И что теперь, Док? вполголоса произнес Уильям, не отрывая взгляда от повернутой в его сторону головы женщины, Что будет теперь, когда она пролежала здесь целую чертову ночь?
Дон лишь молча кивнул и пожал протянутую руку, сглотнув накативший к горлу комок. Что он мог сказать сыну, потерявшему мать? Какие-то ненужные слова сочувствия вертелись на языке, но и те показались Дональду фальшиво-приторными. Молчание показалось ему лучшим способом выражения своего соболезнования. По протоколу, он должен был допросить мужчину и указать на него шерифу как на первого подозреваемого, но что-то подсказывало ему, что это было лишним. Дон вообще предпочитал не лезть в эти уголовные юридические тяжбы, лишь исправно выполняя осмотр тел и вскрытие тех, чьи останки не несли на себе признаков насильственной смерти. Однако, без формальностей обойтись не вышло.
Я заберу ее в участок и произведу там подробный досмотр, и отдам честь бюрократическому маховику Заполню свой отчет и передам шерифу. Если у него не возникнет вопросов, тело отдадут вам, и вы спокойно воздадите ему все положенные почести. Ему вдруг сильно захотелось поскорее сделать отчет и отдать бедную мать скорбящему сыну поскорее. Дон был так далек от своей, и от одной мысли, что он не сможет бросить горсть земли на крышку ее гроба, ему стало тошно. И еще тошнотворнее было бы, если перед тем, как упокоиться, ее бренные останки трогали чьи-то, пусть и умелые, руки. Нужно было перестать об этом думать. Голубые глаза Дона зацепились за ремингтон, зажатый жертвой в предсмертной судороге. Док прищурился, смотря уже на сына, наклонив голову набок. Когда вы видели мать в последний раз, мистер Дэвис? Откуда у нее этот ремингтон? «Что терзало ее так сильно, что она взяла на душу такой грех?» Какие у вас были отношения? Она говорила вам о том, что беспокоило ее в последнее время? МакГроу вдруг показалось, что он вскрыл какой-то больной нарыв по тому, как неуловимо изменилось лицо Дэвиса при этом вопросе. Ей не угрожали?
Вчерашним днем, полагаю. Вечером я вернулся домой поздно и, решив, что все уже спят, сам тоже направился в кровать. заметив револьвер, сжимаемый ледяной рукой трупа, Уильям дрогнул лицом, Черт, понятия не имею! Дэвис едва не надорвался, в очередной раз пытаясь не вспылить и не заехать по лицу МакГроу, Последние несколько лет она сильно болела. После смерти отца на войне. Она очень тяжело перенесла эту новость
Уильям вспоминал, как, приехав домой в 1864-ом с единственным оставшимся глазом, впервые за несколько лет увидел мать. Он вспоминал, как та бросилась к нему на шею, начала плакать, как она обливалась слезами. Он вспоминал, как рассказывал матери об отце, о совместных сражениях, проведенных под командованием прекрасных командиров Юга, о великой храбрости и отваге, о трагичной смерти своего отца в том, казалось, еще не слишком далеком 1863-ем году. Сейчас же, стоя на стартаунском кладбище через два года после своего возвращения с войны, Уильям испытывал лишь отвращение к той жестокости, которая творилась на территории Штатов столь недавно. Тошнотворное отвращение, подобное тому, когда человек впервые видит обезображенный до неузнаваемости труп, лежащий в какой-нибудь богом забытой канаве на задворках Чарльстона, поросшей мхом и уже тонущей в заболачивающейся воде с нечистотами, стекающей сюда откуда-то сверху, с более важных городских улиц и канав.
Позвольте, мистер МакГроу. Я бы хотел покинуть это место как можно скорее. Если вас не затруднит, оповестите меня об окончании своих работ, как только сумеете, или, что более вероятно, я сам зайду к вам позже. А сейчас, думаю, стоит направиться к гробовщику.
Печаль подкатила к глазам Уильяма, отчасти они даже покраснели, но мужчина поспешил кивнуть в знак признательности доку и столь же скоро ретироваться с места происшествия.
Дональд долго смотрел вслед уходящему мужчине, и шлейф уныния его и боли, порожденный сегодняшним утром, окутал и его самого. Отчего так сжалось его нутро от одного взгляда на опущенные плечи Дэвиса, будто придавленные тяжкой, не посильной для него ношей? Одно дело потерять родного и любимого на войне, и познать всю горькую сладость ненависти к сгубившему его и мести за его незабвенную память. Но как ненавидеть любимого, если он покинул эту землю по своей воле? Как заставить ее страдать?
Вечером, когда заполненный с чувством холодного профессионализма протокол осмотра и вскрытия был заполнен, Дон долго смотрел на женщину, покоющуюся на его столе. Шериф подробно изучил документ, опросил Дэвиса и решил не открывать дела, к великому облегчению доктора. Теперь все встало на свои места. Война оставила несчастную миссис Дэвис с разбитым сердцем и обрушила ее надежды на новый, свободный мир и спокойную старость с любимым мужем. Отчаяние и боль утянули ее на дно, и всплыть на поверхность ей уже не было суждено Дону отчаянно хотелось, чтобы гробовщик забрал тело поскорее. Чтобы ее сын мог оплакать мать в одиночестве и проститься с ней навсегда так, как сам того пожелает. Чтобы оно не напоминало ему о бессмысленности той мясорубки, из которой ему удалось выйти живым и вытащить из ее тисков десятки других, и которую он так отчаянно пытался забыть. Залить бурбоном и успокоить морфием. Он твердо решил для себя, что это дело станет для него последним.
Глава IV. «Черный кактус»
Чуть позднее, ближе к вечеру того же дня, Уильяму было необходимо-таки явиться в салун, дабы узнать, в действительности ли встреча, назначенная им мистеру МакГроу, состоится. Сегодня он хотел сделать ему предложение, отказаться от которого было бы весьма опрометчиво, а потому прибыл в заведение, под названием «Черный Кактус» почти сразу же после выхода Дональда из опиумной лавки.
Перед Дэвисом предстало уже на сто рядов знакомое ему монолитное здание в два этажа, всецело выстроенное из дерева, с дощатым порогом и несколькими небольшими окошками, расположенными прямо под надписью «SALOON», висящей над главным входом. Он же сам был представлен не самым роскошным пендельтюром, дверьми, распахивающимися в обе стороны и напоминающими по своему внешнему облику скорее глухую калитку в чьем-нибудь саду, чем в действительности двери. Прямо за пендельтюром располагался просторный зал, где в некотором полумраке отплясывали местные завсегдатаи, играли в карты и с определенной периодичностью дрались всяческие слои стартаунского общества.
Взяв у Стива, местного бармена, пару стаканов и бутылку виски, Уильям Дэвис вместе со своим напарником, Томасом Грантом, устремился в дальний угол заведения, дабы посидеть в относительной тишине и подальше от всей суматохи, творившейся здесь, и, главное, от откровенно не очень играющего пианиста.
Салун встретил доктора привычной атмосферой всеобщего алкогольного забытья. Натянутым смехом официанток, разнузданными мужскими голосами и голубоватым дымным маревом, дарующим возможность пройти не замеченным для большинства глаз. Он всегда старался быть пунктуальным, и сам не любил заставлять себя ждать. Однако, в этот раз все же пришлось припоздать, но на это были веские причины.
Дэвиса зоркий взгляд Дональда заметил сразу тот сидел в углу, в котором доктор сам частенько гнездовался, в одиночку надираясь бурбоном зимними вечерами. Наблюдая издалека за жителями города и рисуя графитовым карандашом их лица на обрывках салфеток. Одно из них, женское, его умелая рука рисовала уже десяток раз. Сегодня, к огорчению доктора, ее здесь не наблюдалось.
МакГроу кивал в знак приветствия тем, кого знал, пока шел по освещенными лампами залу к столику Дэвиса. Многие из них придут к нему завтра просить лекарство от похмелья, и добрый доктор пропишет им пинту эля для облегчения страданий. И себе, наверное, тоже.
Вечер добрый, мистер Дэвис, Дон негромко поприветствовал наркоторговца второй раз за сутки, опускаясь на свободный стул напротив. Устало придвинул к себе пустой стакан и щедро плеснул себе янтарного виски под взглядом Дэвиса. Наглость? Он не последний хрен без соли доедал, оплатит еще пять таких бутылок без раздумий. Осушил стакан залпом до дна. Брррр. Давно ли ждете?
Добрый вечер. Дэвис несколько опешил, завидев, как его собеседник опрокинул в себя целый стакан весьма неплохого пойла по местным меркам. Разумеется, угощайтесь. наконец, перед глазами Уильяма появилась та уставшая физиономия, которую он тут ждал едва ли не с самого полудня, Недолго. Присаживайтесь, Док.
У Дэвиса в запасе была еще уйма времени. Он прекрасно понимал, что и МакГроу после, как Уильяму виделось, весьма тяжелого дня был необходим отдых. Впрочем, разговор этот представлялся мужчине довольно важным, а потому отлагательств не терпел.