Марина, ты выработала хорошие традиции писать каждую неделю, но почему-то изменила. Пиши!
Ты боишься за детей. Напрасно. Умеющий ненавидеть может крепко любить. Ведь ненависть к врагам порождает любовь к друзьям, к родине. Твои девочки, ненавидя врагов, будут любить воинов. Привет им. Пусть и они напишут мне.
Марина, всё-таки пора бы показать себя, хоть фотографией, но если это трудно, то не надо. Внешность роли не играет.
Ещё раз предупреждаю, что внезапно я могу лично явиться к вам. Ну тогда-то поговорим и обсудим: что такое «не везёт» и как с ним бороться.
Прости, Марина, что пишу каракулями, это не почерк. Могу писать и по-другому, и это неуважение к тебе. Жду от тебя длинных писем, как мой боевой путь. Рад им, Марина. Немного некрасиво с твоей стороны, что ты не сообщила имя и отчество твоей матери. Итак, жду писем.
Привет всем твоим родным и твоим детям. С горячим приветом, Ган
Я лучший друг тебе и всё
29.12.43
Милая, милая Марина!
Получил твоё письмо. Сознаюсь, что давно ждал его, и было немного больно и обидно, что появился перерыв. Всё это я объяснял странностью нашего знакомства, в котором недоверие вполне естественно, поэтому не обиделся, прочитав упрёк в том, что я способен втихомолку смеяться над тобою. Смешная, глупая девочка! Ведь в нашей дружбе нет тех примесей, которые портят дружбу: внешность, одежда, поступки, иногда просто какой-либо световой эффект. Нет! Вот и мама твоя, и Галка, и твой, очевидно, седой и солидный отец стали мне близкими.
О, какое спасибо тебе за твоё предложение о доме. Как добивался я отпуска в Москву и не теряю надежды, почему и попросил номер телефона, чтоб созвониться.
Марина, ну ты не понимаешь, как я рад письму. Давай бросим упрёки и недоверие. Я лучший друг тебе и всё.
Да, я называю себя стариком. Мне 33 года, но Марина, тебе не понять мою жизнь. С 7 лет я жил «в людях», с 16 лет жил и учился самостоятельно, изъездил весь СССР, работал кинофоторепортёром, плотником, писателем, художником, ходил пешком, голодал; 3-й год в боях и мне дают 40 лет! Ведь раны, мороз, лишения не проходят даром, и ордена на солдатской груди с неба не падают.
Милая Марина, как много чувств в твоих словах, что меня ждут дети. Я это знаю и бьюсь за право спокойно смотреть в детские глаза и требовать, будучи исполнителем сам.
Относительно ног. Зажили. Осталась лёгкая хромота, так что за меня не беспокойся. Я выживу всем смертям назло.
Итак, брось свои сомнения насчёт подсмеивания и прочую чепуху. Уж если я назвался другом, то ради дружбы готов сделать многое.
Пиши. Помни, что я не всегда смогу ответить вовремя, но это не значит, что я забыл.
Желаю счастья, здоровья и радости. С Новым годом.
Приписка на обороте «треугольника»:
Да, я хочу увидеть друга, но рад и письмам. По письмам, логике и смыслу писем, я уже знаю тебя.
Посылаю письмо твоим детям. Наладим переписку постараюсь её сделать интересной. Привет тебе от моих друзей, вот сидит Ивакин.
Марина, прошу, посылай в письмах листки бумаги, только линованной. Пиши о театре, о новых книгах и шли вырезки стихов, очерков.
Ещё перечёл письмо. Глупая Марина, как ты можешь думать, что я способен смеяться над дружбой.
Не хочется кончать письмо, но что можно сказать бумажным языком? С каким удовольствием сейчас помолчал бы вместе.
Ну, спи спокойно! А я ещё немного постараюсь подумать о своём недоверчивом друге.
Да, учиться трудно
29.12.43
Товарищи пионеры и школьники, к борьбе за дело Ленина-Сталина будьте готовы!
Боевой вам привет от учителя-солдата!
Сегодня получил письмо от моего и вашего друга тов. Гиндиной с радостным известием, что вам вручают новые ученические билеты, в которых страна предъявляет вам 20 требований. Поздравляю!
Хочется пожелать вам счастья в жизни, а я уже третий год бьюсь за это счастье. Мечтаю снова быть с детьми, потому что люблю детей, как любит каждый учитель.
У нас тоже есть требование присяга. Ради неё мы идём на смерть, и можете ли вы любить того, кто, испугавшись трудностей боя, скроется от требования совести? Нет, таких любить нельзя. Но не этими людьми держится жизнь.
Иные из вас требуют помощи
Под огнём противника остался наш раненый боевой товарищ. Но гибнет товарищ, и мы, обстреляв противника, прижав его к земле, спасём друга.
Иные из вас требуют помощи
Под огнём противника остался наш раненый боевой товарищ. Но гибнет товарищ, и мы, обстреляв противника, прижав его к земле, спасём друга.
Как же можно терпеть, что у вас отстаёт товарищ!
Да, учиться трудно. Но как вы думаете, на фронте легко?
Не завидую и вашим учителям, которые взяли на свои плечи тяжесть оставленного нами труда. Они отдают всё, а главное покой и здоровье, это почти одно и то же, что и жизнь: двойная нагрузка, Хеопсова пирамида тетрадей, в результате бессонные ночи, переутомление, расслабленные нервы, а тут ошибки, неприготовленные уроки, шалости.
Мы свято чтим своих командиров, потому что они ведут нас к победе, этого мы требуем и от вас.
Но я верю, что нарушений не будет, и мы будем друзьями.
Прошу прислать мне экземпляр ученического билета, и, если не обиделись на письмо и на мои требования, пишите. Будем друзьями.
Желаем вам счастья и успехов!
Гвардии старший сержант, трижды орденоносец,командир взвода автоматчиков: КротовГвардии старший сержант, дважды орденоносец,награждён четырьмя медалями, парторг: Ивакин.Брось разные подозрения
1.1.44
С Новым годом!
Марина, прочитал ещё и ещё раз твоё письмо. Странные мысли лезут в твою голову: тебе становится трудно писать, потому что в голову лезут какие-то сомнения, подозрения. Дорогая, да ты не слишком ли горячо ценишь дружбу? Ведь это похоже на ревность, то есть на подозрения в унижении твоих лучших чувств. Нет, милый друг, ни в дружбе, ни в других хороших чувствах я не изменял, как не изменял родным в тяжёлые минуты, когда положение казалось безнадёжным. Так разве я такой подлец? Нет. По правде, мне тяжело было, когда твои письма прекратились, но вот оно пришло. Мы друзья по-прежнему. И брось разные подозрения. Я пока ещё твёрд.
Марина, будет время ты узнаешь меня ближе. И увидишь, что другом я могу быть.
Итак, пиши, не дожидаясь писем. Пиши не как другу, а как своей подруге, которая не живёт, как реальный субъект, но ей доверено то, что есть в голове и груди.
Стоп! В лирику полез, а солдату там делать нечего. Спи спокойно, а я проведу рукой по твоим волосам. Ганя
Тебе пишу очень часто, но прочту и порву
11.1.44
Милая Марина.
Ты читала рассказ Горького «Болесь»4? Вот почти то же переживаю я. Я, правда, не пишу писем сам себе, но я придумал тебя, полюбил тебя чистой, платонической любовью, и твои письма, которые ввели меня в школу, в театр, в тёплый круг твоей семьи. Иногда я играю с Галкой, иногда пикируюсь с Деей, шучу с твоей мамой и часто беседую с тобой. И становится грустно, когда нет писем. Тебе пишу очень часто, но прочту и порву ерунда. Хочется сказать что-то хорошее, но не выходит.
Паузы в письмах от тебя мне вполне понятны: так неестественна и странна наша дружба.
А ведь, Марина, я чуть не попал к тебе в Москву. Мне дают назначение для лечения ноги (электропроцедуры), но как-то всё откладывал, да и лечиться я не люблю. В больницы попадал только в бессознательном состоянии (три раза в жизни). Но, быть может, приеду.
Задержало ещё одно обстоятельство: награждают третьим орденом Красной Звезды. Получится не грудь, а млечный путь. Ну и хотелось чем-то оправдать это.
Марина, если можно, пришли фото, с Галкой, или даже с отступником педагогической веры, или с девочками школы, или одну. Буду рад.
Спроси отца, сможет ли он оказать мне содействие в лечении. Что там, я не знаю: ревматизм или ещё какая ерунда. Правда, неудобно пользоваться знакомством, но если я буду лечиться, то хотелось бы избавиться от всей этой гигиены больничной. Натура у меня неспокойная. Ни в медицинские, ни в педагогические нормы я не укладываюсь. А поехать и не полечиться тоже нельзя. Болит при прыгании и резких поворотах.
Ну, надоел я тебе с больничными охами но учти, что пишу в исключительно грустную минуту, такие бывают очень редко.
Пиши, а я пока кончаю. С приветом, Ган
Для меня это было очень романтично
(из «Бавыкинского дневника»)
Мы с Ганей начали переписываться. Потом мы от школы отправили ящик с подарками для бойцов ганиной роты (кисеты с махоркой, тетради, книжки, рукавицы и т.п.). Бойцы написали индивидуальные письма с благодарностями девочкам. А тем временем мы с Ганей продолжали переписку и заочно друг другу очень нравились. Для меня это было очень романтично: переписка с солдатом, фронтовиком! Письма я читала вслух домашним, они были остроумные, хоть и с ошибками. Ошибки я исправляла и указывала, как правильно писать. Ганя не обижался