И увеличила громкость:
я вот Петьке-участковому скажу, шоб посадил тебя на 15 суток за клевету!
Ну, ладно! Будет и на нашей улице праздник, пошли Ваня! оскорбился дядя Саша и решительно зашагал в соседский сад к скважине.
Чё ты хочешь, Сань? робко семенил друг следом.
Поглядуй на бабку да маякуй, приказал мститель. Око за око! и наступил на шланг.
Три раза баба Люба бегала к насосу и охала, руками всплёскивала. Поминала мать свою всуе, щёлкала тумблером. А на четвёртый отвлекся дядя Саша да раньше времени ногу-то и убрал. Заполошный крик спугнул всех воробьёв в округе: то соседка со шлангом боролась аки Георгий Победоносец со змием, и потерпела поражение. Шланг выскочил из рук, продолжил бесноваться на соседнем огороде. Через полчаса дядя Саша в траурном молчании обходил поле брани. Подсчитывал убытки.
М-да, сдвинул на затылок кепку дядя Ваня. Я буду мстить и мстя моя ужасна.
Ты ещё мне, огрызнулся дядя Саша.
История седьмая. Молоток
Дядя Саша из тех мужиков, что не перекреститься, когда гром грянет. У него с верой отношения из разряда «опилки для народа», что и говорить. Как-то он, будучи навеселе, вздумал высказать своё отношение к попам и батюшке Афанасию, в частности. Религиозному кружку старушек, что собирался на вечерние посиделки после трудов праведных у бабы Любы, соседки, в целом.
Знаю, сказал внезапный правдолюбец. Чем вы там на исповеди занимаетесь, старые клюшки!
И добавил ещё то самое слово, что нынче модно очень: женщины с низкой социальной ответственностью. После подробно обозначил кадило батюшки, его размер и амплитуду размаха.
Когда атеист бежал, выпадая из галош, до речки, то и не думал креститься. Жизнь и честь сохранила вода, в которую дядя Саша нырнул, не задумываясь. Плыл Чапаевым: загребал одной рукой, потому что второй грозил кепкой и продолжал сквернословить.
Был и ещё случай, в прошлой жизни, когда Фоме неверующему, не мешало бы изменить своё отношение к вере. Но, как он любит говорить, вальс всё тот же, пары те же.
Явился как-то, спустя 25 лет, к дяде Саше сын. Вот, когда гром грянул по деревне. Дядя Ваня даже обиделся слегка на друга за сокрытие факта о ребятёнке и потребовал сатисфакции. Пришлось тому раскрывать тайны Датского королевства.
Катюха моя, маков цвет была у меня. А маманя ейная та ещё тёща. Житья не давала. В общем зале поселила, и одно шмыгала. Хоть днём, хоть ночью. А я чё? Парень молодой, горячий, тока после армии. Мне смерть как охота супружеский долг отдать, аж пар из ушей валит.
Дядя Ваня понимающе хмыкнул, и поправил гармошку на коленках.
Ну, вешаю карниз как-то, молотком стучу. Тут Катюха забегает: маман на рынок свалила. Ох, и разогнали же мы скуку! И тут я, значится, мчу паровозом, да со свистом, в светлое будущее, как бабац! За ноги меня стягивают! А потом и за волосы. Кулаками молотят, знай, и визжат: тёща вернулась!
Я б убил! ахнул дядя Ваня.
Дак я и убил.
Как?! выпала гармошка из рук Ивана.
Молотком, обнакнавенно. По темечку. Уж больно разгорячён я был, не в себе. И в милицию сдался.
И чего?
5 лет, как с куста.
Мдаа, почесал репу дядя Ваня. Царствие небесное.
Тю на тебя. Жива она, чё ей сделается. Как у кошки 9 жизнев. А заявление забирать не стала. Катюху только, и привет. Ни слуху, ни духу. А ты говоришь, бог, бог, ухмыльнулся дядя Саша. Я в суде не молился-крестился, а теперь и подавно. Наливай!
Та налью, говорит дядя Ваня, и предупреждает. А бабок ты всё ж не дразни, Сашка! Не равен час молоток где бесхозный валяется.
История восьмая. Анубис, или египетская сила
Капитан сандалий и носка в дырочку, дядя Саша, за год до юбилея решил посетить больничку. Провериться, то, сё. Чтоб знаменательную дату встретить без подвоха, вроде усталой печени. «Бабы ягодки, говорит, а я огурцом буду». Завёл тарантайку, фуражку новую на вихры приладил, и вперёд. За здоровьем. Стрекочет «Ижачок», дядя Саша песенку насвистывает да по сторонам поглядывает. Сто лет никуда не выезжал дальше колхозного поля. А тут раздолье, смотри не хочу. В райцентр въехал в самом радужном расположении духа. Сейчас у врача раз-два, делов на полчаса, и домой. А там таранька, семачки, и пивко.
На крыльце поликлиники дядю Сашу чёрт дёрнул, не иначе, оглянуться. В раме из цветущей акации, на жёлтом фоне, с противоположной стены грозно взирал на прохожих не пойми какой египтянин.
На крыльце поликлиники дядю Сашу чёрт дёрнул, не иначе, оглянуться. В раме из цветущей акации, на жёлтом фоне, с противоположной стены грозно взирал на прохожих не пойми какой египтянин.
По-хо-рон-ное бюро нахальные буквы плясали в солнечном свете. Дядя Саша прищурился. А-ну-бис. Анубис! Вот те раз! А чё не «Нимфа»?
Будущий «огурец» являлся страстным поклонником и владельцем зачитанной до дыр книги «12 стульев».
Хотя. Нимфа, туды её в качель, разве товар даёт? процитировал сам себе в ответ дядя Саша, поражённый в сердце чьим-то злым гением маркетинга. Прямо внушает оптимизм будущее лечение. Прямо энтузиазм растёт как на дрожжах. Живенько так, ярко. И очень удобно: тут больничка, напротив похоронное бюро. Недалеко. Искать не надо. Если что на своих двоих добежать можно!
Неизвестно, сколько б ещё разглагольствовал дядя Саша, но тут дверь открылась.
Сестричка, обратился он к выпорхнувшей девушке. А как пациенты относятся к такому соседству?
К какому? удивилась медсестра.
Да к «Анубису». Репутация больницы не страдает, нет? Пациенты не смущаются? Не возмущаются? Главврач куда смотрит?
И что в этом странного, не понимаю вас? Полезное бюро, и рядом, сотрудница подвинула дядю Сашу плечиком, и начала спускаться. На последней ступеньке обернулась, ошарашила. И причём тут «куда смотрит»? Это вообще он открыл, частная контора! Приличная. И недорого.
Египетская сила! ахнул дядя Саша, и кубарем с лестницы, только козырек на голове подпрыгивает. Гиппократы хреновы, долечат до Анубиса, как есть говорю. Мафия!
Добежал до мотоцикла, схватился за руль:
Проверился, ага. Подайте шляпу и пальто, манал я ваши именины!
Лихо вскочил в седло:
Без меня, ребята, как-нибудь, без меня. А я пирамиды строить! До юбилея хватит!
История девятая. Завтра
Истинно говорю, не любят зелёные человечки посещать нашу Зимлю.
А что за человечки, ба? Гномы? Женьке совсем не спится. Да и как уснуть, когда такие истории?
Та яки гномы, унучок! Ще кажи планитяне! Любовь Афанасьевна быстро отвернулась от мальчика, перекрестилась мелко.
Ну, а кто тогда? Кто? внук присел на кровати, та скрипнула в ответ, сна ни в одном глазу. Эльфы?
Сам ты эльфа! потрепала баба Люба нежно вихрастую макушку. Апосля узнаешь, шо ж ты нетерпеливый, аж чувяки теряешь, казать не даёшь.
Ладно, ладно! Не буду больше, Женька уворачивается от бабулиной ласки, ныряет под одеяло. Я знаю кто, дядя Саша! Ты говорила он с зелёным змием дружбу водит. Значит, он!
Та не, трясутся плечи у бабушки.
Женька надулся было, что она хохочет с него, а потом вслед рассмеялся: представил соседа, как будто он в зелёнке весь, как крокодил. Вот зрелище-то! Нет, дядь Саша не зелёный человечек, точно! А вообще всё здесь удивительно: и бабушкин говор, и вода из колодца (страшно так глядеть в него), и помидор с грядки, и печь. Печь-то какая, а батарей нет. В первый же день проверил. И имя у бабушки чудное Любовь, и деревня странно называется, Пузырики, да и до лета бабушки как таковой не было. А тут нате, появилась как Мэри Поппинс из кино. Как в сказке!
До лета мама плакала, и говорила «никому мы не нужны». Покупала Женьке шоколадное яйцо и гладила по голове. Он злился, не верил. Папу ждал. Он придёт, и всё будет по-прежнему: футбол по воскресеньям, рыбалка по субботам. Прогулки по парку, и отец с фотоаппаратом наперевес: «Смотри, Жека, чудо какое!» показывал то на лист, яркий, с изумрудными прожилками, а на нём божья коровка, то на пенёк в обрамлении грибного семейства, как в воротнике, то на белочку, что, как заводная прыгала по веткам. А потом они вместе смотрели фотки и кивали да, да, вот эта получилась, и эта, а здесь ты смешной, Жека, а ты здесь, папа
А потом он ушёл. Мама стала плакать и говорить, что «никому мы теперь не нужны». А Женька стал злиться. И всю зиму ждал. Всю весну верил. А в первый день июня появилась она, баба Люба. «Вот вы где спрятались, Катя!» воскликнула. Пирожков привезла, и молоко в банке. Вкусноеее! Сперва мама не хотела с ней разговаривать, ушла на кухню. С волшебницей, конечно. Ну, а кто, если не она? Вот только Женька не мог тогда понять, добрая или злая? А незнакомая в тот момент бабуля протопала за Катериной. Закрылись.«Бу-бу-бу, бу-бу-бу», и не разобрать ничего. Но вот они вышли, светлые какие-то, и мама больше не ревела, улыбалась. Собрали вещички и на следующий день приехали в деревню. Катя вернулась в город через неделю, а Женька на лето остался. Чудеса!