Я по-прежнему не хотела иметь с ним дел, как с мужчиной. Почему? Да потому, что Виктор был очень мало неуправляемым в сексе мужчиной, совершенно не ориентированным на ощущения партнёра и близко не стоявшим со своим собственным сложным и обаятельным образом врача Виктора Викторовича. Вторая сторона медали оказывалась прямо противоположной первой.
Через пару лет, съёмным протезом нельзя уже было пользоваться без крема для фиксации, да ещё от него отвалилась какая-то маленькая пружинящая металлическая штучка справа, я обратилась в поликлинику по месту жительства к дежурному стоматологу ортопеду. Дежурный стоматолог-ортопед Улыбочкина, проработавшая в профессии до пенсии и работающая далее, по сходной цене, взялась за починку моего съёмного протеза, пообещав дополнительно и совершенно бесплатно подтянуть на протезе ослабшие крючки. Протез взяли в починку.
Починка закончилось скандалом и возвратом уплаченных денег. При пользовании починенным протезом, с приваренной к нему справа металлической штучкой, у меня начинали болеть десна и горло слева, а главное не покидало ощущение, что смыкая челюсть с одной стороны, я вытягиваю зуб с коронкой с другой стороны. На все мои жалобы стоматолог-ортопед Улыбочкина, советовала привыкать.
К слову сказать, впоследствии, тот зуб под коронкой, пришлось удалить. Скрипя зубами, я звонила Виктору Викторовичу вместо одного раза дважды. Сначала по следам лжепочинки, а затем в связи с удалением зуба под коронкой, который вытягивался из десны, благодаря, приваренной с подачи Улыбочкиной к протезу маленькой металлической штучки.
Виктор, поднявшийся по административной лестнице, до заведующего зубопротезным отделением, принял меня без каких-либо упрёков и расспросов и оказал мне свою высокопрофессиональную помощь. Я пригласила Виктора к себе домой на чай. Он согласился.
Я очень рассчитывала, на то, что на чужой для Виктора территории и в присутствии постороннего для него человека в лице моей мамы, он будет вести себя сдержаннее. За этим чаем, я надеялась также выудить у Виктора подробности зубопротезного дела, которые помогли бы мне дописать тот самый роман «Моя последняя надежда», лежавший без движения в моём рабочем столе, до этой предполагаемой встрече, почти 8 лет.
Дорогой читатель, я не хочу, чтобы у тебя сложилось впечатление, будто, кроме благодарности к врачу и корысти дописать свой роман, у меня не было других мотивов для приглашения Виктора к себе домой. Я давно хотела это сделать, Виктор мне был далеко небезразличен. Много лет назад, перед вторым свиданием наедине, я обсуждала эту идею с ним, но идея эта Виктору не понравилась, моя мама, в ту пору 76-летняя пожилая женщина, казалась ему ещё достаточно молодой, чтобы чего-то не увидеть или не услышать.
Теперь, когда маме было почти 80-ти лет, а, может быть, и не в связи с её возрастом, Виктор согласился ко мне придти через пять дней после нашего с ним разговора.
Я соблюла все приличия, сказав маме заранее, о том, что к нам придёт тот самый врач, у которого я наблюдаюсь по поводу зубов и, о том, что я хочу помочь ему с набором и распечаткой его профессиональных текстов. После этого потихоньку приступила к уборке квартиры и закупке продуктов.
Возможно, маме показалось подозрительным моё мытьё окон в середине сентября. Обычно, но не обязательно я, мою окна позже, в конце октября, непосредственно перед тем, как выпадет снег. Возможно, что-то другое в моём поведении выдавало моё отношение к предстоящему приходу врача, а точнее отношение к самому врачу.
Как знать? Мне казалось, что я стандартно готовлюсь к приходу тех, кого приглашаю к себе в гости и никакого особенного отношения к предстоящему приходу Виктора не выказывала. Тем более, что этого особенного отношения и не было. Я скорее устала от этих отношений, нежели хотела их. Мы были знакомы с Виктором уже около 8ми лет, наши отношения были завязаны, в основном, на моих зубах и его работе с ними.
Задним числом мне приходит в голову мысль, что мама моя вполне могла себе позволить в длительное моё отсутствие, например, в отъезд к дочери, прочитать, лежащую в столе рукопись романа «Моя последняя надежда». И, затем, потихоньку страдать от мысли, что я её дочь могу стать когда-нибудь счастливой с этим самым Виктором Викторовичем, а главное уйти от неё или уходить надолго, теперь, когда ей в одиночестве стало находиться невыносимо. Однако, это всего лишь, только то, что приходит в голову задним числом.
Мамино поведение в те дни мало чем отличалось от её поведения в другие такие же дни. Хотя было нечто, что могло бы меня насторожить. Так, например мама поздравила нас с дочерью с Днём Учителя во-первых, за пару недель до самого события. Во-вторых, мама подарила каждой из нас по 2000 рублей, изменив своей привычке, ограничиваться 1000-ю рублей.
4.
День, когда должен был придти Виктор, начался как обычно. Он начался с измерения мамой артериального давления и пульса, которые, кстати сказать, были нормальными. С утреннего кофе для мамы, которое я заваривала в турке практически ежедневно. А чуть позже мама засобиралась в магазин за продуктами и пошла одеваться к себе в комнату. Жуткая тишина, наступившая спустя несколько минут, после её ухода, заставила поспешить меня в её комнату. Мама лежала на своей кровати без сознания. Держа одной рукой тампон с нашатырём перед маминым носом, другой рукой я набирала на телефоне номер «Скорой помощи».
Приехавшая первая «Скорая помощь» сразу же приступила к снятию электрокардиограммы, у пришедшей в сознание мамы, и введению внутривенно лекарств, посредством системы. Врач «Скорой помощи» диагностировала повторный инфаркт и настаивала на госпитализации мамы в стационар МСЧ 7, где мама когда-то лечилась и больше лечиться там не хотела.
Не понимая серьёзности состояния мамы, я поддерживала маму в её желании оставаться дома и ждать участкового врача, а далее ехать на приём к кардиологу, у которого она наблюдалась в последние годы.
Чуть более года назад, я, проучившись на менеджера по продажам, собиралась на собеседование, надеясь устроиться на работу в одну из частных компаний. За полчаса до моего выхода из дому, наступила такая же жуткая тишина, как и в этот раз. Тогда мама впервые потеряла сознание. Тогда я впервые вызывала к ней «Скорую помощь».
В то утро повторного инфаркта у мамы не случилось. Маму оставляли дома до дальнейшего наблюдения участковым врачом или врачом кардиологического центра.
Мне было страшно при одной мысли о том, что однажды я могу вернуться к трупу. Поэтому, когда мама попросила меня не искать больше работы, говоря о моём нездоровье и о том, сколько случаев, когда наработавшись, люди не получали денег за свой труд, я пообещала ей это.
А в это время врач первой «Скорой помощи», судя по всему, начинала бояться, что не довезёт маму живой до того самого стационара, куда первоначально собиралась её госпитализировать. Она вызвала специализированную кардиологическую бригаду «Скорой помощи». Мы сошлись с ней на том, что если кардиологическая бригада решит, что госпитализация необходима, мама будет госпитализирована.
Через несколько минут, после приезда кардиологической бригады, мне было сказано, что мамы повторный и обширный инфаркт и что её состояние требует реанимационного отделения. Едва я успела подписать согласие на госпитализацию мамы, как у мамы наступила клиническая смерть. Мероприятия бригады второй «Скорой помощи» по возвращению мамы к жизни, закончились успехом, если об успехе, в данном случае, можно говорить. Мама задышала.
Приехавшая третья реанимационная бригада «Скорой помощи» госпитализировала маму в кардиологическое отделение Областной больницы, где за жизнь её боролись ещё одиннадцать суток.
Когда маму для госпитализации выносили из квартиры, за ней и над ней летело её астральное тело, которое для меня было столь же осязаемо, как и вся другая реальность, например сквозняк или сиденье дивана подо мною. В тот момент я чувствовала также, что мне даётся свобода и воспринимала эту свободу, как насмешку судьбы. Зачем теперь она мне была нужна?
Спасти маму, не дожившую четыре месяца до своего 80-ти летия, несмотря на все усилия врачей, не удалось. Врач патологоанатом Областной больницы, на мой вопрос о маминой голове, которая постоянно беспокоила лечащего врача мамы, ответил, что щадит мои чувства. Из этого я сделала вывод, что при возвращении мамы из состояния клинической смерти, врачу не удалось ей вернуть самое главное, мозг. Видимо, именно имел ввиду лечащий врач кардиологического отделения Областной больницы, когда, расспрашивая меня о маминой голове повторял: «а сердце бьётся».
В совпадении повторного инфаркта с днём назначенной встречи с Виктором, я увидела категорически запрещающий знак на дальнейшие какие бы, то ни было, контакты с ним. Мало того, что повторный инфаркт случился в день назначенной встречи с Виктором. В час назначенной этой встречи у мамы наступила клиническая смерть и это несмотря на то, что встреча уже была отложена. Как только приехала первая «Скорая», я сообщила об этом Виктору. Примерно за 4 часа до предполагаемой встречи.