Но все-таки передохнуть было надо. Для этого нашлось живописное местечко.
Дорога шла по возвышенности, внизу в полукилометре протекала речка. Через пологий берег, поросший травой и клочьями ракитника, была видна полуразрушенная плотина и остатки кирпичных стен на берегу рядом с плотиной. Противоположный берег был круче, он был покрыт лиственным лесом, уже побуревшим от первых осенних дождей, но то тут, то там в нем вспыхивали пламенеющие клены, а к самой воде спускались солнечно-желтые березы и розовеющие осины. От плотины в лес круто взбиралась старая дорога.
Был как раз полдень. Солнце стояло в зените, хоть и по-осеннему низко, и посылало прямые лучи в лес на противоположном берегу. Картинка была, как говорит Петрович, "закачаешься", сразу захотелось пройтись по верху плотины и кинуть камешек с нее в речку.
Здесь? спросил я.
Ну не на обочине же, ответила Алена.
Я аккуратно съехал с дороги и прямо по сухой траве, проваливаясь в небольшие ямки, поехал к разрушенным стенам. Cкоро я нащупал гравийную дорогу, по которой, наверное, к плотине подъезжали рыбаки. Вероятно, я съехал с шоссе слишком рано.
За разрушенными стенами нашелся и фундамент. В его центре зияло круглое отверстие, накрытое ржавой стальной конструкцией, в центре которой было отверстие. Сквозь ржавые поперечины был виден бетонный желоб, или канал, проходивший от края плотины и плавным полукругом снова впадавший в речку. Оглядев саму плотину, я понял, почему теперь в этом канале нет воды уровень входа в него был чуть выше уровня реки. А когда плотина действовала, в нем должен был быть серьезный поток.
Мельница какая-нибудь, сказал я.
Электростанция, Алена кивнула на стенку. На ней на одном гвозде болталась фанерная табличка с красной молнией и надписью "высокое напр". Кусок таблички был отломан.
Перекусим, предложил я, я пока поснимаю, а ты достань из багажника сумку. У меня там бутерброды. И термос.
Молодец, пуделек, Алена первый раз улыбнулась. У меня только кусок пиццы. Вчера девчонки засиделись, не доели.
Она ушла к машине, а я походил, разглядывая старые кирпичные стены со следами пожара, кострищем рыбаков на бетонном полу, банками из-под пива. Того, что я люблю снимать в старых зданиях коричневое от борьбы со стихией железо на фоне изъеденного эрозией камня было мало: только ржавый остов над колодцем и крюк с фаянсовыми изоляторами на самом верху. Все остальное уже унесли местные сборщики металлолома.
Пока я бродил по развалинам, Алена расстелила коврик, который я тоже взял с собой, и разложила бутерброды. Я сел на другой край, напротив нее, и начал разливать чай из термоса.
Мне не наливай, сказала Алена. Только дай крышку.
Я протянул ей белую крышку-чашку от термоса. Она полезла в свою сумку и достала плоскую бутылочку, наполовину наполненную коричневой жидкостью.
Извини, сказала Алена, укачало.
Она выпила и налила еще немного.
Извини, тебе не предлагаю. Мне жизнь дорога.
Ясно, ответил я. Тем более, девочки вчерашние.
Да, девочки, усмехнулась Алена.
Из-за уклона, на котором мы сидели, дорога наверху была совсем не видна. Судя по всему, по ней мало ездили в будни, только местные. Этот же уклон защищал нас от ветерка. От сухой травы пряно пахло осенью. Солнце, только-что перевалившееся через зенит, доставало и нас своими лучами.
Ты как, отошла?
Нет еще, минут десять посидим, ответила Алена.
Ну, я тогда позагораю, сказал я и стянул футболку. Куртку я снял еще раньше.
А я посмотрю, какая вода, Алена прошла, шурша травой, мимо меня и скрылась за кустом ракитника.
Не нырни там, крикнул я.
Постараюсь, донеслось из-за куста.
Минут пять было тихо. Я дожевывал третий бутерброд, размышляя о том, на какой минуте нужно будет идти спасать Алену. Если через пару минут не появится, значит, ей там за кустами совсем плохо после вчерашнего. Это, конечно, осложнит работу, но не мне. А мне даже на руку, слабость женщины увеличивает шансы мужчины.
Но Алена была в полном порядке. Даже более, чем в полном. Она появилась из-за куста и легко шла обратно, как ни в чем не бывало. При этом всю свою одежду, включая кроссовки, она несла в руках. Именно всю, поскольку на ней не было ничего.
Наверное, у меня был довольно глупый вид. По крайней мере, подойдя на расстояние пары шагов и глянув на меня сверху вниз, она усмехнулась. Но ничего не сказала, прошла, на секунду загородив гладким ухоженным телом солнце, и встала на свой край коврика.
Наверное, у меня был довольно глупый вид. По крайней мере, подойдя на расстояние пары шагов и глянув на меня сверху вниз, она усмехнулась. Но ничего не сказала, прошла, на секунду загородив гладким ухоженным телом солнце, и встала на свой край коврика.
Есть, чем вытереться?
Я через голову бросил ей свою футболку.
Это по-рыцарски, сказала она, не жалко?
У меня запасная есть.
Тогда, в качестве награды можешь вытереть мне спину.
Вытирая ей спину, я позволил себе немного вольности. Алена заметно напряглась и ткнула меня локтем под ребра.
Не твое. На место, пуделек.
Ну, так ведь и ничье, съязвил я. Пропадет золотой запас.
Я снова сел на край коврика, налил себе чаю и, уже не стесняясь, стал смотреть, как она одевается.
Если какая-нибудь местная бабка с дороги тебя увидит, скажет что-то вроде "бесстыжие городские понаехали".
Это не бесстыдство. Это чувство превосходства.
Превосходство над чем?
Превосходство совершенной формы над несовершенным содержанием, или его полным отсутствием.
Над чьим содержанием, сказал я, принимаясь за очередной бутерброд.
Над бабкиным. Или над твоим, тоже сгодится.
А форма чья?
Форма моя. Не твоя же. Посмотри на свой живот.
Мой живот, не доставлявший мне никаких хлопот, был вполне сносным. Переваривал все. Без восьми квадратиков, конечно, даже без четырех. Но не свисал же он над ремнем, как у некоторых. У самой Алены квадратики пресса проглядывались. Вот о какой форме она говорит.
Ну, не обижайся, Игорек. Она вдруг опустилась на колени и чмокнула меня в щеку.
Поехали.
И тут же вскочила. Очевидно, купание пошло ей на пользу.
Всю оставшуюся дорогу, кроме последнего тридцатикилометрового участка, она болтала без умолку. Рассказывала про своих подружек. Через полчаса я знал их всех по именам.
Я тебя с ними познакомлю. Скажу, что ты фотограф, а ты и на самом деле фотограф, они сразу будут на крючке. Каждой портфолио. С каждой отдельно. Ты же кучерявый, они мимо такого не пройдут. Ольга точно не пройдет. А она такая звезда!
Я слушал ее, крутя руль одной рукой, и думал о том, что подружки и особенно Ольга, очевидно очень хороши, но все-таки они мне неинтересны. Тем более, что Олю эту я уже видел сначала в прошлом году, когда она приезжала за чем-то к Алене в офис, а потом на рекламе спортклуба, где она занимается. А там своих фотографов хватает.
Меня больше занимало то, что короткий поцелуй на берегу до сих пор жег мне щеку, конечно, не в буквальном смысле. То есть не выходил из головы. И все ее тело, блестящее и влажное от воды, бархатистая кожа и родинка на плече тоже занимали мозг. Пес в "Люди в черном" сказал бы коротко и честно: "Ты на нее запал". В каждом из нас живет такой смышленый пес.
Вот о чем я думал, крутя руль. Мы проехали по центральной улице того самого городка Л, которая вела мимо рынка. Перед рынком все обочины были заняты местными бабулями и дедулями, с коробок и ящиков торговавших своими урожаями. Нам были видны их спины, сгибающиеся над кучками свеклы, репы, зелени, ведрами картофеля. В этих наклонах не было угодливости и лести перед покупателями. Грибники стояли отдельно, почти за каждым стоял потрепанный российский мотоцикл или мопед.
Классный кадр мотоциклы на фоне торгового ряда, сказала Алена.
Фотографировать в спину то же самое, что стрелять в спину, ответил я.
Эта мысль только что пришла мне в голову, и я понял, почему крутые фотографы действительно не снимают со спины. Издалека да, как снайперы, но в спину никогда. Наверное, в каждом фотографе живет военный корреспондент, а съемка в спину к тому же означает, что ты отстал, то есть проиграл.
Деревню «К» мы проехали по грунтовке. В деревне был магазин, закрытый на висячий замок, и колодец с " журавлем". Зеленая краска на стенах магазина пообтрепалась и облупилась, зато возле колодца стоял пламенеющий клен, и все вокруг него было покрыто алым ковром. На этом волшебном ковре смуглый мальчик натягивал цепь на звездочку велосипеда. Я остановился, опустил стекло и крикнул ему, правильно ли мы едем к фермеру А. Он не ответил, зато из-за ближайшего забора показалась женщина в цветастом платке, махнувшая рукой в ту сторону, куда я, собственно, и так ехал.
На выезде из деревни стоял столб. К столбу был прибит ржавый почтовый ящик, и ниже ящика тоже ржавый и погнутый знак "проезд запрещен", в народе известный как "кирпич".