Плавучий мост. Журнал поэзии. 4/2019 - Коллектив авторов 4 стр.


«Идут по вип-персонной »

  Идут по вип-персонной 
  По жизни центровой 
  Сережка с Малой Бронной
  И Витька с Моховой.
  Практически Европа.
  Цивильная толпа.
  Услуги барбершопа,
  Веган-кафе и спа.

У всех живущих в Центре 
Особый кругозор:
И BMW, и Bentley 
Заставлен каждый двор.
И прочно пусть нелепо! 
Роднит одна земля
С агентами Госдепа
Прислужников Кремля.

Стритрейсер по наклонной
Летит как чумовой 
Сережка с Малой Бронной
Иль Витька с Моховой?
В хоромах эксклюзивных
Который год подряд,
Наевшись седативных,
Их матери не спят.

Сплошные биеннале.
Хотя не тот задор,
Кураторы в подвале
Ведут привычный спор:
Почти во всякой фразе 
«Контемпорари-арт».
Как лох так ашкенази,
Как гений так сефард.

Но если кто из местных,
То ты за них не сцы!
Сидят в высоких креслах
Их деды и отцы:
Фанаты рок-н-ролла,
Любители травы.
Одни из комсомола,
Другие из братвы.

Но всем с периферии
Девчонкам, что ни есть,
За столики пивные
Возможность есть подсесть 
С улыбкою нескромной
И с целью деловой
К Сережке с Малой Бронной
И к Витьке с Моховой.

И, влезшие счастливо
В шикарные авто,
Под крафтовое пиво
О тех не вспомнят, кто
За этот кайф бездонный,
За праздничный настрой
В полях за Вислой сонной
Лежат в земле сырой.

«Белый день заштрихован до неразличимости черт»

   Белый день заштрихован до неразличимости черт.
   Я свернул у моста, а теперь мне, должно быть, налево
   Я иду вдоль реки, как дотла разорившийся смерд:
   Без вины виноват, ни избы не осталось, ни хлева.

Нынче ветрено, Постум, но что они значат ветра,
С совокупностью их, с направлением, с силою, с розой?
Не пришедших домой тут и там заберут мусора;
Что рождалось стихом, умирает, как правило, прозой.

Ничего никогда никому не хочу говорить,
Повторяя себе вопреки непреложное: «Скажешь!»
До того перепутана первопричинная нить,
Что её и петлей на кадык просто так не повяжешь.

С чешуёй покрывает по самое некуда вал,
Никакого житья всё равно, будь ты фейк или гений.
Я живу у моста. Я на нём никогда не бывал
И считаю, что это одно из моих достижений.

«Снова слышишь?  в поле звук »

  Снова слышишь?  в поле звук 
  Это ДШК 
  Встаньте, дети, встаньте в круг,
  Чтоб наверняка.
  Встаньте, дети, как один 
  Вместе веселей! 
  Из подвалов, из руин,
  Изо всех щелей.

Невозможной синевы
Небо из окна.
Где в войну играли вы 
Пятый год война.
Приумножилось разлук
В стороне родной;
Ты мой друг, и я твой друг,
Посиди со мной.

Что сказать тебе хотел,
Не скажу пока:
Снова слышишь?  артобстрел,
Снова ДШК.
Ржавый танк, как старый жук,
Загнан в капонир.
Встаньте, дети, встаньте в круг,
Измените мир.

Чтоб над каждой головой,
Чистый как кристалл,
Невозможной синевой
Небосвод сиял.
Хватит горестей и бед,
Тех, что искони!..
Дети встанут, и в ответ
Скажут мне они:

 Снова слышишь?  в поле звук 
Залповый режим.
Ты мой друг, и я твой друг,
Мы давно лежим
Там, где тянется в пыли
Лесополоса
И звучат из-под земли
Наши голоса.

Провинциальный роман(с)

Среди лая жучек и трезоров
Ночью, по дороге на вокзал,
Мастерицу виноватых взоров
Кто-то проституткой обозвал.

Здесь такое часто происходит 
В подворотнях, пьяные в дрова,
Так гнобят друг друга и изводят
Верные поклонники «Дом-2».

Но беду не развести руками,
Если ты нечаянно свернул
В переулок, прямо за ларьками,
Где открыт последний ПБОЮЛ.

Там, тая недюжинную силу,
Собраны, слегка возбуждены,
Ожидают нового терпилу
Местные, «с раёна», пацаны.

Впрочем, вру: не говорить пристрастно
Первый твой завет, постмодернист!
Здесь таких, настроенных опасно,
Нет как нет, давно перевелись.

Но не всем пока ещё по силам
Изменить себя и уберечь:
До сих пор барыжит «крокодилом»
Маленьких держательница плеч.

Но, глядишь, завяжет понемногу,
На траву и смеси перейдёт.
Молодым везде у нас дорога,
Старикам везде у нас почёт.

Если в рай ни чучелком, ни тушкой 
Будем жить, хватаясь за края:
Ты жива ещё, моя старушка?
Жив и я.

«Который год в тюрьме моей темно»

«Который год в тюрьме моей темно»

   Который год в тюрьме моей темно
   И море на отшибе колобродит;

И, может, лучше, что ко мне давно,
Как к Евтушенко, старый друг не ходит.

А постоянно ходят оh my God! 
Лишь те, что называются «с приветом»

В моей тюрьме темно который год,
Как в келье с отключённым Интернетом.

И женщина, которая акме,
Давно со мной не делит страсть и негу.

Который год темно в моей тюрьме,
Да так, что лень готовиться к побегу.

Патриотический роман(с)

Почти ничего не осталось от той, что любила меня,
Быть может, лишь самая малость, какая-то, в общем, фигня;
Ничтожная жалкая доля от чувств, что питала она:
Навязчивый вкус алкоголя; рельеф обнажённого дна.

Мы зря перед Смертью трепещем, напрасно о близких скорбим;
Внизу, среди впадин и трещин, во тьме отступивших глубин,
Доверчиво, просто, по-детски сказала, прощаясь, она:
«Не нужен мне берег турецкий, и Африка мне не нужна».

Я век коротал в бессознанке, но чуял, как гад, каждый ход.
Прощание пьяной славянки запомнил без знания нот.
На смену большому запою приходит последний запой;
А мы остаёмся с тобою, а мы остаёмся с тобой,

На самых тяжёлых работах во имя Крутого Бабла;
Я век проходил в идиотах; ты медленно рядышком шла.
Меняя своё на чужое, чужое опять на своё,
Мы вышли вдвоём из запоя Почти не осталось её.

Щекой прижимаясь к отчизне, в себе проклиная раба,
Мы жили при социализме, а это такая судьба,
Когда ежедневную лажу гурьбой повсеместно творят
И делают то, что прикажут, и действуют так, как велят.

Летят перелётные птицы по небу во множество стран,
Но мы не привыкли стремиться за ними ты помнишь, как нам
Не часто решать дозволялось, в какие лететь ея?
Почти ничего не осталось от той, что любила меня.

Все трещины, впадины, ямки: рельеф обнажённого дна;
Прощание пьяной славянки; родная моя сторона;
Простые, но важные вещи как воздух, как гемоглобин.
Мы зря перед Смертью трепещем, напрасно о близких скорбим.

Где рухнула первооснова, там нет никого, ничего:
Мы не полюбили чужого, но отдали часть своего.
Уверенно, гордо, красиво не знаю, какого рожна:
«Таков нарратив позитива»,  сказала, прощаясь, она.

Быть может, лишь самая малость и кончится это кино:
Унылый столичный артхаус, типичное, в общем, говно,
Но нам от него не укрыться в осенней дали голубой,
Летят перелётные птицы, а мы остаёмся с тобой.

«Заболев, я думал о коте»

  Заболев, я думал о коте:
  С кем он будет, ежели умру?
  О его кошачьей доброте,
  Красоте; и прочую муру

Думал я и спрашивал: ну вот,
В душной предрассветной тишине
Так же, как ко мне подходит кот, 
Подойдут ли ангелы ко мне?

И пока расплавленный чугун,
Застывая, сдавливает грудь,
Будь бобтейл он или же мейн-кун,
Без проблем забрал бы кто-нибудь.

Вьюгой завывает месяц март,
Провожая зимушку-зиму,
В подворотне найденный бастард
Нужен ли окажется кому?

Если доживу до декабря,
Буду делать выводы зимой:
Те ли повстречались мне друзья?
Те ли были женщины со мной?

Никого ни в чём не обвиню.
И, когда обрадованный кот
На кровать запрыгнет,  прогоню:
Он не гордый, он ещё придёт.

Без обид на свете не прожить;
Но, когда настанет мой черёд,
Сможет ли Господь меня простить
Так же, как меня прощает кот?

На прощанье

Снова море колобродит:
Посреди дождя
То уходит, то приходит,
Плачет, уходя.

Недоедено хинкали;
Сквозь прибрежный гул
Из динамиков в курзале
ДДТ олд скул.

Подыграй, прикинься Музой,
Пеной и волной,
Где курортник толстопузый
Плавает с женой.

Хватит жить всеобщим горем,
Раны бередя;
Подыграй, прикинься морем,
Небом без дождя.

Так, как будто бы любила 
Сотвори добро,
Пожалей, как Коломбина,
Своего Пьеро.

Чтоб услышал, на прощанье,
Как когда-то, я:
Шёпот, робкое дыханье,
Трели соловья.

«Когда строку диктует чувство»

  Когда строку диктует чувство,
  Стихи выходят не всегда.
  Живу легко и безыскусно:
  Гори, гори, моя звезда.

Поговорим о том, об этом,
Любой поэт Полишинель.
И тёмный ждёт с далёким светом 
Нас всех туннель.

Твоим делам, твоим работам
Дадут оценку наверху.
А если так тогда чего там! 
Какого ху?.. 

Без сожаления, невинно
Бери чужое просто так:
Льёт дождь. На даче спят два сына,
Допили водку и коньяк.

Они с утра разлепят веки, 
Во рту как будто сто пустынь.
С похмелья братья все! Во веки
Веков. Аминь.

Они с утра разгладят лица
И под глазами волдыри;
Но нечем, нечем похмелиться! 
Звезда, гори!

Себя почувствуют, бывало,
С чугунной сидя головой,
В глуши коленчатого вала,
В коленной чашечке кривой.

Когда волна галлюцинаций,
Заполнив мозг, спадёт на треть,
Им вновь захочется смеяться,
Кричать и петь.

Но не напишется нетленка,
Когда полжизни пополам;
И будет низкая оценка
Любым делам.

Кто бросил пить, всего помимо,
Тот знает рай и видел ад.
На даче спят непробудимо, 
Как только в раннем детстве спят.

«Тот человек, что подобрал котёнка»

Назад Дальше