хотелось видеть его на сцене. Говорил мягко, беззаботно, точно не вникая в речь:
Я изрядный человек, научен, как быть счастливым. Повествую. В школе произошел жутко застенчив и невыносимо страдал. Девочки стреляли по сторонам глазками, мальчики грешили, никто не имел меня в виду. Для самоутверждения в десятом классе связался с отрицательной компанией, был на побегушках и доплелся до наркотика не случилось и мизерного эффекта. Не от мира сего, разрешите представиться Устроился в армию, меня третировали садистски. Так продолжалось, пока не попал в госпиталь, здесь жребий наградил учителем. Врач, кореец, буддист. Меня исчислил и разложил по полочкам. Хочешь уметь страдать с блаженством, поинтересовался он? Я хотел Боль, толковал Угай, есть действие пептидов: субстанции P, холецистокинина и иных химических гадостей. Он открывал нейрофизиологические аспекты, внушал, что анальгетики, нейтрализаторы, можно вырабатывать самочинно. Разумеется, нужна тренировка: Угай подставлял ладонь под лепесток огня и улыбался на руке, между прочим, не оставалось следа. Он твердил, что мыслительные и физиологические манифарги имеют одну основу, значит, готовы взаимодействовать. Я поверил и окунулся в йогу. Открылось, что воля преспокойно воспитывается, ибо это знание как ты можешь обладать ей После заразительного тренинга для практики расправился с одним из обидчиков: на плацу во время занятий приблизился, сунул ему в хайло и пророчил: «В следующий раз убью». Он был массивен, но растерялся. Посадили в карцер, испытал колоссальное освобождение, овладел самопознанием и совершал превращения. Перестали трогать После армии запросто поступил в институт, но после третьего курса бросил не мое. Ибо созерцатель. Да, творчество дает наслаждение, но я способен понять, что не созидатель. Да и где оно, творчество шурует креатив. Шоубиз, прочее? оставьте, все давно сочинено. Быть начальником и командовать? у меня завалялась совесть. Бизнесменом? У нас сие суть маклак Я создан для физического труда.
Странные очертания административного здания шахты, копра, террикоников, приземистый, ровный город, съеденный расстоянием, неряшливые и вместе чопорные горы на заднике, натужное солнце, окруженное жидкими, бессмысленными облаками, казались иллюзорными в прозрачных, чуть колеблющихся испарениях тундры и замечательно дополняли чистый, прелестно интонированный зудом и стрекотом гнуса и прочей живности голос Егора.